Роза для навигатора

Чернышева Наталья Сергеевна

— Но ты никого не предаешь, — рассудительно выговорила Кев. — Какое же это предательство?

Она не понимала!

— Я знаю, что ты всегда летала только со мной, — сказала я. — И я знаю почему: ты хотела помочь мне состояться как навигатору. Не зная еще толком, справлюсь ли я.

— Я видела твой потенциал, — сказала Кев. — Ты не могла не справиться.

— Ещё скажи, что ты в меня верила!

— Люди могут верить безоговорочно, даже не вытаскивая на поверхность причины своей веры, — покачала головой Кев. — Мы, маресао,

не умеем верить. Мы — знаем. Вероятность твоего успеха была высока. От меня требовалась лишь поддержка. Поддержку я тебе дала.

— О да, — кивнула я. — Без тебя вообще ничего не получилось бы. Ты дала мне своё имя. Ты летала со мной и единственная из всех верила в меня, — говори, что хочешь, я иначе твоё поведение не могу рассматривать! Это именно вера и была, может быть, не такая слепая, как у моего народа, но именно вера. И долг, который ты взяла на себя ради меня. Я благодарна тебе, Кев. Тебе и Санпору. И я не хочу выглядеть свиньёй, которая сейчас наступит толчковой ногой вам обоим на головы и помчится в лучшие условия на сверхсветовой.

— Люди любят играть в психологические игры, — сказал Санпор, проницательно улыбаясь. — Я, конечно, изучал теорию, но практику ты, Маршав, мне предоставила очень хорошую.

— Я не играю! — возмутилась я.

Он поднял ладонь, мол, знаю.

— Это бессознательное. Потому-то ты и формулируешь настолько сумбурно. А игра, Маршав, называется: примите за меня решение, которое я боюсь или не хочу принимать сама. Мне очень хочется, и я могу взять сама, но пусть лучше кто-то умный и старший разрешит мне получить то, чего я очень хочу.

Я поморщилась. Слишком заумно. Так и сказала.

— Объясните проще, док.

— Хорошо. Попробуем твои любимые ассоциации. Дети вырастают и покидают родительское древо с тем, чтобы вырастить новое. Разве родители называют детей предателями?

— В семье возможны какие угодно ссоры, — не согласилась я. — Примеров достаточно!

— Разве ты ссоришься?

— Нет, — вынужденно ответила я. — Мне просто… как-то… в общем… ну…

— Очень информативно, — сообщила Кев задумчиво.

— Зато очень по-человечески! — рассмеялся Санпор.

— Маршав, — решительно сказала Кев, — Я лично буду только рада, если ты сможешь поднять новые горизонты в паранорме и в профессии! Войны между нами и Федерацией в обозримом будущем не предвидится, так что вряд ли мы встретимся в бою. Всё остальное неважно.

— Ещё как важно! — горячо возразила я. — Мы же можем вообще никогда больше не встретиться до конца дней!

— Тебя пугает именно это? — спросил Санпор.

Я подумала. Потом подумала ещё раз. Потом сказала:

— Да.

— Честный ответ. Но страх — не повод отказываться от предложения Альфа-Геспина, я считаю.

— Мы живём для служения, Маршав, — поддержала его Кев. — Максимальную пользу Делу ты можешь принести только в Федерации.

Вот она, логика маресао на марше. Не поспоришь, даже если очень

сильно хочешь. Они стояли передо мной, такие родные оба. Держали друг друга за руку: крепкая пара, несмотря на многолетние отношения.

Мои галактические родители. Приёмные… биологические остались в прошлом, в минус семьсот лет от базового времени, и всё в их жизни тоже сложилось хорошо.

Из одного домашнего гнезда меня жестоко выдернули. Из второго уходила я сама, во взрослую жизнь и недетские битвы.

Я лишь надеялась, что Кронос Неумолимый всё-таки позволит нам когда-нибудь еще раз встретиться.

Не может же быть такого, чтобы не позволил!

Наивная человеческая вера в чудеса, как сказал бы Санпор. Но помимо веры у меня была еще и паранорма, позволяющая ходить между хронопластами, как через межкомнатные двери, из одного пространства в другое. Что-нибудь придумаю, решила я. Что-нибудь обязательно придумаю!

Солнце нырнуло за гору, и в Башильское ущелье стремительно потекла вечерняя тьма.

* * *

Земная Федерация, локальное пространство Солнца, хронобаза Башиль, текущее личное время, текущее базовое время

Падал снег. Летом ледяного века он летел рыхлыми крупными хлопьями, мельтеша на земле быстрыми тенями. Плюс два… и по-летнему нарядные цветы вдоль дорожки, не боящиеся ни снега ни мороза. Жизнь продолжалась, несмотря на фатальное изменение климата.

В базовом времени люди разлюбили длинные портьерные шторы. И не только шторы, к слову говоря. Прозрачность и цвет окна регулировались камуфляж-полем, генерируемым из небольших, не заметных, если специально не смотреть, блоков вверху и внизу. А сами окна перестали быть прорезями в стене. Они превратились в стены. И если настроить на режим ограниченной прозрачности, то снаружи в комнату не заглянет никто, мера не лишняя, потому что первый этаж. А изнутри ты будешь видеть всё!

Заснеженный склон, круто уходивший ввысь. Седые ёлки с малиновыми шишками на концах новых побегов, усыпанные снегом как на картинке к ожившей зимней сказке. Дорожку, подсвеченную изнутри мягким жёлтым сиянием, даже кусочек неба с одинокой звездой между горой и стеной…

Мне не спалось.

Приподнявшись на локте, я смотрела как спит мой мужчина. Касалась иногда ладонью его щеки или волос, пропускала сквозь пальцы тугие, слабо бликующие, кольца прядей. Нежность переполняла меня, ещё миг, и я лопну как воздушный шарик. Но всё равно не перестану улыбаться тихому счастью, накрывшему меня сейчас с головой.

Дарух подарил мне розу. Старотерранскую «горячую» розу, комнатную, выше колена не вырастет. Цветок стоял у окна в белом горшочке, колючий ствол, резные листья. Акуратная рюмочка цветка в неверном свете уличных фонарей, идущем от окна, казалась почти чёрной. Но я знала, что роза была красной.