Ровесники. Герой асфальта
Шрифт:
В палату заглянул Николай Васильевич. Увидев сына на ногах, опрометью бросился к нему:
– Ты что, Вадим?! Тебе нельзя вставать!
Горящий бешенством взгляд Канарейки метнулся к отцу, встретился с точно такими же тёмно-голубыми глазами, в которых плескалась паника.
– Скажи, чтобы меня отпустили в душ … - Вадим цедил слова сквозь плотно сжатые зубы и со стороны казалось, что он рычит. – Я не могу так больше лежать… От меня козлом воняет… Скажи ей, чтоб пустила…
– Вадим, но…
– Иначе я есть не буду, понял?! И лечить себя больше не дам!
Канаренко-старший растерянно посмотрел на медсестру. Та в безмолвном отчаянии покачала головой: дескать, ничего не сделаешь, всё равно уйдет…
– Хорошо,
– Если не трудно. – Вадим успокоился моментально, как по волшебству. Словно бесовский дух, одолевавший его все это время, внезапно вылетел наружу, и Канарейка снова стал самим собой. Мне даже на какой-то миг показалось, что он совершенно здоров. Деловито вытащив из тумбочки большое махровое полотенце, Вадим перекинул его через плечо. Оттуда же, из под коробок с лекарствами, достал мыльницу, засунул её в просторный карман пижамы, пихнул ноги в шлепанцы. Нас тут будто бы и не было вовсе. Он словно забыл о том, что мы стоим рядом и смотрим на него в изумлении, силясь поверить в эту дикую метаморфозу.
Николай Васильевич двинулся было вслед за сыном:
– Вадим, может тебе помощь нужна? У тебя же рука…
– Не нужна. – Грубо оборвал отца Вадим, не оборачиваясь в его сторону.
…Когда он ушёл за медсестрой, дверь так и осталась распахнутой, а мы по прежнему стояли посреди палаты, таращась в пустое пространство. На сердце речным илом лежал горький осадок, я не знала, как его рассеять и потому не находила нужных слов для того, чтобы вслух выразить то, что чувствовала в этот момент. Николай Васильевич подошёл к нам в полнейшем смятении:
– Он никогда себя так раньше не вёл… Что вы ему сказали?
Я промолчала, дав Кириллу возможность объясниться самому. Да он был и не из тех, кто скрывает правду.
– Я его спросил про Лину, дядь Коль. Извините, не сдержался. Не смог…
– О, господи…- Простонал Канаренко отчаянно. – Не нужно было этого делать, Кирюш. Я же чувствовал… догадывался, чем это может кончиться…Он же всё это время как замороженный был. Никаких эмоций, как робот…Доктор сказал, что это плохо – посттравматический шок, и неизвестно, во что он в итоге выльется. Говорит, до поры до времени может быть всё тихо-спокойно, но малейшая болезненная ассоциация – и будет взрыв. Я поэтому и боялся про Лину спрашивать… как знал, что это опасно…Но.. он что-то вам ответил?
– Он утверждает, что ничего не помнит. – Сказал Сева.
– То есть ВООБЩЕ. Но так же не бывает, дядь Коль.... Нет у него никакой амнезии, это и ежу ясно...
– Вы думаете, я не пытался из него правду вытащить?.. Ладно, говорю, следователь – посторонний человек, но мне-то, отцу родному, откройся… Молчит… Хорошо, не хочешь всего рассказывать, хотя бы на один-единственный вопрос мне ответь. ЗА ЧТО?
– Ответил? – Спросил Кирилл. Канаренко горько усмехнулся:
– Ответил. ЗА ДЕЛО. И всё. Заклинило на этом. А ведь он всё прекрасно помнит. Амнезия – это так, ширма. Способ стеной от вопросов отгородиться. Доктор говорит, со временем должно пройти…
– Понимаю… - Я как наяву представила себе ту жуткую картину, что видела накануне: чёрные вены на руках Канарейки, сломанные пальцы, лицо покойника… Голова закружилась от ужаса и жалости. – Его что… Кололи чем-то?
