Ровно дюжина

Моэм Сомерсет Уильям

– - Уверен, тетя Гертруда предпочла бы, чтобы ты не читала книг такого рода.

– - Однажды, -- вмешался я, -- мисс Броутон мне сказала, что, когда она была молода, ее книги находили слишком острыми, а когда состарилась --слишком пресными, и это очень обидно, потому что она сорок лет писала совершенно одинаково.

– - Ах, вы были знакомы с мисс Броутон?
– - спросила мисс Порчестер, впервые обращаясь ко мне.
– - Как интересно! А Уиду вы тоже знали?

– - Элинор, милая, вот сюрприз! Неужели ты хочешь сказать, что читала Уиду?

– - А вот и читала, дядя Эдвин.

Я читала "Под двумя флагам?!" (Уида (псевдоним Марии Луизы де ла Раме, 1839 -- 1908) -- автор 45 романов из великосветской жизни в Англии и в Италии. "Под двумя флагами"--ее первый роман (1882) - прим. автора), и мне очень понравилось.

– - Ты меня шокируешь. На что только не отваживаются современные девушки, просто уму непостижимо.

– - Вы всегда говорили, что, когда мне исполнится тридцать лет, дадите мне полную свободу, разрешите читать все, что я захочу.

– - Но, дорогая моя Элинор, свобода и распущенность не одно и то же, --возразил мистер Сент-Клер вполне серьезно, хоть и с легкой улыбкой, чтобы укор не показался ей обидным.

Не знаю, удалось ли мне, пересказывая этот разговор, передать и впечатление, как от прелестной старинной мелодии, которое он на меня произвел. Я мог бы без конца слушать, как они обсуждают развратный век, чья молодость пришлась на восьмидесятые годы. Я бы много дал, чтобы увидеть их большой, вместительный дом на Ленстер-сквер. Я бы сразу узнал обитый красным плюшем гарнитур гостиной -- каждый предмет на раз навсегда отведенном ему месте; и при виде горок с дрезденским фарфором воскресло бы мое детство. В столовой, где они обычно сидели по вечерам, поскольку гостиная предназначалась только для приема гостей, наверняка был постелен турецкий ковер и стоял огромный буфет красного дерева, битком набитый серебром. А по стенам висели картины, приводившие в восхищение миссис Хэмфри Уорд и ее дядю Мэтью (Мэри Августа Уорд, урожденная Арнольд (более известная как миссис Хэмфри Уорд) -- английская писательница и филантропка (1851-- 1920). Ее дядя Мэтью Арнольд (1822 -- 1888)--известный поэт, критик и эссеист - прим. автора) на академической выставке 88-го года.

На следующее утро в живописном местечке на задах Элсома я встретил мисс Порчестер, возвращавшуюся со своей ежедневной пешеходной прогулки. Я был бы рад составить ей компанию, но меня удержала мысль, что прогулка вдвоем с мужчиной, пусть и моего почтенного возраста, чего доброго, отпугнет сию пятидесятилетнюю девицу. Она ответила на мой поклон и покраснела. Как ни странно, чуть подальше я столкнулся с тем забавным человечком в черных перчатках, с которым недавно перекинулся несколькими словами на набережной. Он притронулся к своему ветхому котелку.

– - Прошу прощенья, сэр, -- сказал он, -- не найдется ли у вас спички?

– - Пожалуйста, -- ответил я, -- но папирос у меня, к сожалению, при себе нет.

– - Закурите мою, -- предложил он, доставая из кармана обертку. Она была пуста.
– - Надо же, и у меня, как на грех, ни одной не осталось.

Он пошел дальше, и мне показалось, что он немного ускорил шаг. Он уже вызывал у меня кое-какие сомнения. Не хватало, чтобы он вздумал приставать к мисс Порчестер. Я чуть не повернул за ним следом,

но передумал. Человечек он воспитанный и едва ли станет докучать порядочной женщине.

В тот же день я снова его увидел. Я сидел на набережной. Он приближался ко мне мелкими, семенящими шажками. Было ветрено, и ветер словно гнал его по улице, как сухой лист. На этот раз он без всяких колебаний подсел ко мне.

– - Вот и еще раз встретились, сэр. Да, тесен мир. Разрешите мне, если не помешаю, немного отдохнуть. Я что-то устал.

– - Скамейка общественная, у вас на нее столько же прав, как у меня.

Я не стал дожидаться, когда он попросит спичку, и тут же предложил ему папиросу.

– - Вы очень любезны, сэр! Я вынужден ограничивать себя в курении, но те папиросы, которые курю, курю с удовольствием. Житейских радостей с годами остается все меньше, но по опыту скажу -- те, что еще остались, особенно ценишь.

– - Мысль утешительная.

– - Прошу прощенья, сэр, но я не ошибаюсь, вы действительно наш известный писатель?

– - Я писатель. Но как вы это узнали?

– - Видел ваш портрет в иллюстрированных журналах. Вы-то меня, вероятно, не узнаете?

Я посмотрел на него. Неприглядный человечек в поношенной черной одежде, длинноносый, глаза голубые.

– - Простите, не узнаю.

– - Немудрено, что я изменился, -- вздохнул он, -- Одно время мои фотографии печатали во всех газетах Соединенного королевства. Впрочем, все эти газетные фотографии никуда не годятся. Даю слово, есть такие, на которых я бы сам себя не узнал, если б не подпись.

Он помолчал. Было время отлива, и за галькой пляжа протянулась желтая полоса глинистого дна. Волнорезы торчали из нее, как остовы доисторических животных.

– - Писать книги -- это, должно быть, страшно интересно, сэр. Я часто думал, что у меня у самого есть к этому склонность. В разные периоды моей жизни я очень много читал. В последнее время, правда, почти не читаю. И зрение не то, что было, и вообще. А написать книгу я бы, наверно, мог, если б постарался.

– - Говорят, одну книгу может написать каждый, -- отозвался я.

– - Не роман, знаете ли. До романов я не большой охотник. Предпочитаю исторические труды и все в таком роде. Или мемуары. Если б кто согласился издать, я бы не прочь написать мемуары.

– - Это сейчас модно.

– - Таким разносторонним опытом, как я, мало кто располагает. Не так давно я даже написал об этом письмо в одну воскресную газету, но они мне не ответили.

Он устремил на меня долгий, оценивающий взгляд. Неужели сейчас попросит полкроны? С его-то респектабельной внешностью.

– - Вы, конечно, не знаете, кто я такой, сэр?

– - Честно говоря, не знаю.

Он как будто что-то обдумал, потом разгладил на пальцах черные перчатки, задержался взглядом на дырочке и наконец не без самодовольства изрек:

– - Я -- знаменитый Мортимер Эллис.

– - Да?

Никакого более подходящего междометия я не придумал, будучи убежден, что слышу это имя впервые. На лице его изобразилось разочарование, и это меня немного смутило.

– - Мортимер Эллис, -- повторил он.-- Неужели это вам ничего не говорит?