Ротмистр Гордеев
Шрифт:
Офигеть. Я и не думал, что тут всё так запущенно. Хотя, если учесть что в моей реальности этот матч с японцами продули с разгромным счётом, всё, и правда, запущенно.
– Сергей Красенович, а откуда вы столь осведомлены о японской нечисти?
– В молодости я провёл некоторое время в Японии. Готовил визит туда цесаревича Николая Александровича. Ну и… нахватался, - в детали пускаться он категорически не желает, оно и понятно – наверняка многое до сих пор под грифом «совершенно секретно».
Въезжаем в городок, где разместился
Неприятности и не думают заканчиваться. Не успели подъехать, как к Николову подбежал молоденький поручик, откозырял и пошёл сыпать новостями: в глубоком тылу взлетел на воздух склад с боеприпасами и оружием, на железной дороге китайские бандиты хунхузы напали на поезд. Постреляли охрану и подожгли вагоны с боеприпасами и медикаментами, а у пушек, перевозившихся на платформах, сбили и повредили орудийные замки – прямо симметричный ответ на рейд моего разведотряда. И как вишенка на тортике – в офицерском борделе пятеро молодых, но уже в достаточно высоких чинах офицера устроили резню между собой. То ли перепили, то ли не поделили шлюх, то ли всё вместе. В завязавшейся перестрелке-междусобойчике не выжил никто.
Вижу, как Николов мрачнеет прямо на глазах. Поворачивается ко мне.
– Николай Михалыч, составите компанию? Надо как-то разобраться со всей этой чертовщиной.
– Охотно, Сергей Красенович. С которой из чертовщин начнём? Со склада, с железной дороги или с борделя?
– С той, что ближе.
Ага, значит, пойдём с подполковником по бабам. Мой предшественник в этом теле в местных гнездилищах разврата бывал, а у меня опыта на сей счёт пока никакого. Да и в прошлой своей жизни Лёха Шейнин как-то обходился без жриц платной любви. Ладно, разберёмся по ходу дела.
Николов отдаёт поручику распоряжения: останки Хихи и невезучего вампира Кузьмина – в морг. Пока наше авто освобождают от бренных останков, Николов нервно курит папиросу. Я занимаюсь окормлением и опоением своего скакуна, благо, возле коновязи имеются и копна сена и выдолбленная из бревна поилка.
Автомобиль готов к дальнейшим приключениям, оставляю своего четвероногого друга и соратника с погонялом Валет – да, да, именно так зовут моё персональное здешнее средство передвижения и боевого товарища мощностью ровно в одну лошадиную силу – отъедаться и отпиваться у коновязи.
Я снова за рулём. Пылим по указаниям подполковника к месту происшествия. Надо сказать, китайцы, к продажной любви относятся с большим энтузиазмом – в городке целый квартал «весенних домов»: есть и высокоранговые с певичками и танцовщицами, есть и заведения попроще с «государственными проститутками», персонал для которых набирался из проданных за долги жён, сестёр и дочерей должников – в подавляющем большинстве крестьянского сословия.
Понятно, что покойные гвардейцы избрали для своих утех самое лучшее заведение городка.
Останавливаемся
При виде нас часовой тянется во фрунт.
– Вольно, - командует Николов.
Входим внутрь. Теперь понятно, почему особняк такой большой – во внутреннем дворе искусно разбит садик с кривыми деревцами, альпийскими горками из камней и небольшим прудом с золотыми рыбками.
В садике нас ждёт богато одетая китаянка неопределённого возраста – столько на ней белил и румян, что лицо больше похоже на театральную маску, нежели на живого человека. На вид ей одновременно может быть и двадцать лет и все двести.
Китаянка низко кланяется, сложив на груди руки.
– Сяо Вэй, недостойная хозяйка этого весеннего дома, - по-русски она говорит с сильным акцентом, но всё же довольно неплохо.
– Подполковник Николов, военная контрразведка.
– Готова ответить на все вопросы господ русских офицеров.
– Голос хозяйки борделя дрожит, и по нему видно, что местная «мадам» сильно напугана.
Интересно чем: чувствует свою вину, боится контрразведку или случилось нечто из ряда вон выходящее? Плохо, что метровый слой «штукатурки» не позволяет проследить за эмоциями, приходится полагаться только на её голос.
– Для начала покажите, где всё произошло, - сухо говорит Николов.
Сяо Вэй с очередным поклоном показывает в сторону одной из дверей во внутренние помещения борделя.
– Прошу за мной.
Входим в помещение, и я чувствую, как волосы встают дыбом под фуражкой.
Глава 18
Глава 18
Война приучила меня к виду крови и смерти: сколько раз боевые товарищи и враги погибали у меня на глазах! Я видел оторванные конечности, обезглавленное туловище, выпадающие кишки из распоротого живота, но зрелище, представшее в одной из комнат борделя затмевало всё, чему мне приходилось стать свидетелем.
Боюсь, оно часто будет сниться мне в ночных кошмарах. Трижды осеняю себя крестом и слышу, как Николов тоже крестится и бормочет про себя : «свят, свят, свят».
А ужаснуться есть с чего.
Мертвые тела русских офицеров лежат сплошным ковром – их так много, что я даже не берусь сосчитать, трупы страшно обезображены: у кого-то нет глаз или ушей, кто-то впился в плоть соседа и замер в такой позе навечно, кто-то сам разодрал на себе лицо, оставив глубокие борозды, есть даже те, кого буквально вывернуло наизнанку, то тут, то там рваные куски мяса с отпечатками зубов . И всюду кровь, тонны крови…
Её так много, что кажется, будто пол, потолок и стены выкрашены в тёмно-бордовый цвет.