Россiя въ концлагере
Шрифт:
Въ бумажкe было написано: "инструкторъ физкультуры не можетъ работать, когда голодный"... Почему, "когда голодный, можетъ работать лeсорубъ и землекопъ -- я, конечно, выяснять не сталъ. Кромe того, въ бумажкe была и ссылка: "по распоряженiю тов. Радецкаго"...
Неймайеръ встрeтилъ меня свирeпо:
– - Мы только что сняли со столовой ИТР сто сорокъ два человeка. Такъ что же, изъ-за васъ мы будемъ снимать сто сорокъ третьяго.
– - И сто сорокъ четвертаго, -- наставительно поправилъ я, -- здeсь рeчь идетъ о двухъ человeкахъ.
Неймайеръ посмотрeлъ на одинаковыя фамилiи и понялъ, что вопросъ стоитъ не объ "ударникe", а о протекцiи.
– - Хорошо, я позвоню Радецкому, -- нeсколько мягче сказалъ онъ.
Въ столовую ИТР попасть было труднeе, чeмъ на волe -- въ партiю. Но мы попали. Было непрiятно то, что эти карточки были отобраны у какихъ-то инженеровъ, но мы утeшались
11 Столовая "инженерно-техническихъ работниковъ" -- самая привиллегированная лагерная столовка, гдe кормятъ лучшихъ ударниковъ изъ числа инженеровъ и техниковъ.
Въ столовой ИТР давали завтракъ -- такъ, примeрно, тарелку чечевицы, обeдъ -- болeе или менeе съeдобныя щи съ отдаленными слeдами присутствiя мяса, какую-нибудь кашу или рыбу и кисель. На ужинъ -- ту же чечевицу или кашу. Въ общемъ очень не густо, но мы не голодали. Было два неудобства: комнатой "Динамо" мы рeшили не воспользоваться, чтобы не подводить своимъ побeгомъ нeкоторыхъ милыхъ людей, о которыхъ я въ этихъ очеркахъ предпочитаю не говорить вовсе. Мы остались въ баракe, побeгомъ откуда мы подводили только мeстный "активъ", къ судьбамъ котораго мы были вполнe равнодушны. Впрочемъ, впослeдствiи вышло такъ, что самую существенную помощь въ нашемъ побeгe намъ оказалъ... начальникъ лагеря, тов. Успенскiй, съ какового, конечно, взятки гладки. Единственное, что ему послe нашего побeга оставалось, это посмотрeть на себя въ зеркало и обратиться къ своему отраженiю съ парой сочувственныхъ словъ. Кромe него, ни одинъ человeкъ въ лагерe и ни въ какой степени за нашъ побeгъ отвeчать не могъ...
И еще послeднее неудобство -- я такъ и не ухитрился добыть себe "постельныхъ принадлежностей", набитаго морской травой тюфяка и такой же подушки: такъ все наше лагерное житье мы и проспали на голыхъ доскахъ. Юра нeсколько разъ нажималъ на меня, и эти "постельныя принадлежности" не такъ ужъ и трудно было получить. Я только позже сообразилъ, почему я ихъ такъ и не получилъ: инстинктивно не хотeлось тратить ни капли нервовъ ни для чего, не имeвшаго прямого и непосредственнаго отношенiя къ побeгу. Постели къ побeгу никакого отношенiя и не имeли: въ лeсу придется спать похуже, чeмъ на нарахъ...
...Въ части писемъ, полученныхъ мною отъ читателей, были легкiе намеки на, такъ сказать, нeкоторую неправдоподобность нашей лагерной эпопеи. Не въ порядкe литературнаго прiема (какъ это дeлается въ началe утопическихъ романовъ), а совсeмъ всерьезъ я хочу сказать слeдующее: во всей этой эпопеe нeтъ ни одного выдуманнаго лица и ни одного выдуманнаго положенiя. Фамилiи дeйствующихъ лицъ за исключенiямъ особо оговоренныхъ -- настоящiя фамилiи. Изъ моихъ лагерныхъ встрeчъ я вынужденъ былъ выкинуть нeкоторые весьма небезынтересные эпизоды (какъ, напримeръ, всю свирьлаговскую интеллигенцiю), чтобы никого не подвести: по слeдамъ моего пребыванiи въ лагерe ГПУ не такъ ужъ трудно было бы установить, кто скрывается за любой вымышленной фамилiй. Матерiалъ, данный въ этихъ очеркахъ, расчитанъ, въ частности, и на то, чтобы никого изъ людей, оставшихся въ лагерe, не подвести. Я не думаю, чтобы въ этихъ расчетахъ могла быть какая-нибудь ошибка... А оговорку о реальности даже и неправдоподобныхъ вещей мнe приходится дeлать потому, что лeто 1934 года мы провели въ условiяхъ, поистинe неправдоподобныхъ.
Мы были безусловно сыты. Я не дeлалъ почти ничего, Юра не дeлалъ рeшительно ничего, его техникумъ оказался такой же халтурой, какъ и "Динамо". Мы играли въ теннисъ, иногда и съ Радецкимъ, купались, забирали кипы книгъ, выходили на берегъ озера, укладывались на солнышкe и читали цeлыми днями. Это {311} было курортное житье, о какомъ московскiй инженеръ и мечтать не можетъ. Если бы я остался въ лагерe, то по совокупности тeхъ обстоятельствъ, о которыхъ рeчь будетъ идти ниже, я жилъ бы въ условiяхъ такой сытости, комфорта и безопасности и даже... свободы, какiя недоступны и крупному московскому инженеру... Мнe все это лeто вспоминалась фраза Марковича: если ужъ нужно, чтобы было ГПУ, такъ пусть оно лучше будетъ у меня подъ бокомъ. У меня ГПУ было подъ бокомъ -- тотъ же Радецкiй. Если бы не перспектива побeга, я спалъ бы въ лагерe гораздо спокойнeе, чeмъ я спалъ у себя дома, подъ Москвой. Но
ПО ШПАЛАМЪ
Методическiя указанiя для тов. Медовара занимали очень немного времени. Книги я, само собою разумeется, и писать не собирался, авансъ, впрочемъ, получилъ -- сто рублей: единственное, что я остался долженъ совeтской власти. Впрочемъ, и совeтская власть мнe кое что должна. Какъ-нибудь сосчитаемся...
Моей основной задачей былъ подборъ футбольной команды для того, что Радецкiй поэтически опредeлялъ, какъ "вставка пера Ленинграду". Вставить, въ сущности, можно было бы: изъ трехсотъ тысячъ человeкъ можно было найти 11 футболистовъ. Въ Медгорe изъ управленческихъ служащихъ я организовалъ три очень слабыя команды и для дальнeйшаго подбора рeшилъ осмотрeть ближайшiе лагерные пункты. Административный отдeлъ заготовилъ мнe командировочное удостовeренiе для проeзда на пятый лагпунктъ -- 16 верстъ къ югу по желeзной дорогe и 10 -- къ западу, въ тайгу. На командировкe стоялъ штампъ: "Слeдуетъ въ сопровожденiи конвоя".
– - По такой командировкe, -- сказалъ я начальнику Адмотдeла, -- никуда я не поeду.
– - Ваше дeло, -- огрызнулся начальникъ, -- не поeдете, васъ посадятъ -не меня.
Я пошелъ къ Медовару и сообщилъ ему объ этомъ штампe; {312} по такой командировкe eхать, это -- значитъ подрывать динамовскiй авторитетъ.
– - Такъ я же вамъ говорилъ: тамъ же сидятъ одни сплошные идiоты. Я сейчасъ позвоню Радецкому.
Въ тотъ же вечеръ мнe эту командировку принесли, такъ сказать, "на домъ" -- въ баракъ. О конвоe въ ней не было уже ни слова.
На проeздъ по желeзной дорогe я получилъ 4 р. 74 коп., но, конечно, пошелъ пeшкомъ: экономiя, тренировка и развeдка мeстности. Свой рюкзакъ я набилъ весьма основательно, для пробы: какъ подорожные патрули отнесутся къ такому рюкзаку и въ какой степени они его будутъ ощупывать. Однако, посты, охранявшiе выходы изъ медгорскаго отдeленiя соцiалистическаго рая, у меня даже и документовъ не спросили. Не знаю -- почему.
Желeзная дорога петлями вилась надъ берегомъ Онeжскаго озера. Справа, то-есть съ запада, на нее наваливался безформенный хаосъ гранитныхъ обломковъ -- слeды ледниковъ и динамита. Слeва, внизъ къ озеру, уходили склоны, поросшiе непроходимой чащей всякихъ кустарниковъ. Дальше разстилалось блeдно-голубое полотно озера, изрeзанное бухтами, губами, островами, проливами.
Съ точки зрeнiя живописной этотъ ландшафтъ въ лучахъ яркаго весенняго солнца былъ изумителенъ. Съ точки зрeнiя практической онъ производилъ угнетающее и тревожное впечатлeнiе: какъ по такимъ джунглямъ и обломкамъ пройти 120 верстъ до границы?
Пройдя верстъ пять и удостовeрившись, что меня никто не видитъ и за мной никто не слeдитъ, я нырнулъ къ западу, въ кусты, на развeдку мeстности. Мeстность была окаянная. Каменныя глыбы, навороченный въ хаотическомъ безпорядкe, на нихъ какимъ-то чудомъ росли сосны, ели, можевельникъ, иногда осина и береза. Подлeсокъ состоялъ изъ кустарника, черезъ который приходилось не проходить, а продираться. Кучи этихъ глыбъ вдругъ обрывались какими-то гигантскими ямами, наполненными водой, камни были покрыты тонкимъ и скользкимъ слоемъ мокраго мха. Потомъ, верстахъ въ двухъ, камни кончились, и на ширину метровъ двухсотъ протянулось какое-то болото, которое пришлось обойти съ юга. Дальше -- снова начинался поросшiй лeсомъ каменный хаосъ, подымавшiйся къ западу какимъ-то невысокимъ хребтомъ. Я взобрался и на хребетъ. Онъ обрывался почти отвeсной каменной стeной, метровъ въ 50 высоты, на верху были "завалы", которые, впослeдствiи, въ дорогe, стоили намъ столько времени и усилiй. Это былъ въ безпорядкe наваленный буреломъ, сваленныя бурями деревья, съ перепутавшимися вeтками, корнями, сучьями. Пробраться вообще невозможно, нужно обходить. Я обошелъ. Внизу, подъ стeной, ржавeло какое-то болото, поросшее осокой. Я кинулъ въ него булыжникъ. Булыжникъ плюхнулся и исчезъ. Да, по такимъ мeстамъ бeжать -- упаси Господи. Но съ другой стороны, въ такiя мeста нырнуть и тутъ ужъ никто не разыщетъ.