Рота стрелка Шарпа

Корнуолл Бернард

Уважение, которое Веллингтон испытывал к гверильясам, не распространялось на испанские регулярные части. Само появление под стенами Сьюдад-Родриго французов (с пушками или без) могло заставить гарнизон выкинуть белый флаг. С другой стороны, будь испанцы уверены, что британское войско на подходе, южная крепость не досталась бы противнику так легко. Но для того, чтобы бросить армию на выручку Сьюдад-Родриго, следовало взять Бадахос, и Веллингтон, как клещ, вцепился в своих генералов: дайте мне Бадахос!

В течение шести дней после пасхи среди развалин форта

Пикурина установили тяжёлые орудия. Днём и ночью они вели огонь, не зная отдыха. Поначалу крепкая кладка стен держалась, но в один прекрасный момент поддалась и стала вываливаться целыми кусками под ликующие вопли чёрных от пороха канониров и стерегущей их от французских вылазок пехоты.

Ночью артиллеристы через раз простреливали обе бреши картечью, но обороняющиеся всё равно ухитрялись проложить края проломов шерстяными матами, и первые рассветные залпы вздымали облачка пуха. Только в клочья изорвав мягкое прикрытие, снаряды снова добирались до камня.

Запруда, сдерживаемая целёхонькой дамбой, всё так же преграждала прямой путь к городу. Не сумев подорвать плотину, британцы попробовали овладеть защищавшим её фортом. Пушки северной батареи засыпали его ядрами, пока пехота прокапывала ходы как можно ближе к укреплению. Тогда французы задействовали всю артиллерию восточной стены: от замка до бастиона Тринидад. Они в считанные минуты смешали подкапывающихся с землёй. И дамбу оставили в покое.

— Время! Дайте мне время! — недолеченный полковник Флетчер в сердцах хватил по карте кулаком. — Я инженер, а не чародей! А он ждёт от меня чуда!

— Жду!

Уэлсли вошёл неслышно, Флетчер заполошно подскочил и тут же скорчился от боли:

— Прошу прощения, мой Лорд! — тон, которым шотландец прогудел эту фразу, был далёк о раскаяния.

Веллингтон жестом отмёл извинения, кивнул собравшимся и присел. Майор Хоган, глядя на него, вспомнил, что командующему всего сорок три года. Выглядел он старше. Впрочем, эта осада всем им добавила седых волос. Хоган вздохнул. Сегодняшнее совещание, 4-го апреля, в субботу, будет похоже на все предыдущие. Веллингтон будет требовать от них, сапёров, невозможного, они — злиться. Всё закончится очередной склокой. Уэлсли развернул свою карту и прижал углы чернильницами:

— Доброе утро, джентльмены! Начнём с израсходованных материалов.

Глава артиллеристов протянул ему отчёт:

— Вчера мы потратили одну тысячу сто сорок три двадцатичетырёхфунтовых и шестьсот три восемнадцатифунтовых, — пушкарь говорил монотонно и устало, — Одно орудие потеряно.

— Каким образом?

— Взорвалась при выстреле, мой Лорд. Двадцатичетырёхфунтовик из батареи номер три. Шесть человек ранено, трое убито.

Веллингтон недовольно хмыкнул. Наблюдая за ним, Хоган подумал, что у командующего есть удивительный дар главенствовать в любой компании. Во внешности его не было ничего примечательного, разве что крупный нос крючком, да проницательные голубые глаза, но, когда он входил в помещение, будь это штабной шатёр или бальный зал, взоры присутствующих невольно приковывались

к нему.

Скрипя карандашом, Уэлсли дописал заметку на клочке бумаги:

— Порох?

— Вчера прибыли восемьдесят бочек. Хватит на месяц стрельбы.

— Вот! Тогда можно будет и штурмовать! — буркнул Флетчер, — Простите, мой Лорд.

Уголки рта командующего приподнялись в слабом подобии улыбки:

— Полковник?

— Мой Лорд? — шотландец застыл, беспомощно глядя на Уэлсли.

Веллингтон продолжил:

— Полагаю, мы выслушаем вас в следующий раз, когда вы оправитесь от раны, а сегодня доложит замещавший вас майор Хоган.

Ирландец перелистнул блокнот назад:

— К нам перебежали два дезертира, немцы из гессен-дармштадтского полка, размещённого в замке крепости. Они высоко оценивают моральный дух осаждённых, мой лорд.

— Почему же они дезертировали?

— Брат одного из них служит у нас в Королевском Германском Легионе.

— А-а. Вы отправили их туда?

— Да, сэр. — Королевский Германский Легион всегда нуждался в рекрутах.

— Что-нибудь ещё?

— По их словам, в крепости на исходе ядра, но картечи и канистр для неё довольно. — Хоган говорил быстро. Командующий не любил, когда докладчик мямлил, — Горожане напуганы. Они боятся грабежа и резни в случае нашей победы.

— Значит, им стоило бы сдать город без боя.

— Население Бадахоса настроено про-французски, — горожан не раз видели на стенах, палящими по британским позициям. — Всем сердцем они желают нам поражения.

— И уповают на наше милосердие, если мы победим. — фыркнул Веллингтон.

Хоган пожал плечами. Ему, ирландцу, английское милосердие было хорошо известно. Народ Зелёного острова помнил зверства молодчиков Кромвеля в городе Дрогеда и Вексфорд. Победители согнали женщин и детей в церковь, подожгли её, а сами пьянствовали под вопли заживо сгорающих людей. Хогану пришло на ум, что в Бадахосе Тереза и её дочь, дочь Шарпа. На душе стало муторно.

Веллингтон тем временем продиктовал адъютанту приказ, запрещающий грабежи и бесчинства в городе, но и он, и адъютант, и все остальные в палатке понимали, что приказ этот — не более, чем отписка. Флетчер снова громыхнул кулаком по столу:

— Разбомбить их!

— О! Полковник Флетчер всё ещё с нами? — Веллингтон удивлённо поднял бровь.

— Я говорю, разнести город в пух и прах, не оставить камня на камне, они подожмут хвост и капитулируют.

— И как же долго, позвольте осведомиться, нам придётся громить их?

Флетчер ответил не сразу. Даже орудиям большего калибра, чем те, что имелись у британцев, понадобились бы недели на превращение Бадахоса в груду щебня.

— Э-э, месяц, мой Лорд?

— А два не хотите? Два, а то и три месяца! К тому же, испанцы, если вы забыли, полковник, наши союзники. Последуй я вашему совету, сравняй я Бадахос с землёй, и вы первый исколете мне глаза упрёками в том, что я посмел огорчить наших пиренейских друзей!

Флетчер не обиделся, а очень рассудительно возразил: