Российский колокол №1-2 2018
Шрифт:
Птицы. Серия «Премия Владимира Гиляровского представляет публициста». Интернациональный Союз писателей, 2016.
Светящиеся ворота. Серия «Таврида». Интернациональный союз писателей. 2015.
Заметки в ЖЖ. Серия «Премия Владимира Гиляровского представляет публициста». Интернациональный Союз писателей, 2016.
Сжечь мосты. Серия «Международный фестиваль Бориса и Глеба». Интернациональный Союз писателей, 2017.
Пора домой. Серия «Международный фестиваль Бориса и Глеба». Интернациональный Союз писателей, 2017.
Цветные рассказы. Том 1. Том 2. Серия «Современники и классики». Интернациональный
Киты и люди. «Питер», 2017.
Остров Мория. Пацанская демократия. Том 1. Том 2. Серия «РосКон представляет автора». Интернациональный союз писателей, 2017.
Прогулки по Луне. «Снежный Ком», 2018.
Клетка. Интернациональный союз писателей. Серия «Золотые пески Болгарии». 2018.
Диалектика переходного периода из ниоткуда в никуда
Александр Гриценко
Мы живём в обществе «пост-»: постиндустриальном и постмодернистском – и движемся к ещё большему «пост-»: «постдуховному» и, как следствие, «постапокалипсическому».
Жизнь человека и человечества можно рассматривать как процесс, в конце которого неминуемо будет суд. Это касается, пишу в порядке создания культов: адисонотамдевидевтадхармистов, язычников, буддистов, иудеев, зороастрийцев, христиан, мусульман – и атеистов. Потому что суд, он будет всё равно – или на небесах, или в памяти потомков и друзей.
«16 Еще видел я под солнцем: место суда, а там беззаконие; место правды, а там неправда.
17 И сказал я в сердце своем: «праведного и нечестивого будет судить Бог; потому что время для всякой вещи и суд над всяким делом там».
18 Сказал я в сердце своем о сынах человеческих, чтобы испытал их Бог, и чтобы они видели, что они сами по себе животные;
19 потому что участь сынов человеческих и участь животных – участь одна: как те умирают, так умирают и эти, и одно дыхание у всех, и нету человека преимущества перед скотом, потому что все – суета!»
«Куда ты стремишься: Жизни, что ищешь, не найдешь ты! Боги, когда создавали человека, – смерть они определили человеку; жизнь в своих руках удержали».
«…исчезают тела и преходят, другие идут им на смену со времени предков. Боги (т. е. цари, – прим, автора), бывшие до нас, покоятся в своих пирамидах, равно как и мумии, и духи погребенные в своих гробницах. От строителей домов не осталось даже места. Слышал я слова Имхотепа и Хардидифа, изречения которых у всех на устах, а что до мест их – стены их разрушены, этих мест – как нет, их не бывало. Никто не приходит от них, чтобы рассказывать о них, поведать об их пребывании, чтобы укрепить наше сердце, покуда вы не приблизитесь к месту, куда они шли».
Роман
А уникальность вот в чём: текст написан на грани модернизма и постмодернизма. И это действительно уникальный опыт.
В конце моей статьи мы расставим все точки над «Ь>, а пока – небольшое отступление.
Саша Кругосветов родился в 1941 году, его предки пережили тяжёлые времена войн, революций, репрессий, арестов и процессов. Начало и середина советского времени – это череда непрерывных процессов над социально чуждыми элементами, над «вредителями», над военными, над врачами, над евреями, над отдельными гражданами. Даже в гитлеровской Германии люди не держали в квартире специально собранный чемодан на случай, если за ними придут. В СССР он назывался «тревожный чемоданчик».
Советский человек был уже виноват в том, что родился. «Был бы человек, а дело найдется», – говорят в России до сих пор.
XX съезд КПСС и развенчание культа Сталина не принесли облегчения. До этого зло было бесплотно, но теперь его назвали, а страх остался, а вместе с ним – чувство вины.
Страх дрейфовал в умах людей и заставлял скрывать мысли и говорить восторженные речи. Страх заставлял ликовать от свершений и планов партии.
А кто-то, напротив, позволял себе тихий бунт: слушал по ночам «Голос Америки», обсуждал на кухне шёпотом существующий порядок, травил запрещённые анекдоты. Но страх давил на плечи, вгрызался в шею. Боялись доноса, боялись, что подслушают. Подсознательно люди чувствовали вину!
И доносы на них писали. Часто тоже со страху.
Хуже всего тем, кто открыто объявил войну власти, – «диссидентам». В конце концов они стали виноваты в любом случае – и если сдались, и если дошли до конца. Парадокс, но это так.
Если люди ломались, то их обвиняли в малодушии, если проявляли твёрдость, то о них говорили как о законченных эгоистах, которые погубили своих родственников. А после падения советской власти подвиги диссидентов перечеркнули, сказав: «Не сломались те, кого плохо ломали».
Советская эпоха – это эпоха вины перед системой, а значит, это эпоха модерна. Дмитрий Быков, на мой взгляд, очень верно и просто для понимания обывателя обозначил человека каждой эпохи.
Ветхозаветный человек чувствует связь с Богом и семьёй, поэтому он спокоен. Он выполняет все правила, чтит Бога и семью, а значит, его совесть чиста.
Человек Эпохи Просвещения рушит старое, но у него есть великая цель, он заменяет Бога наукой и верит, что медицина и образование изменят мир до неузнаваемости. И будет рай на земле.
Человек модерна разрушает свой прежний дом – веру, семейные ценности, но уже и сомневается в новом. Он не может чётко найти ориентиры. То есть он не может жить по-старому, но и не понимает, как это делать по-новому. Его связь с семьёй и Богом ещё велика, но он уже разочарован в них и от этого испытывает глубокий страх и вину.
Современный человек – это существо посмодернизма, он аморален, он свободен от всех правил. Индивидуум как небольшой айсберг в океане. Все плывут по воле течений. Каждый вдали друг от друга.