Ротмистр Гордеев 2
Шрифт:
— Что исполняете, корнет?
— Романс, господин штабс-ротмистр.
— У цыган в ресторане подслушали?
— Никак нет. Это из репертуара госпожи Вяльцевой. Она пела их у нас в доме. Я запомнил…
Фамилия артистки ничего мне не говорит, но раз Трубецкой произносит её чуть ли не с благоговением — видать, звезда не из последних.
Показываю на гитару.
— Позволите?
— Конечно, господин штабс-ротмистр.
Упс, на гитаре семь струн вместо привычных шести…
Но пальцы сами начинают бегать по грифу и брать нужный аккорд. Кое-что могём! Ну то есть — могем.
Исполняю вольную интерпретацию детского хита «Спят усталые игрушки», потом возвращаю инструмент Трубецкому.
— Ложитесь отдыхать, корнет. Кто знает, что ждёт нас в завтрашний день!
Снова иду к себе, ложусь на кровать и закрываю глаза.
В той жизни, кроме мамы, у меня не было той женщины, которую я бы действительно любил. Может, хоть в этом мире повезёт больше?
Глава 21
Утро проходит как обычно: зарядка, завтрак, построение, постановка задач на день, распределение нарядов и караулов. Покончив с рутиной, ставлю задачи Цирусу — пока меня не будет, ему придётся рулить эскадроном.
— Я вернусь вечером, во сколько точно — не знаю. Надеюсь, до отбоя. Справитесь?
— Справлюсь, господин штабс-ротмистр.
— Отлично. И да, чуть не забыл — вчера возле медпункта наблюдался аншлаг.
Цирус не может сдержать улыбку.
— Ничего смешного, поручик!
— Виноват!
— Все мы виноваты. Значит так: пока эскадрон не превратился в инвалидную команду, отдайте распоряжение всем командирам взводов: отпускать нижних чинов к фельдшеру только в самых крайних случаях.
— В каких именно?
— Например, если убьют.
Поручик понимающе кивает.
— Ясно. Я распоряжусь.
Остальные поручения — обычная мелочёвка, что и как нужно делать — Цирус знает не хуже меня.
Иду готовиться к поездке в город.
На пути попадается берегиня. Беру под козырёк.
— Доброе утро, Софья Александровна.
— Здравствуйте, Николя!
Многозначительно хмыкаю.
— Простите, господин штабс-ротмистр, — поправляется она.
Хоть мы и вроде как знакомые с детства — панибратство в армии необходимо душить на корню. Это вчера я дал вольноопределяющейся некоторые послабления, а с сего дня начинается нормальная повседневная армейская жизнь. Иначе никак.
— Софья Александровна, скажите — почему вас не было на утреннем построении эскадрона?
Она недоумённо машет большими, похожими на крылья бабочки, ресницами.
— А что — это обязательно?
— Разумеется, — вздыхаю я. — На вас форма и погоны, теперь вы подчиняетесь
— Вы такой строгий, Ник… господин штабс-ротмистр. Никогда не видела вас таким прежде…
— Ну так как, Софья Александровна?
— А разве у меня есть выбор?
— Выбора у вас нет, — сообщаю я.
Она немного мнётся, хочет задать какой-то вопрос. Я не собираюсь требовать от неё выполнения всех требований устава и обращаться ко мне по форме.
— Что-то хотели спросить?
— Да. Вы хотели вчера поговорить со мной вечером о вашей семье.
— Планы изменились. У вас было слишком много пациентов, вы наверняка устали, и я не захотел лишний раз вас тревожить. Мы ещё обязательно с вами поговорим, а пока, — виновато развожу руками, — вынужден с вами проститься…
— Едете в город?
— Да.
— Тогда, может, возьмёте меня с собой?
— А вы успеете собраться за пятнадцать минут?
— Да-да, конечно! — не дожидаясь моего разрешения, она убегает.
Многозначительно гляжу ей в след. Будь на её месте кто-то другой, сидеть бы голубчику на гауптической вахте…
Конечно, в отведённые ей четверть часа Софья Александровна не вписалась, да я и не особо на это надеялся. Женщины есть женщины. Против природы не попрёшь.
Вместе едем верхом.
Она уверенно держится в седле, а в форме, которая по-женски умело подшита и укорочена в нужных местах, выглядит просто сногсшибательно, я б даже сказал — секси. Единственное, что ей мешает — длинные роскошные волосы. По хорошему от них стоило бы избавиться, всё-таки в полевых условиях за ними ухаживать сложно, но, вероятно, у берегинь есть какие-то свои способы, и потому причёска не выглядит растрёпанной, а волосы грязными.
И вообще Софья Александровна очень даже секси. И дело отнюдь не в том, что после длительного пребывания в исключительно мужском обществе каждая женщина выглядит сногсшибательно. Просто есть в ней что-то приятное моему глазу.
Да, может, она не соответствует всем нынешним канонам красоты, но в стандарты моего времени вписывается идеально. Тот же носик добавляет пикантности её лицу, а длинные изящные ножки заставят удавиться от зависти всех топ-моделей двадцать первого века.
— Брали уроки верховой езды? — затеваю светскую беседу я, чтобы заодно и скоротать поездку.
— Ездить верхом я научилась ещё в имении. Но, вы правы, потом, когда училась в Петербурге на медицинских курсах, посещала ещё и Манеж.