Росские зори
Шрифт:
В уме Зенон прикидывал, что лучше для эллинов: чтобы готы подчинили себе россов или, наоборот, чтобы россы разбили готов? Если победят готы, они станут безраздельно властвовать в северных припонтийских степях, усилив свое войско россами; если победят россы, их дружины окажутся пугающе близко от Понта, а на востоке будут развязаны руки грозному союзу сарматских племен, которые тогда, наверняка, ринутся на боспорские города. Спасительного выхода из создавшегося положения не было, и сомневаться в этом не приходилось. Все имеет свой конец — молодость, здоровье, жизнь. Это закон богов. Стареют люди, народы и государства — нет ничего неизменного под луной. Некогда Александр Македонский покорил чуть ли не весь мир, создав империю, не имевшую себе равных. Где она? Лопнула, как мыльный
Беседовали они долго. Когда Зенон кончил расспрашивать Фалея, решение обрело привычную для него ясность и твердость. Разговаривая, они поглядывали в иллюминатор. Они видели, как Фарак послал в степь группу конников, рассчитывая обнаружить Фаруда и Останю. Всадники возвратились к Данапру ни с чем, но сама эта попытка встревожила Фалея. Зенон успокоил его:
— Даже если Фарак схватит сына воеводы Добромила, он не убьет его: Евстафий считался бы особым пленником, а таких сарматы обязательно представляют совету старейшин. Это своего рода ритуал воздания чести тому, кто захватил такого пленника. Кроме того сарматы могли бы взять за него хороший выкуп — на невольничьем рынке они получили бы гораздо меньше.
— А если Фарак не согласится на обмен?
— Сразу видно, что ты не торговец, а солдат, — улыбнулся Зенон. — Фарак набивает себе цену, он боится продешевить: все-таки одного человека — пусть и брата — на двоих. К тому же он не очень-то рад этой сделке: брат — его соперник, он не огорчился бы, если бы Фаруд вообще не вернулся. Соперничество братьев — обычная история у степняков. У них важно старшинство, а младшие братья в семье — вроде пасынков. Право наследования, начальствования над войсками и место в совете старейшин принадлежит прежде всего старшему брату — вот младшие и соперничают со старшими. Но это не значит, что Фарак откажется от Фаруда: перед лицом чужеплеменников сарматы едины. Если он не пойдет на обмен, ему придется держать ответ перед родителями, прежде всего перед матерью. В таком случае его ждут большие неприятности, его имя будет предано позору. Вчера он уклонился от обмена, сославшись на спешащую к реке росскую дружину. А если он уклонится и теперь, его ждет бесчестие. Кстати, это хорошо понимает и Фаруд, поэтому сейчас он заодно с россом. Если он выдаст себя и Евстафия, то позволит Фараку выступить в роли освободителя младшего брата — тогда Фараку достанется вся добыча Фаруда и полагающиеся за нее почести, а Фаруд останется ни с чем. Если же обмен состоится, Фаруд сохранит за собой право на большую часть своей добычи…
— Я хотел бы увидеть пленниц. Они здесь?
— Здесь, и уже знают о тебе. Я предупредил их, чтобы они, увидев тебя и Евстафия, поостереглись радоваться чересчур. Сарматы ревнивы, они непременно потребуют за женщин двойную плату, увидев радостную встречу.
— Мы не пойдем на доплату. Наши условия: Фаруда на двух женщин, больше у нас ничего нет.
— У вас есть еще кони и, насколько я понимаю, отличные. Эта порода из Сирии, оттуда попала к скифам — на таких конях гарцевали скифские
Фалей помолчал. Лишиться коней — тяжелая потеря, особенно в теперешнем положении, но главное — освободить пленниц и поскорее выбраться отсюда.
— Проведи меня к женщинам, Зенон!
— Зачем? Сейчас их выведут на палубу.
Вскоре Фалей действительно увидел пленниц. Они показывались из трюма одна за другой, неотличимые в своей душевной подавленности. Все молодые и все увядшие: их ожидало рабство. Поразительно влияние неволи: лица выцвели, глаза налились тоской, спины ссутулились. Еще два дня тому назад они ходили по родной земле гордые, стройные, красивые, а теперь их не узнать…
На палубе они жадно вдыхали свежий воздух и разминали затекшие от долгой неподвижности тела: в трюме было душно и тесно. Длинная веревка связывала всех так, что для того, чтобы освободить впереди идущую, надо было сначала освободить идущих за ней — это была печально известная «связка рабов». Тело пленницы охватывала жесткая петля, от нее веревка тянулась к другой, охватывала ее такой же петлей — и так на всю длину веревки. Руки и ноги оставались свободны, но развязать петлю было невозможно ни на ходу, ни на месте. В дороге же передний конец веревки привязывался к телеге, а за задней пленницей следовал конвой.
— Почему они связаны? — Фалей с трудом скрыл охвативший его гнев.
Зенон заметил недовольство Фалея:
— Сейчас они — товар, а товар должен быть увязан и уложен в трюме. Можешь не сомневаться, Зенон умеет беречь доверенный ему товар. И учти, сын знакомого мне купца Стратоника, если их сейчас освободить от связки, кто-то непременно бросится за борт, решившись на самоубийство. Не забывай также, что на корабле почти тридцать здоровых мужчин. Если бы я не держал женщин в трюме, я не поручился бы за их неприкосновенность. Из всех мужских грехов этот самый простительный, но женщины — добыча сарматов, и я обязан хранить ее, чтобы избежать неприятностей. Единственное, чем я мог облегчить участь пленниц, — это неплотно задраить люк, чтобы они не задохнулись…
Даринка как самая непокорная из пленниц стояла в связке первой. Увидя Фалея, она не выдержала и расплакалась. Когда она немного успокоилась, он сообщил ей самое важное: Останя вскоре будет здесь, купец Зенон согласен им помочь, они сделают все, чтобы освободить ее и Авду…
Девушка с печальными глазами стояла рядом с Даринкой. Услыша, что сказал Фалей, она подняла голову, выпрямилась — так оживают травы, дождавшись после засухи целительного дождя. Но печаль в ее глазах осталась. Эта печаль глубоко тронула Фалея: такие же глаза были у его сестры Асты, когда он увидел ее пленницей.
Авда приблизилась к нему, насколько позволила веревка.
— Это правда, что ты хочешь… освободить меня?
— Правда.
— Мой брат тоже… здесь?
— Нет, но он просил помочь тебе.
— Он… жив? — печальные глаза налились слезами.
— Когда мы уходили, он был жив, — Фалей солгал, потому что сейчас правда была бы для нее слишком жестоким ударом. Позже, когда она оправится от потрясений, переживаемых теперь, она узнает все, но не сейчас. Сейчас правда убила бы ее.
В глазах у Авды он прочитал благодарность. И другие пленницы смотрели на него со слезами надежды. Они узнали его: это он со своим небольшим отрядом день и ночь преследовал сарматов, он отбил у них половину обоза с пленными, он насмерть рубился со степняками у Данапра. Женщины верили в него — раз он здесь, у них есть надежда на освобождение…
Фалей переходил от одной пленницы к другой и старался укрепить в них эту надежду. Он говорил:
— Пока мы освободим только двоих, но вы не отчаивайтесь. Где бы вы ни были, мы о вас не забудем.
К сожалению, ничего больше сделать для них он не мог, и ему было тяжело от своей беспомощности.
Матросы с любопытством наблюдали происходящее. Пленницы были рослы и красивы, но никто из зрителей не решался бросить какое-нибудь двусмысленное замечание: страдания женщин нелегко видеть даже огрубевшим среди опасностей и битв мужчинам.