Рот, полный языков
Шрифт:
— Кстати, — сказала Волузия, замерев с клешней омара в руке, — мы с Диего приглашены на шикарный прием в особняке мэра.
Диего облизал испачканные маслом пальцы.
— Да?
— Именно. Я сегодня получила приглашение. Бал в честь приезда мэра Палмердейла. Через неделю.
— Вол, это действительно замечательно. Вы оба семимильными шагами поднимаетесь по социальной лестнице.
Хотя Милагра пила шампанское наравне со всеми, ела она очень мало. Сейчас она с раздражением швырнула тарелку с едва тронутым омаром в Реку.
— Даже если ты мне заплатишь, то не заставишь торчать со
Прежде чем Волузия успела отреагировать на оскорбление, Диего преподнес новость, которую приберегал до сих пор:
— Завтра у меня встреча с моим редактором и издателем. Они намерены составить сборник моих рассказов.
Бомба произвела требуемый эффект. Волузия издала серию громких триумфальных возгласов и крепко обняла Диего. Зохар заключил в объятия обоих. Только Милагра осталась сидеть, не замечая общей радости.
Остаток вечера прошел в полном шампанского буйном веселье, к которому осталась невосприимчивой одна Милагра. С каждым бокалом она все глубже погружалась в некую меланхолию, связанную с испугом, который напомнил Диего — без всяких причин — о пенящемся озере крови, что возле корней Города.
Неказистые, но любовно лелеемые помещения редакции «Зеркальных миров» занимают часть второго этажа здания головного предприятия — издательства «Пинни». На нижнем этаже — цеха, в которых печатается любимый журнал Диего и другие издания «Пинни». Входя в раблезианских размеров здание, занимающее целый квадратный Квартал, посетитель оказывается во власти шумных, вибрирующих слоноподобных прессов. Статус подразделений внутри «Пинни» легко определить по степени отдаленности от шума. Положение кабинета Уинслоу Компаунса — непосредственно над относительно тихим линотипным цехом — меньшее из зол. А в довершение всего, как часто и жизнерадостно заявлял Компаунс, «Зеркальные миры» приносят больше дохода, чем большинство журналов, издаваемых «Пинни».
Дородный, помятый, сверкающий очками редактор, когда его спрашивали, не злит ли его такое противоречие, неизменно восклицал:
— Ничуть! — Ну как такие банальные привилегии — или их отсутствие — могут принизить значимость литературной работы, которой мы занимаемся? «Космогонический вымысел» — главнейший под нашими солнцами писательский жанр. Да если понадобится, я буду продолжать свое дело хоть с Не Той Стороны Трекса.
Входя в приемную редакции «Зеркальных миров», Диего улыбнулся, вспомнив о своих прежних беседах с самоуверенным Компаунсом и предвкушая сегодняшний разговор. Каждый визит к этому несравненному редактору предвещал непредсказуемые радости и новые заказы.
Верная секретарша Компаунса — восседающая за столом в приемной чопорная, но ехидная старая дева по имени Виззи Лонгстрет, чьи волосы неизменно забраны в тугой пучок, — вроде бы не обращает внимания на вибрацию пола. Она помахала Диего карандашом жестом усталого стражника, благосклонно приветствующего гостя шпагой, и сказала:
— Там у него Фишль, но вы можете пройти. Я знаю, старик Пинни хочет видеть вас обоих как можно скорее, а если Уинни не прервать, то он будет отчитывать несчастного Фишля до обеда.
Лонгстрет была единственным существом во Вселенной, которое могло
Куфи Фишль примостился на краешке стула напротив демократично заваленного бумагами стола Компаунса. Озабоченный вид молодого писателя контрастировал с самоуверенным выражением багрового лица Компаунса. Одетый, несмотря на царившую в лишенном окон помещении августовскую жару, в свою фирменную куртку из клетчатой ткани-шотландки, Компаунс, распаляемый шумом станков внизу, вовсю распекал Фишля, выкладывая ему аргументы, логическая взаимосвязь которых не всегда была очевидной.
— Послушайте, Фишль, сейчас уже недостаточно принимать как данность тороидальные миры. В свое время это было новаторской находкой, но теперь мы должны выйти за рамки общепринятого здравого смысла. Вы никогда не задумывались над тем, что будет, если какой-то из миров примет форму листа Мёбиуса?
— Я, собственно говоря, не вижу…
— Черт возьми, да поймите, это же очевидно! — Компаунс оторвал полоску от листа рукописи какого-то незадачливого автора. — Если мы соединим концы этой ленточки — будем считать, что она представляет наш мир или какой-нибудь ему подобный, — то получим простой тор. Вполне возможно, это наиболее экономная энергетическая конфигурация нашего мира. Зверь Города кусает собственный хвост! Но для того, чтобы попасть в какую-либо точку на его поверхности, нам придется двигаться в двух пространственных измерениях. А если мы, прежде чем соединить концы, перекрутим ленту?
Компаунс действием проиллюстрировал свои слова и продемонстрировал готовый лист Мёбиуса.
— Поверхность планеты имеет одну сторону, нет ни наружной, ни внутренней составляющих. Представьте, что мы при передвижении здесь прибегнем к третьему измерению, спустимся в глубины этого мира, пройдем его насквозь и окажемся на другой, обитаемой стороне! Конечно, строго говоря, на той же самой стороне, но максимально удаленной от точки, из которой мы вышли! В сущности, мы получаем сжатие времени и пространства.
Какая-то искра засияла в воображении Фишля.
— Теперь до меня дошло! Сумасшедшая идея! И вы, конечно, удваиваете пригодное для обитания пространство, поскольку у вас не остается бесполезной внутренней поверхности цилиндра.
— Браво! Теперь идите домой, садитесь к пишущей машинке и перерабатывайте ваш «Город, ограниченный в пространстве». И приносите мне новый вариант, от которого в следующем месяце читатели слетят с катушек!
Фишль вышел из кабинета, окутанный облаками зарождающейся славы. Но еще до того, как он ушел, Компаунс выключил его из сферы своего внимания; он уже сердечно тискал руку Диего.
— Великий день, Петчен, великий день! Я подготовил состав «Миров для вопрошающих»; давайте сейчас его посмотрим, а потом пойдем к Пинни. Полагаю, вы согласитесь, что я подобрал лучшие ваши рассказы.
Диего просмотрел список. На мгновение он прикусил язык, а потом сказал:
— В основном я сделал бы такой же выбор. Есть только одно исключение — «Этические инженеры».
Компаунс вырвал у него лист.
— Что? Изволите морочить мне голову, сынок? Это один из лучших ваших рассказов.