Роузлинд (Хмельная мечта)
Шрифт:
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Если и бывают темные звезды на небе, то две из них упали с небес и зажглись в глазах Беренгарии. Яркий их блеск вселил в Элинор надежду, что она недооценивала свою изнеженную госпожу. Джоанна наверняка посоветовала сестре, как себя вести. Принцесса совершенно не нервничала перед свадьбой. Правда, Беренгария и не была трусливой. Она стойко перенесла переходы через заснеженные горы и путешествие по бурному морю.
Джоанна хорошо подготовилась к свадебному торжеству. Из-за того, что свадьба должна была состояться не во владениях Ричарда, количество знати и духовенства, которые должны были присутствовать на церемонии, было относительно небольшим, и бракосочетание должно было проходить в часовне. Джоанна тихонько
С чувством облегчения Саймон подумал, что король был искренен в своей радости и желании иметь от Беренгарии детей. Самым большим опасением Саймона было то, что с женщиной Ричард мог оказаться импотентом. Так уже не раз случалось раньше. Но теперь, видимо, Ричард был полон уверенности в себе. Раз этот союз освящен церковью, все будет по-другому.
Как только их объявили мужем и женой, началась вторая церемония. Состоялась коронация Беренгарии, в которой участвовала сама королева. Именно Саймон предложил эту идею Джоанне, аргументируя тем, что им не известно время, когда Комненус предпримет новую попытку, и надо торопиться. Если они задержатся с коронацией, она может вообще не состояться. Джоанна согласилась с Саймоном без возражений. Таким образом, он достиг своей цели – избежать долгих месяцев безделья и празднований. Если дела пойдут хорошо, празднества всегда можно будет продолжить.
Все, казалось, шло великолепно. Праздник прошел безупречно. Так же безупречны были жених и невеста, представшие обнаженными перед слугами, готовившими их к первой брачной ночи. Ричард уже был готов к исполнению своего супружеского долга. Покинув вместе со всеми спальню молодоженов, Элинор и Саймон нашли возможность уединиться. Не говоря ничего, они с молчаливого согласия друг друга прошли во внутренний дворик дворца. Голова Элинор покоилась на плече Саймона.
Элинор тихо сказала:
– Как бы я хотела быть безгрешной вместо того, что мне присуще – гордость, упрямство, страсть.
Саймон наклонился и поцеловал ее.
– Что явилось причиной такого самобичевания? – рассмеялся он.
Но Элинор не была склонна отвечать. Ночь сияла луной и звездами. Саймон увидел, что она чем-то обеспокоена.
– Я хочу, чтобы мои молитвы были услышаны, – прошептала Элинор.– Ты думаешь, это возможно?
Саймон ответил не сразу. Он не хотел думать о далеком будущем.
– Есть надежда, – промолвил он, наконец.– По крайней мере, этой ночью девственница должна стать женщиной.
На следующее утро напоказ были вывешены запятнанные кровью простыни – доказательство того, что Ричард исполнил свой долг. Весь следующий день король был в хорошем расположении духа. Тем не менее, он заметил, что Комненус может выбрать время и атаковать, думая, что застанет их врасплох. Ричард не думал, что у императора хватит на это смелости, но он вызвал Саймона и приказал ему расставить часовых и послать разведчиков.
Из всего этого сами собой возникли споры, как и когда, захватить Комненуса. Члены Ордена Госпитальеров из Иерусалима утверждали, что смогут уговорить Комненуса сдаться без дальнейшей борьбы и разрушения страны. Ричард заметил, что будет очень рад, если им удастся это сделать. В течение нескольких следующих дней обсуждались условия сдачи. Это было более трудной задачей, чем просто предъявлять невыполнимые и оскорбительные требования. Так как госпитальеры согласились быть посредниками, необходимо было проявить свою добрую волю.
