Россия в 1839 году (не вычитано!)
Шрифт:
Астольф де Кюстин Россия в 1839 году
дамы, плывущие вместе со мной в Петербург, стараются говорить по-французски, как мы, и, за очень редкими исключениями, им это удается. Вчера на нашем корабле случилось происшествие, обнажившее скрытую сущность многих характеров.
В этом году, памятуя о недавнем пожаре на борту "Николая I", пассажиры сделались особенно пугливы; надо признать, что состав экипажа отнюдь не способен придать им бодрости. Капитан -- голландец, лоцман -- датчанин, матросы -- немцы, не являющиеся притом уроженцами прибрежных земель,-- вот кому вверено русское судно.
Так вот, вчера после обеда все мы собрались на палубе; светило солнце, дул свежий ветерок,
Мы находились в центре самого широкого участка Балтийского моря; к востоку от нас был Финский залив, к северу -- Ботнический; до берега, в какую сторону ни посмотри, было очень далеко. Все хранили суровое молчание, предаваясь мрачным воспоминаниям; больше всех тревожились самые суеверные. По приказу капитана двое матросов бросили лот. "Все ясно, мы сели на мель", -- произнес женский голос; то были первые слова, нарушившие тишину с того мгновения, как машина застопорилась; до этого испуганные пассажиры слышали лишь не слишком уверенные приказы капитана, интонации и поведение которого не внушали надежды на благополучный исход. "В котле слишком много пара, и он вот-вот взорвется", -- добавил другой голос. В этот миг матросы принялись готовить шлюпки к спуску на воду. Я молча вспоминал мучившие меня предчувствия: выходит, не из пустого каприза хотел я отказаться от этого плавания. Взгляды мои обращались в сторону Парижа.
Княгиня Л ***, не отличающаяся крепким здоровьем, разрыдалась; без сил, почти без чувств, она шептала, глотая слезы: "Умереть вдали от мужа!" -- "О, зачем мой муж здесь!" -- воскликнула в ответ юная княгиня Д ***, прижавшись к плечу князя; никто не ожидал подобного мужества от этой хрупкой, стройной и изящной женщины с нежными голубыми глазами и тихим, певучим голосом. Тень из поэмы Оссиана перед лицом опасности превратилась в героиню, готовую^ храбро снести все испытания.
94
Письмо пятое
Любезный толстяк князь К *** не шелохнулся, не изменился в лице; свались он со своего брезентового кресла прямо в море, он и тут не утратил бы невозмутимости. Экс-улан, сделавшийся негоциантом и оставшийся комедиантом, строил из себя покорителя сердец, невзирая на лета, и записного весельчака, невзирая на опасность: он принялся напевать арию из водевиля. Молодечество это неприятно поразило меня; мне стало стыдно за Францию, где тщеславие не брезгует никакими способами произвести впечатление; истинное нравственное чувство не преступает границ ни в чем, даже в презрении к опасности. Американцы продолжали читать; я наблюдал за попутчиками. Наконец капитан приблизился к нам и сообщил, что гайка на одном из поршней машины сломалась, но скоро ее заменят и через четверть часа мы продолжим наш путь.
Тут страх, который каждый сдерживал, как мог, вылился во всеобщее веселье. Все принялись рассказывать о своих мыслях и опасениях, все стали смеяться друг над другом; впрочем, чем бесхитростнее люди признавались в своей трусости, тем меньше навлекали на себя насмешек; таким образом, этот вечер, начавшийся очень печально, продолжился с превеликой веселостью; пассажиры пели и танцевали до двух часов ночи и даже позже.
Безграничное почтение, питаемое мною к истине, принуждает меня заметить, что во время
Перед тем, как пожелать мне спокойной ночи, князь К*** любезно поблагодарил меня за внимание, с которым я слушаю его рассказы: хорошо воспитанного человека, сказал он, видно по тому, как он притворяется, что слушает собеседника.
– - Князь,-- отвечал я,-- самый лучший способ притворяться, что слушаешь,
– - слушать на самом деле.
Князь повторил мой ответ и расхвалил его сверх меры. Когда имеешь дело с людьми остроумными и доброжелательными, ни одна твоя мысль не только не пропадает, но, напротив, начинает играть новыми красками. Очарование старинного французского общества зиждилось во многом на готовности каждого позволить блеснуть другим; между прочим, этому безвозвратно утраченному умению мы обязаны не меньшим числом побед, нежели отваге наших солдат или гению наших полководцев. Хвалить труднее, чем хулить; для этого потребен ум гораздо более тонкий; кто умеет все оценить по заслугам, тот ничего не презирает и чуждается насмешек; завистники же только и знают, что бранить всех и вся; ревность они выдают за здравый смысл, а поддельное здравомыслие всегда насмешливо; именно эти дурные чувства отнимают сегодня у жизни в обществе всю ее приятность. Истинно вежливые люди, притворяясь добрыми, становились таковыми на самом деле. 95
Астольф де Кюстин Россия в 1839 году
Не моя заслуга, что я внимательно слушал князя К***; две из рассказанных им историй убедят вас в этом.
Мы проплывали мимо острова Даго, расположенного у берегов Эстонии. Край этот печален, холоден и безлюден; природа здесь выглядит не столько могучей и дикой, сколько голой и бесплодной;
она, кажется, грозит человеку не столько опасностями, сколько скукой.
– - Здесь случилось одно странное происшествие,-- сказал князь К***.
– - Когда же?
– - Не так давно: при императоре Павле.
– - Расскажите же эту историю нам.
Князь начал свой рассказ... но я устал писать; теперь пять часов утра; пойду на палубу поболтать с теми из пассажиров, кто не спит, а затем лягу в постель. А вечером поведаю вам историю барона Штернберга.
ПИСЬМО ШЕСТОЕ
Истерия барона Унгерна фон Штернберга.-- Его преступления и наказание, которому он подвергся при императоре Павле.-- Герои лорда Байрона.-Сравнение Вольтера Скотта и Байрона.
– - Исторический роман.
– - Другая история, рассказанная князем К***.
– - Женитьба императора Петра 1.
– Упорство боярина Ромодашвасого.
– - Император уступает.
– - Влияние греческой религии на народы.-- Равнодушие русских к истине.-- Тирания живет лажкю.
– Труп Кроя, оставленный в ревемской церкви после Нарвской битв"!,.
– - Император Александр становится жертвой обмана.-- Защита России от наладок русского.-Русские тревожатся о мнении иностранцев на их счет.
– - Я вызываю страх.
– - Я обманываю ученого шпиона.
9 июля 1839 года, восемь вечера, на борту парохода "Николай I"
Напоминаю вам, что пересказываю историю, слышанную от князя К***. "Барон Унгерн фон Штернберг был человек острого ума, объездивший всю Европу; характер его сложился под влиянием этих путешествий, обогативших его познаниями и опытом.
Возвратившись в Санкт-Петербург при императоре Павле, он неведомо почему впал в немилость и решил удалиться от двора. Он поселился в диком краю, на принадлежавшем ему безраздельно острове Даго, и, оскорбленный императором, человеком, который казался ему воплощением человечества, возненавидел весь род людской.