Российский колокол № 1–2 (34) 2022

Коллектив авторов

Слово

Извечное начало всех начал — Творящее и творческое слово, Из ничего родившееся словно, Оброненное будто невзначай. Является нам слово и звучит В призыве трубном, в лепете чуть слышном, В ржаных колосьях, в буйном цвете вишен, В пожаре и в мерцании свечи… По слову совершается исход, Проносятся эпохи как мгновенья, Творится хаос светопреставленья, И умиротворенье настаёт. Скрещение космических орбит, Чертёж замысловатый инженера, Указанный народом символ веры Живое слово предопределит. Единая основа бытия, Оно – и прародитель, и предтеча, Диктат, увещевание и вече, Оно – весь мир, и в этом мире – я…

Писатель

Вне времени, но в каждом из веков Есть свой источник мудрости

и чести: Писатель, что чудак из чудаков, Вселенские несёт планете вести. Он разнолик, но в том равновелик, Он в рубище, но есть над ним корона. Интуитивно предречёт он миг Судьбы свершенья и сверженья трона.

Андрей Митин

Родился 30 августа 2000 г. в городе Новосибирске.

Студент НГПУ. Организатор литературной аффинити-группы «Надо так». Лауреат конкурса «Зеркало революции» журнала «Аврора», в 2020 г. вошёл в лонг-лист премии «Лицей». Пишет стихи на протяжении восьми лет.

«Мой дух теснят дощатые часы…»

Мой дух теснят дощатые часы, склонили головы седые гвозди. Когда осенние челны придут, печальны и честны, прошу тебя, будь, как и прежде, будь везде, будь возле.

К Элизе

Зыбкий подножный субстрат стоит на горбатых китах, живёт в неустойчивом русле Гераклита, единственный твёрдый фундамент – могильная плита, панцири черепах и раковины улиток. Соль земли состоит из отдельных щепоток. От зубов отскакивает пламенный язык Герасима, занюханный кухонный шепоток на руку сильным мира сего. Под нами волнуется Тетис, необузданный кипяток, громоздится над нами Тетрис, панельно-шаток, нас с молотка, с прилавка толкает в оптовую пропасть вселенский торг, как итог — грибным дождём разольётся новая Хиросима. Ты неси меня, чёрная речка Акидабан, узнает и примет обратно родного брата одинокий океан, волосы встали дыбом, всё, что было любо, отдали слащавым лыбам и чугунным лбам. Я ступил только шаг по неровной поверхности Парагвая и сразу пошёл на дно, потому как не знаю брода, но умоляю у смертного одра, моя дорогая, не оставляй меня никогда, ты бежала прочь от Великого голода — нас двоих обуяла великая жажда, в потоках крови, лавы и оранжада впереди открывались любви световые года. Брызжа слюной, набросилась дикая похоть. Наши дети с улыбкой уходят в последний поход, чтоб свои молодые силы в лёгкие сельвы вдохнуть. Кто сегодня откажется бросить камень? Ты хоронишь меня своими руками, зарывая всё глубже во влажное тело своё. Я так часто стал путать тебя с войной, над могилой моей райский ворон гнезда не совьёт. Тебя же, подруга моя, бедолага, на месте, увы, не линчуют солдатня-пьянчуги, поведут с балаганом по разным странам, на потеху долгоруким ресторанам. Мохнатая Офелия, Хулия Пастрана, урчит в животах толстосумов вырезка филейная, ты рвёшься в пампасы, к родным просторам, но кругом только прутья решётки, на все четыре стороны. Жизнь этой бабочки неоправданно долго длилась, и ты упорхнёшь на свидание с космосом, Ремедиос. Дождь перебирает чётки капель, гложет сердце месяц-скальпель, только жертву сожрав, вернётся Дионис. Кричат крамольные ответы горячие ветры, в тяжёлой воде возбудили взвесь, посбивали дремотную спесь, лживую жирную слизь. Мы с тобою – здесь и днесь, это и есть наша жизнь. Солнце не зря сочится из проржавевших небес, потерявших свой первозданный блеск, повисших ветхой эгидой над полем брани. Многие грянулись оземь, сотни и тысячи в потной сече, с кем ты сейчас? С Харландом или Берни? Мир, стреноженный правильными играми, хочешь – не хочешь, сгинет в огне, мы на острой грани, на выходе из гавани, уже сегодня «Гранма» причалит в Гаване. Весна расправит свои подвенечные перья. Любовь рождается в пене, в кипении, ей не нужно другого сырья, кудлатые гребни, как крохотные пигмеи, рухнут пред нею, падут на колени на гигантские мостовые нашей Гибернии, спавшие под асфальтом останки бренные выйдут наружу цветами, едва их коснётся слеза. Я прошепчу лепестками: – Здравствуй, моя Элиза.