Несмотря на всю деликатность ситуации, Саймону казалось, что король уделял переговорам больше внимания, чем требовалось от новоявленного супруга, но он решил попридержать свой язык на этот счет. Его намерением было помочь
Условия, которые Ричард собирался предъявить Комненусу, стали тому известны, и король был слегка удивлен и разочарован, когда узнал, что император согласился на переговоры. Его согласие было встречено с радостью, но и с недоверием. Было совсем непохоже, чтобы Комненус действительно намеревался снабдить пятьсот участников крестового похода всем необходимым, а также выплатить денежную компенсацию тем, кого ограбили в кораблекрушениях, и отдать крепости и замки острова в руки людей Ричарда. Саймон знал, что Ричард раздражен. В его планы входило проглотить весь остров, а не откусить кусок. Хуже всего было другое. Все знали, что как только Ричард отправит свои главные силы в Палестину, император откажется от соглашения и нападет на тех, кто останется на острове.
Был созван королевский совет, но без короля. Ричард не откажется от военного соглашения, не найдя приличного предлога. И тут Саймона осенило. Он напомнил совету тот случай, когда Ричард страшно разгневался на рыцаря, который сбежал, тем самым, нарушив данное королю слово чести. Если бы удалось заставить Комненуса бежать, а, зная его трусость, это было не так уж трудно сделать, – король посчитал бы такое поведение достаточно серьезным предлогом, чтобы аннулировать договор.
Днем позже состоялись празднества по случаю примирения, где много говорили о жестокости Ричарда. Кто говорил об этом с юмором, а кто – осторожно, опасаясь, как бы не быть услышанным. Платный информатор переплюнул всех: он шепотом поведал, что Ричард намеревается захватить Комненуса этой ночью и заковать его в железные цепи. На следующее утро посеянные семена дали свои всходы: ночью император сбежал. Часовые не препятствовали его побегу: они были глухи, немы и слепы. Ричард воспринял эту новость с философской отрешенностью.
Через пятнадцать дней Кипр пал. Саймон был очень доволен положением дел. Он принимал участие в сражениях, был дважды легко ранен и стал намного богаче. Ричард все время пребывал в хорошем настроении, за исключением того дня, когда прибыли послы от Филиппа Французского, чтобы передать ему, что он должен прекратить преследование невинных христиан на Кипре и отправляться в Палестину на помощь войскам, осаждающим Акр. Летописец Джеффри де Винсеф записал следующее: «На это послание король ответил в таких грубых и непристойных выражениях, что их не выдерживала даже бумага». Саймон так смеялся, что у него появилась боль в боку. Уж он-то знал, что выражения короля подходили только для летописей ада. Ричард даже превзошел своего отца Генриха, который был известен употреблением крутых и сочных выражений.
Но причиной гнева Ричарда были слова из послания «невинные христиане». Из-за того, что Ричард потребовал, чтобы греки, которые присягнули ему, сбрили свои бороды, как символ смены сюзерена, Комненус приказал изувечить всех пленников. Были найдены некоторые из этих несчастных: ослепленные, с отрезанными носами, ушами, пальцами на руках и ногах. Ричард иногда сам применял эту меру наказания, но только по отношению к преступникам. Он никогда не приказывал изувечить воина, который честно сражался за своего хозяина, даже если этот хозяин был его злейшим врагом.
И Ричард решил мстить. Комненус, наконец, капитулировал; его крепости одна за другой попадали в руки Ричарда. Многие сдавались без единого выстрела, с облегчением меняя своего хозяина. Комненус поставил одно условие: Ричард не должен заковывать его в железные цепи. На что Ричард с готовностью согласился и, когда император сдался, отдал приказ заковать его в серебряные цепи. Это привело Ричарда в хорошее расположение духа, но Саймон заметил, что король хмурился всякий раз, когда упоминали о возвращении в Лимассол. Вместо того, чтобы покинуть поле битвы, он отослал армию назад с приказом заняться ремонтом кораблей для немедленной погрузки. Сам же он задержался на несколько дней, чтобы забрать все награбленное и обсудить с Ричардом де Канвиллем и Робертом Гурнхемским, на кого оставить управление островом.