Россия распятая
Шрифт:
Надеюсь, что письмо мое Вас немного успокоит относительно Ильюши. Ведь не можете же Вы предполагать, что мы к нему относимся недостаточно сердечно. Подумайте, в какое тяжелое время мы его взяли к себе, разве уж одно это не доказывает отношения наши – к нему?
Ильюша сам Вам собирается ответить. Я не надеялась, что он достаточно полно и подробно напишет о своей жизни здесь, поэтому решила сама Вам написать.
Желаю Вам, Наталия Никитична, всего лучшего. Об Ильюше не беспокойтесь.
Ксения Глазунова [10] .
20. 08.1942
Милая Асюша!
Получил твое письмо от 7 августа. «Нас теперь двое – и трое сирот». Сначала я не понял до всей глубины твоей фразы… Лилечки не стало, какая пустота от этого! Бедная, седенькая, тихая, жаль до ужаса Аллочку, как ее любил Рудя, всегда ласково, ласково с ней говорил… Еще узнал, написала Евгения Александровна Толмачева, что Таня и Аня Карпинские умерли! Это какая-то гигантская коса смерти…
10
К с е н и я Евгеньевна Глазунова – жена Михаила Федоровича, брата отца.
Мои планы уехать в район рухнули, не пригласил директор совхоза, кому нужен старик с нищенско-склеротическим лицом? И о какой тишине вокруг меня ты пишешь, родная? Здесь такая металлургическая оживленность, денно и нощно Урал кует оружие, пылают домны, гудят паровозы. Трамваи соединяют все бесконечные промышленные поселки. «Природы» я еще не видел, не считая линии парка с соснами и шиповником… в поселке, напоминающем чем-то Ольгино…
…Посылаю письмо Кс. Глазуновой, оно очаровательно по упоению бытом. Ильюше не плохо, он будет здоровым человеком, ноне… знавшим ласки…
Спасибо, Асюша, что пишешь. Я ещё не могу «привыкнуть» к тому, что нет мамочки и Коки – и Олечки, и Лилечки и Руди, и Сережи…
Обнимаю тебя, моя стойкая сестра. Желаю сил, стойкости и здоровья.
Твой брат Валериан. Привет Коле.
10. 09.1942 год.
…Дядю Мишу перевели в Москву. Получила ли ты его письмо, где он пишет о моем усыновлении? Напишите с д. К. черным по белому: если все будет хорошо и когда война кончится, усыновите ли вы меня или нет?
12. 10.1942 год.
Я нарисовал композицию «1812 год» («Отступление»), на первом плане костер, сидят французы, на заднем – кибитка. На облучке Наполеон, вокруг солдаты. Тоня говорит, что хорошо. Потом «Дубровский». Первый план: аллея, деревья и идет Маша; на заднем – беседка, а в ней Дубровский. Начал также «Дубровский. Поджог дома». Я так вспоминаю освещенную квартиру и Джабика, Ляку, Бяху. И все вы – издали мерцающее сияние. Неужели все потеряно? На каждой обратной стороне рисунка пишу. «Посвящаю Ляке». Она так любила смотреть мои рисунки. Я представляю себе, что ночью они все у меня летают по комнате. Ляка заботливо укрывает меня, целует. Мне вчера снилось, что и ты здесь, смотришь на меня карими глазками…
Получили ли Вера Берхман и дядя Коля мои письма?
15. 10.1942 год.
…Если я не пишу, то только потому, что некогда. Не думай, что я вас забыл, нет.
15. 10.1942 год.
11
В. К. Флуг – А. К. Монтеверде. Валериан Константинович Флуг, брат матери, был выслан в 30-е годы. Его жена и дети были также репрессированы.
Пишу тебе при лампе, у нас богатое освещение: две керосиновые лампы и одна коптилка Шик?! Я прикреплен к столовой (сельповской). В ней обедают служащие сельсовета, учителя и т. д., и всех сирот туда…
…Ходим с Васей, моим товарищем, в школу вместе, он заступается за меня. Из нашего класса я вчера повалил самого-самого сильного – Микотаху.
Тетя Ксения и Тоня добрые тоже. Они ко мне хорошо относятся. Бабушка связала мне чулки из шерсти и сшила из Лякиного пальто костюм. Тоня с тетей Ксенией из-за меня (так как я иду в школу в 8 часов) рано встают, чтобы приготовить мне завтрак, ведь, верно, они хорошо относятся?!
Только что нарисовал композицию: кладбище на первом плане, старушка с мальчиком. Тоня и тетя Ксения говорят, что хорошо. Сделал наброски, как хозяйка Марфа Ивановна прядет шерсть.
29. 10.1942 год.
…Как дела? Спасибо за открытки, не трать деньги, пригодятся. Написал тебе дня три назад письмо. Вообще я пишу 2-3 раза в неделю. Получаешь ли ты письма?… Я теперь много рисую. Получил вырезку из газеты про зверей.
Глупо, Ляка умерла и все остальные, а обезьяны живы…
5. 11.1942 год.
…Атюнечка, дорогая, не бойся за меня, что мальчишки будут бить. Я сумею дать отпор. За меня заступается товарищ Вася, мы с ним очень дружим (конечно, не потому, что он заступается), я сегодня был у него на втором этаже (он в 7 классе), потом стал спускаться вниз. Две девчонки здесь – не чета городским – сильные, хотели согнать меня с лестницы вниз, стали дергать. Я в грудь – бац! Смылись! Завел стальную высекалку (от рашпиля), кремень и трут – в любую минуту могу прижечь…
3. 01.1943 год.
С новым годом! Дорогая Атюничка, как дела? Получил позавчера твои письма (короткие) 6 «Зимними играми школьников» и 2 – с карточками. Подарил первую карточку бабушке, она была очень рада, все смотрит… Также получил «Историю древнего мира» – учебник для 5-х классов, и «Мифы Древней Греции»…
6. 01.1943 год.
…У нас была елка! Увы, бедная. Все украшения сделал я одними красками, из картона, потому что бумаги никакой не было. Без подарков, мне бабушке подарить совершенно нечего. А она мне подарила галстук, резиночку для стирания (для рисунков) и шоколада вот столько!!! Я ее, конечно, угостил, потому что у нее совсем нет, последний отдала. Расставил все фотографии. Всплакнул. Горько, что все умерли…