Рот, полный языков
Шрифт:
Подведя свой небывалый всасывающий аппарат к половой щели, залитой смазкой, Керри осторожно ввела его головку внутрь. Член напрягся и запульсировал, гонкие кровяные жилки на его поверхности вздулись, выступая наружу. Вздрогнув, он, будто живой, без всякого видимого усилия со стороны своей хозяйки скользнул во влагалище. Пышные волосяные подушечки тесно прижались друг к другу. Керри наклонилась вперёд и впилась губами в губы Герсины, охваченной суеверным ужасом. Белые груди слились с чёрными, влажные ягоды сосков тёрлись друг о друга. Бёдра Герсины судорожно подёргивались, отражая внутренние движения.
Определив
— Прощай, мой малыш, удачи тебе, — шепнула она, погладив мягкую кукольную головку. Потом, на мгновение прижавшись губами туда, где у младенца должен был быть лоб, крепко сжала концы его рук и протолкнула получившийся мягкий комок во влагалище негритянки.
Разворачиваясь, ткань начала втягиваться внутрь, исчезая между половыми губами, словно отжимаемое бельё между валиками: сначала руки, потом голова, потом остальное тело. Последними, брыкнувшись раз-другой напоследок, внутрь втянулись тряпичные ноги. Живот Герсины, начавший разбухать с самого начала, теперь надулся как шар. Пупок вывернулся наружу, как при девятимесячной беременности. Керри немного помассировала живот круговыми движениями, и женщина крепко уснула.
— Побудь там немножко, Дитя Крови. Отрасти себе белые кости, красную плоть и чёрную кожу. Пусть твоё сердце надёжно укроется за крепкими рёбрами, а мозг — в черепной коробке, а не под слоем мягкой ткани. Потом появись на свет, как обычный младенец, люби свою приёмную мать, а меня забудь навсегда.
Снова облачившись в рубашку и брюки, она перемахнула через подоконник и двинулась навстречу восходящему солнцу.
В течение нескольких часов тишину в комнате нарушало лишь ровное дыхание супругов. Галено проснулся первым. Жена лежала на боку, повернувшись спиной. Он положил руку ей на плечо.
— Герсина, глянь в окно, уже совсем светло. Похоже, мы с тобой проспали.
Женщина грузно перевернулась на спину будто кит, играющий на волнах. Её умиротворённое лицо светилось радостью. Галено потерял дар речи от изумления.
— Будущей матери не грех и поваляться немного, — капризно проговорила она.
— Боже праведный! Что же я наделал!
— Ты сделал то, о чём я просила. Положи руку вот сюда. Чувствуешь, как брыкается наш малыш?
Всё ещё изумлённо качая головой, Арлиндо Кинкас вышел на широкую веранду, окружённую живой изгородью. Не обращая внимания на приветствия друзей и знакомых, лица которых выражали любопытство, а то и обиду, он стал энергично протискиваться между столиками, направляясь туда, где как обычно развалилась на плетёных стульях компания бездельников. Обеденное время подходило к концу, и огромное блюдо с жареными козьими рёбрышками, стоявшее в центре стола, было уже почти пусто. На тарелках лежали горы костей, по которым можно было легко определить, кто их оставил. Толстый Иво мог похвастаться самой большой кучей. Рикардо, самый старший и
Добравшись до столика, Кинкас сразу потерял всю свою энергию, как морской шквал, залетевший на сушу. Тяжело отдуваясь, он упал на стул, сразу оказавшись в центре внимания пятёрки завсегдатаев.
— Что с вами, друг мой?
— Не вешайте нос, жизнь прекрасна!
— Мои комплименты повару — рёбрышки были великолепны.
— Выпьете с нами, Арлиндо?
— Эй, Арлиндо, неужели опять ведьма?
Кинкас удостоил ответа лишь две последних реплики. Приняв запотевший стакан, он мрачно кивнул.
— Да. Похоже, сеньорита Йемана снова дала о себе знать.
Кинкас принялся излагать фантастическую историю, услышанную от бармена, который только что приступил к своим обязанностям за стойкой. Одни слушатели глубокомысленно кивали, другие ахали от изумления. Когда рассказ был окончен, они накинулись на хозяина гостиницы, перебивая друг друга.
— Значит, Галено так и не удалось узнать, что на самом деле случилось ночью? — прищурился Януарио. — Уж я бы выбил из неё всю правду!
— Такое внезапное ускорение событий едва ли принадлежит к разряду чудес, — заметил Рикардо. — Известно, например, что конский волос, упавший в застоявшуюся лужу, уже к следующему утру превращается в некую разновидность червя.
— А что вообще даёт вам основание полагать, что тут замешана та самая ведьма? — спросил Белмиро. — У вас есть какие-нибудь доказательства?
— Нет, конечно, — покачал головой Кинкас. — Галено о ней ни разу не упомянул. Однако оба случая настолько похожи, что вывод напрашивается сам собой. Отросшая рука, мгновенная беременность — кто ещё мог бы такое сделать? Увы, бедняга Галено никак не может иметь к этому отношения, все уже сто лет знают, что он бесплоден.
Иво любовно погладил свой круглый живот.
— Ну, Арлиндо, мне, пожалуй, стоит держаться подальше от вашей бывшей подружки. Если сюда запихнуть ещё и младенца, я, пожалуй, не потяну.
— Так что теперь, Арлиндо? — спросил Рикардо, когда общий смех замолк. — Собираетесь прочёсывать Кошачью Голову в поисках вашей любовницы?
— Нет, она. наверное, уже далеко. Уж я-то знаю её беспокойную натуру. Вряд ли кто-нибудь может предсказать, где она появится в следующий раз.
— Может быть, в вашей постели? — хихикнул Януарио.
— Если повезёт, — ехидно кивнул Белмиро. — Нет уж, играть надо наверняка, уважаемый сеньор Арлиндо. В эту пятницу в блистательном и гостеприимном заведения сеньоры Граки вы получите всё, что ваша душа только способна пожелать!
Скривившись, Кинкас застонал, будто от зубной боли.
— В том-то и вся проблема… — Он осторожно огляделся и продолжал, понизив голос. — Как раз в пятницу я приглашён к сеньору Реймоа. Он празднует день рождения и первый выход в свет сеньориты Дарсианы.
Толстый Иво презрительно фыркнул.
— Так вы предпочитаете тоскливую компанию юнцов и их высохших матерей любовным утехам с целым выводком свеженьких красоток из прославленных Трёх Озёр? Скучный фуршет с лимонадом вместо пышных задниц и доброй выпивки, и всё из-за миллионов, которые этот ваш бандит имеет на своём счету!