Канаренко закивал, в его выразительных голубых глазах снова заблестели слезы отчаяния.
– Да…Всё это время на игле продержали…В наручниках…Твари…
Мы смотрели на Николая Васильевича в безмолвном потрясении …
– Вы ещё не видели, что у него под пижамой творится. – Продолжал Канаренко хрипло. – У него всё тело в ожогах от сигарет…Вся спина стеклом изрезана… Господи, я не понимаю, кому и чем мог так насолить семнадцатилетний мальчишка?!.. Он молчит, а у меня даже фантазии не хватает предположить, как и во что можно было так вляпаться?!..Характер у него,
Мы молчали… Сказать было нечего… В приёмную мы тоже спускались молча. Заждавшиеся своей очереди ребята встретили нас с волнением.
– Ну что? – Подошёл к Кириллу Миша Раскопин. – Как он там?
– Он сейчас в душ пошёл. – Уклонился Кирилл от прямого ответа. – Так что вам подождать придётся.
Однако лица наши, похоже, говорили сами за себя. Достаточно было ребятам увидеть покрасневшие глаза Николая Васильевича, как каждый сразу же понял, что дела плохи.
– Как он вас встретил? – Всё-таки рискнула уточнить Марина, обращаясь непосредственно к Севке – тот хронически не умел врать. Пономарёв растерянно заморгал:
– Ну как… Ничего… Он ещё не в состоянии бурно радоваться…
– Зато в состоянии бурно ругаться. – Неожиданно для самой себя заявила я. Лицемерить надоело, и когда все взгляды, требуя объяснений, устремились на меня, я не стала никого обманывать.
– Вадим очень изменился. Он сейчас в депрессии, никого не хочет видеть. Это бывает, говорят, после тяжёлых стрессов, но со временем должно пройти.
– Само по себе? – Усомнился Костик Сергиенко. – Если мы его бросим и будем ждать улучшения, он никогда не поправится.
– А что ты предлагаешь? – Перебил приятеля Ромка Медзуновский. – Пойти к нему и силой навязываться? Мы, мол, твои друзья, ну-ка давай с нами дружи, кому сказано! Если он сейчас хочет побыть один, то значит это ему действительно необходимо, а мы должны подождать.
– И сколько? – Поинтересовалась Анжела огорчённо. – Сколько ждать-то?
– Столько, сколько потребуется.
Пока все мы вели эту оживлённую дискуссию, Николай Васильевич молча стоял среди нас и о чём-то напряженно думал. Что-то его беспокоило, он оглядывался, будто чего-то искал. Так ведёт себя человек, внезапно уловивший утечку газа… Не знаешь, откуда исходит эта опасность, но чувствуешь её – обонянием, кожей, душой… Не видишь только глазами… Не говоря нам ни слова, Николай Васильевич внезапно сорвался с места и бросился во внутреннее помещение больницы. Никто даже опомниться не успел, только мы с Кириллом почему-то моментально сориентировались и помчались за ним. Первую попавшуюся на пути медсестру Канаренко схватил за плечи, буквально затряс, отрывая от пола:
– Где у вас душ?!!! – Громкий крик его эхом разнёсся по всему коридору. – Отведите меня в душ! Скорее!!!
Увидев вблизи огромные, полные сумасшедшей паники глаза, медсестра безмолвно кинулась вперёд по коридору, и мы последовали за ней…
В душевую Николай Васильевич ворвался первым…
Упругими, горячими струями сверху лилась вода, пар заполонил всё помещение, от него невозможно было дышать. В раковине и на полу валялись осколки разбитого вдребезги зеркала, а посреди осколков, в одном полотенце, обёрнутом вокруг пояса, лежал Вадим… Крови было очень много… Она уже залила весь кафель под безжизненно распростёртым телом…