Росские зори
Шрифт:
Штурм ожидался с минуты на минуту, и исход его был предопределен численностью степняков. У них не было осадных орудий, но такому множеству людей они и не понадобятся: если каждый бросит в ров по одному камню, в считанные минуты образуется переход. Степнякам даже не надо будет взбираться на стены, они взойдут на них по груде камней; им также ничего не стоило отрезать город от порта, от кораблей…
Горожане с беспокойством следили за передвижениями в стане кочевников. Конных там оставалось уже немного — степняки спешились, увели лошадей в близлежащие лощины. Перед западными, северными и восточными воротами на расстоянии, недосягаемом для стрел, выросли добротные войлочные юрты. Над каждой
Сверху, с крепостных стен, отчетливо просматривались приготовления кочевников. Последние надежды горожан на благополучный исход встречи со степью рассеялись: степняки пришли не с миром, а с войной. Они плотным полукольцом легко одетых бойцов охватили город и порт. Кожаные и металлические шлемы виднелись среди непокрытых голов, панцирей ни у кого не было: тяжелые доспехи только мешали бы. Вооружение тоже было легкое — мечи и щиты, как у идущих на штурм ромеев…
Степь приготовилась к атаке, но каганы не торопились начать битву. Их расчет был коварен и прост: они знали, что эллины не отдадут город без боя, а раз они будут защищать его, то и корабли не покинут порт, пока в городе люди. Главной целью каганов был не город, а корабли, а их в гавани было уже более семидесяти. Овладев кораблями, они могли переправить свои войска через Меотиду для нападения на другие боспорские города, к которым долго идти сушей. На кораблях, кроме того, находились товары; захватить корабли значило также взять множество рабов. Важно было дотянуть до ночи, а под покровом темноты в воды Танаиса будут спущены тысячи плотов на надутых воловьих бурдюках, и тысячи бойцов одновременно нападут на эллинские суда. Чтобы замысел удался, надо было не спугнуть эллинов до наступления темноты.
Но степняки недооценили предусмотрительность Деметрия и танаисских купцов. Большинство жителей уже перебрались на корабли, взяв с собой самое необходимое — одежду и пишу, а корабли стояли так, что в любой момент могли поднять якоря и одновременно покинуть гавань.
К вечеру в городе оставались лишь воины ополчения, рабы и сарматы из числа тех, кто тяготел к степи. Воины находились на крепостных стенах; рабы, ошалев от неожиданной свободы и не зная, что с ней делать, разбрелись по улицам; сарматы были озабочены лишь тем, как вырваться из города и присоединиться к кочевникам.
Южные ворота оставались открытыми, и в них группами и поодиночке устремлялись последние из тех, кто предпочел эллинов степнякам. Они торопливо сбегали к реке и поднимались на первый попавшийся корабль. Примеру горожан последовали и самые благоразумные из рабов. Остальные рабы метались по улицам города: день гибели Танаиса стал для них днем ликования. Да и как не возрадоваться кончине этого проклятого города! Здесь торговали людьми, как рыбой и мясом, отсюда их увозили в другие города империи, где превращали в рабочий скот, в говорящие инструменты. Рабская доля была хуже собачьей, с рабом считались не более, чем с волом. Это невыносимое существование начиналось с танаисского рынка, где, перед тем, как купить раба, у него осматривали зубы и ощупывали мышцы…
Рабы врывались в жилища, набрасывались на вино, пищу, женщин
Останя и Фалей находились на юго-западной башне. Отсюда им хорошо были видны городские улицы, лагерь степняков и готовые к отплытию корабли. Общая беда, нависшая над городом, не могла заглушить их беспокойство о Даринке и Авде, которые могли стать добычей обезумевших рабов, и когда Зенон предложил им укрыть женщин на корабле, Останя тотчас сопроводил их в порт. Оставив с ними Раша, он вернулся в город. Даринка попыталась было задержать его, новая разлука пугала женщин. Успокаивая их, Останя сказал:
— Корабли без нас не уйдут. Мы вернемся!
Зенон подтвердил его слова: корабли не выйдут в море, не взяв воинов. Не такое сейчас время, чтобы пускаться в путь без надежной дружины, а Евстафий и Фалей были превосходными бойцами. Он хотел бы удержать их около себя, да не мог: обещал помочь им вернуться в росские земли, а слово купца ценно, лишь когда крепко. Он сдержит свое обещание, высадит их на берегу Меотиды…
Степь притихла, застыли воины на стенах, в порту без движения стояли корабли. А в городе буйствовали разгулявшиеся рабы, тревожно выли собаки да ревел брошенный кем-то осел.
От юрты с трехглавым драконом отделились два всадника — один поскакал к юрте со змеем, второй — к юрте с грифоном. Вскоре оба вернулись назад. Потом к северным воротам приблизилась группа всадников, от них повернула вдоль рва к западным. Впереди на Лосе ехал Фаруд. Держался он непринужденно, так как был уверен, что его жизни опасность не угрожает. Он не ошибся: для горожан важнее было узнать намерения степняков, чем наказать вероломного сармата, угнавшего городской табун. Воины на стенах ждали, что он скажет.
Фаруд спокойно разглядывал защитников города, многих узнал, заметил Останю с Фалеем, но и вида не подал, что заметил: временный союз с ними кончился — началась война, а на войне поступки людей подчинены законам борьбы, перед которыми меркнет все прочее. Таков обычай степи. Сармат или дружит, или враждует — середины для него нет.
— Фабр! Позови Деметрия, я буду говорить с ним от имени великих каганов!
— Деметрий у себя дома — за него я! — ответил Фалей. — Говори!
На лице у Фаруда не дрогнул ни один мускул, когда он услышал, что сказал Фалей.
— Слушай волю каганов! Если хочешь остаться в живых, немедленно открой ворота. Каганы будут ждать лишь до тех пор, пока течет песок! Если не откроешь, город будет разрушен, а жители убиты!
Не ожидая ответа, он поскакал назад, сопровождаемый своими спутниками. Когда он спешился у юрты, великий каган жестом приказал ему стать в стороне. Другим жестом он послал всадников сообщить союзникам-каганам, что ультиматум эллинам передан. Великий каган был доволен: эллинский флот стоял на месте, а солнце уже коснулось края земли. Еще полчаса, и эллины уподобятся волчатам, которых охотник сует в мешок…