Ровно в полночь
Шрифт:
— У меня планы, — солгала я.
Салли принялся изучать меня, сощурившись.
— С тем психом, который собирается засунуть тебя в морозилку?
Я ненавидела, когда они шпионили за мной.
Все трое — двинутые придурки.
— С тем самым, — я мило ему улыбнулась. — С моим новым парнем.
Он напрягся, внезапно его охватил гнев.
— У тебя нет парня.
— А вот и есть, — огрызнулась я в ответ. — Тебе то какое дело?
— Ты наша. Думал, мы совершенно ясно дали это понять с Тейтом.
Я изумленно посмотрела на Салли.
— Что? Мы с Тейтом расстались, потому что наши пути расходятся.
Салли
— Ты ведь не думала, что кто-то вроде Тейта отпустит кого-то типа тебя? Он же на троечку, а ты истинная десятка.
«Мерзость».
Никто бы не захотел услышать от сводного брата оценку своей сексуальности.
— Ты меня раздражаешь. Уходи, пожалуйста.
— С этим парнем мы тоже разделаемся, — поклялся Салли, его голос стал низким и жестким, больше похожим по звучанию на Скаута. — И с каждым последующим.
— Но почему? — потребовала я, скрестив руки на груди. — Почему у меня не может быть парня?
— Он попытался бы спасти тебя, — пожал Салли плечами. — А мы хотим, чтобы ты была именно в том положении, в каком сейчас находишься. Беспомощная. Зависимая. Напуганная.
Я заморгала, испытывая отвращение к его словам.
— Вы не можете контролировать мою жизнь.
— Это ты так думаешь, Эш.
Вместо того, чтобы продолжать общаться с ним, я включила музыку и игнорировала его до тех пор, пока он не ушел. Теперь я с нетерпением ждала ужина с Уинстоном. Ведь поужинав с ним, я заработаю больше денег. А чем больше я заработаю, тем скорее смогу выйти из-под влияния Мэннфордов.
Уинстон хотел пристыдить меня и опозорить, заплатив за это?
Что ж, значит, пусть так и будет.
Я сильная и смогу справиться со всем, что придет ему в голову.
*****
— Мистер Константин ждет вас, — произнес швейцар, указав мне рукой вперед. — Прошу вас сюда, к его личному лифту.
«Иисусе».
Влияние Уинстона просто зашкаливало. Личный лифт? Ну, конечно.
Коротко кивнув, я последовала за одетым в форму мужчиной к лифту, в который можно было попасть только по ключ-карте. Оказавшись внутри сверкавшей металлической коробки, я уставилась на свое отражение. Я поклялась, что не стану наряжаться для этого человека. Я ведь не какая-то симпатичная кукла, которую можно приодеть и заставлять выполнять трюки. Мне больше по душе была комфортная одежда, чем дорогущие одеяния высшего общества. На мне были приталенные поношенные джинсы, которые я закатала до икр, в ткани было больше дыр, чем самого материала. Симпатичные коричневые босоножки с кожаным бантом поверх. Белая футболка, завязывающаяся узлом чуть выше пояса джинсов. Я оставила волосы распущенными и теперь они спускались вниз непослушными каштановыми волнами. Также я надела круглые серебряные кольца-сережки и парочку плетеных браслетов. И я не накрасилась, потому что не хотела, чтобы у него сложилось неверное представление обо мне.
Это для меня просто работа. Не более.
Наконец, мы доехали до пентхауса. Когда двери лифта раскрылись, швейцар вывел меня в чистейший коридор. Здесь было много света, белого цвета и гладких поверхностей. Очень похоже на «Халсион». Подведя меня к большой двери из красного дерева, швейцар открыл замок еще одной ключ-картой. Шагнув вперед, он придержал для меня дверь.
— Присаживайтесь в гостиной. Мистер Константин скоро спустится, — произнес мужчина, прежде чем вышел и закрыл за собой.
Меня встретила
Она была оглушительной. Всеобъемлющей. Сводящей с ума.
Я прочистила горло, и этот звук эхом отдался в прихожей. Но никто больше так и не появился. Ведомая любопытством, я подошла к открытой двери в гостиную. Дизайн здесь сильно отличался от его офиса и коридоров этого многоквартирного дома. Все детали интерьера казались до смешного дорогими — все, начиная от вычурных и витиеватых светильников и заканчивая необычным темным деревянным полом, по которому шел какой-то странный извилистый узор, но каким-то образом умудрившийся ни разу не прерваться. Офис был светлым, а его дом темным.
Жилище злодея.
Я не могла сдержать улыбки, оглядывая его прекрасную гостиную. Всю заднюю стену занимали панорамные окна от пола до потолка. И это впечатляло, поскольку эта комната была высотой по крайней мере тридцать футов. Стены и потолок оказались выкрашены в темно-синий, очень насыщенный цвет, напомнив мне о глазах Уинстона.
«Стоп».
«Фу».
Я не собиралась сравнивать стены с его глазами. Это признаки больного и влюбленного поведения. А мне уж точно не нравился этот придурок. Отбросив мысли о его глазах, я залюбовалась массивной люстрой, походившей на освещенную сеть нервов с маленькими лампочками на концах. Паутина из света и металла. Это прекрасно.
— Моя любимая часть этой комнаты, — раздался откуда-то сверху глубокий голос.
Я пошла на звук и обнаружила Уинстона на верхней ступеньке лестницы. На нем были серые брюки и белая рубашка на пуговицах. Рукава закатаны до локтей, обнажая мускулистые руки, а две верхние пуговицы расстегнуты. Волосы Уинстона идеально уложены — похоже, это его обычное состояние — а на ногах сверкали начищенные черные туфли. Легким и медленным шагом он стал спускаться, увеличивая мое раздражение. Словно ему нравился это эффектный выход, и все было сделано так, чтобы я его заметила.
Чтобы позлить Уинстона, я отвела взгляд и подошла к окну. Вид был завораживающим, но я не собиралась говорить об этом хозяину дома.
— Голодна, мисс Эллиот?
Я напряглась и обернулась к нему.
— Я ведь здесь ужинаю, разве нет?
Его темно-голубые глаза сверкнули от моего стервозного тона. Словно ему понравился мой выпад. Меня раздражало, что вместо того, чтобы оттолкнуть его, мое поведение еще сильнее заводило. Чертов псих.
— Тогда пойдем, малышка, — произнес Уинстон, жестом приглашая меня следовать за ним. — Фрэнсис уже накрыла на стол, а Ганс приготовил бифштексы.
Конечно, у этого избалованного ублюдка под рукой был шеф-повар и официантка. Я ничуть не была удивлена.
Несмотря на нервное напряжение, сковывавшее живот, я все же чувствовала голод. Во время обеда тройняшки подняли такой шум на кухне, что я побоялась выходить из комнаты. Именно поэтому я все же решила подчиниться мистеру Больному Извращенцу.
Уинстон провел меня в столовую, на удивление оказавшуюся маленькой. Я ожидала увидеть накрытый стол на тридцать персон. Однако он оказался небольшим, и вокруг него стояли всего четыре стула. Выдвинув один из них, Уинстон протянул мне руку, а я неохотно приняла ее, чтобы взобраться на высокое сидение. Его рука наощупь была теплой, твердой и буквально источала силу. По позвоночнику пробежала дрожь, тут же сменившись чувством потери — что совершенно мне не понравилось — когда он, наконец, отпустил меня.