«Измученных мельниц колёса…»

Измученных мельниц колёса Приводят в движение тысячи воль и сил. Я состригаю волосы. То ли дюны, то ли колосья, То ли небо, то ли волн синь. Я состригаю волосы. Чужих ДНК обручальные косы Сплетут бесконечную осень. Я состригаю волосы, Я состригаю последние волосы.

София

Скажи,

свет мой, зеркальце — если это ещё не конец, что будет в конце? Проскользни кистепёрой кометой по тонкой границе извилин и сердец меж тесных арен и сцен. Где трибун, что наложит вето, сорвёт театральную ветошь и в вечность войдёт младенцем? Ищи теперь в поле ветра, ищи её, подросшую наотмашь. Корабль пустыни взвалил на ершистую спину Ковчег Завета, бредёт на ощупь. Закольцованным, заколдованным танцем спина лента времени завита, затоптана рейвом и мошем. Молвит Сутуга, молчит Сократ. Пусть тонут! Пусть стонут! Им воздастся стократ, когда схлестнутся суппорт и хобот, сожмутся мускулы кулака. Всех вместит моя дощатая строка, бегущая без отдыха и страха. Остался последний штрих кода, или ты станешь чёрточкой штрихкода, или буковкой на языке баррикад, или выступишь против разнузданного порядка и погибнешь как честный дикарь. Пускай исказит сотни лиц крик, да, нам нужен блицкриг, а не этот цирк! Но да здравствует жизнь, та, что выше страстей и теорий, только ради неё можно мир потопить в терроре. Сквозь звёзды и прах растут миллиарды правд — дай им дорогу, смертию смерть поправ.

«Дитя в коляске, держащее красный шарик…»

Дитя в коляске, держащее красный шарик в ещё неумелых, наивных руках. Когда не сумеешь расслышать даже шагов своих старческий шарк, вспомни, как ты легко отпустил меня в облака.

Мелисса Шартрез

Поэт, художник. Наследница по прямой линии древнего польского рода Добровольских. Училась в Сорбонне. Работала в крупнейших художественных галереях Европы и Америки: Рейксмузеуме (Амстердам), Музее Уитни (Нью-Йорк). Много путешествовала.

Публиковать стихи начала с шестнадцати лет. Первый сборник стихотворений «Мальчикам это нравится» вышел в 1992 г. с предисловием Иосифа Бродского.

В настоящее время живёт в Москве.

Снег

Как падал ты, стремительный и властный, На всех парах – неведомо откуда, Мой ласковый, единственный, прекрасный, А я смущалась на пороге чуда. Сливались дни, и ночь сходила с круга, Я для тебя на всё была готова; Вся в белом платье, наплывала вьюга, А ты летел и опускался снова. Как падал ты легко – не наглядеться, Мелькали пятна, здания, предметы; Как будто кто впустил к себе погреться И предложил мне чай и сигареты. Мне скажут: проза. Да, возможно, проза. Когда с лыжни сходили чемпионы, Как жар соблазна, как разгул мороза, Ты шёл и шёл под пляс и перезвоны! Лепились вновь узоры-завитушки, И снился сон, какой-то сон прекрасный, Как смотрят вслед друзья мои, подружки, А ты со мной – единственный и властный!

Свиданье

Уходит весна в сказанье, Но топчется на углу; Назначил ты мне свиданье, Собой рассекая мглу. А вечер идёт сквозь город, Идёт на какой-то зов, И каждый влюблён и молод, И смотрит поверх мостов. А платье под стать удушью, Как молодость напоказ, Чуть тронуты синей тушью Тяжёлые веки глаз. Ты весел. Ты твёрдо знаешь, Как сердце летит на вздох, Любовь на земле одна лишь, Всё сходится, видит Бог. Светает над речкой чёрной, И в небо глядит звезда, Ты – дерзкий, ты – непокорный, Влюблённый в меня навсегда!

Сумерки

Как тянутся длинные улицы, Как медленно кружит метель. А люди идут и целуются, А в сердце – свобода и хмель. Над этими тяжкими соснами Взлетает и падает снег, И сумерки кажутся грозными, И ночь набирает разбег. Как призраки сосны качаются, Как улицы тянутся сны, И вымыслы ввысь устремляются В предчувствии новой весны. Летят поезда бесконечные, Снега на разъезде метут, И только прохожие встречные Всё мимо идут и идут…

Солнечные часы

А в небе – стая облаков, Плывёт, как будто по теченью, Мгновенья солнечных часов Скользят за уходящей тенью. Всё глуше птичьи голоса, И вроде песенка не спета, Но смотрят пристально глаза В глубины ультрафиолета. Ты видишь, я к тебе спешу, Вся жизнь моя как час отвесный, И слышен голос бессловесный, И я одним тобой дышу! Давно ли я тебя нашла И обрела в пылинке малой, Но в этой жизни небывалой Готова я сгореть дотла! И тает звук твоих шагов, И воздух льётся и струится, Всё дальше стая облаков, А счастье длится, длится, длится!