Роза и Крест
Шрифт:
Фрида мельком взглянула на майора, и ему опять подумалось, что она жаждет его изничтожить.
— Нет, не помню.
— Вы не подвергались сексуальному насилию в детстве?
Теперь Фрида уставилась на Замятина в упор.
— Нет! — твердо ответила она, не сводя с майора глаз, но он заметил, что она побледнела, а уголок губ непроизвольно дернулся.
— Почему вы называете этих людей персонажами из колоды Таро? — после паузы заговорила она.
Все это время Замятин молча рассматривал ее лицо — то, как она морщит лоб, перебирая снимки, как отрицательно покачивает головой своим негласным мыслям — и пытался понять, в каком ключе имеет смысл продолжать беседу и имеет ли вообще. Если она и прикидывается, то делает это потрясающе убедительно.
— А вы
— Иерофант, Справедливость, Дьявол… — задумчиво проговорила она. — Неужели Давид убивал людей параллельно с тем, как я писала картины? — Фрида уставилась на Замятина с неподдельным волнением и интересом.
— Тфу ты… — тихо выругался тот. — Наша песня хороша, начинай сначала…
— А кто эти люди? — она подвинула к себе фотографию с телами, которые невозможно было опознать на глаз.
— Император и Императрица, как утверждает наш эксперт. Но вам, конечно, лучше знать.
— Но кто они такие? Я была с ним знакома?
Замятин молчал и барабанил пальцами по столу. «Она меня совсем за дурака держит», — думал он, пытаясь унять внутреннее раздражение.
— Это, Фрида Игоревна, ваш бывший муж Максим Волошин и его сожительница Оксана Александрова, с которой он начал отношения больше года назад, — не выдавая эмоций, ответил майор тоном, каким доктор в психдиспансере беседует с пациентами.
Фрида подняла на него глаза, в которых читались недоумение, насмешка и даже жалость, а потом, запрокинув голову, разразилась хриплым раскатистым хохотом. Ее буйное веселье, однако, не было заразительным. Истерический смех моментами больше напоминал Замятину плач и отзывался в нем чувством ноющей, безысходной тоски.
— Господи, какой же абсурдный бред вы несете! — насмеявшись, заговорила она. — Это что, розыгрыш? Или вы больны?! Чудовищное, подлое вранье! Я даже злиться на вас теперь не могу. Мой муж, замечу, не бывший, а вполне себе настоящий, в данный момент находится в Нью-Йорке и со дня на день вернется в Москву. Никакой сожительницы у него нет, не было и быть не может, это я знаю наверняка. Я понятия не имею, для чего разыгрывается здесь этот нелепый спектакль, но вы переходите все границы. Ваше скотство уже вышло за всякие рамки добра и зла. Мало того, что вы клевещете на моего мужа, так вы еще подсовываете мне фотографии каких-то бомжей, уверяя, что мой муж мертв!
— Ну, хватит… — тихо, сам себе, сказал майор, вставая со стула. Похоже, его внутренняя дилемма по поводу того, как вести себя с Волошиной, наконец разрешилась.
Он прошелся по кабинету из стороны в сторону, пару раз хрустнул пальцами, нервно разминая руки, потер лицо, выдохнул и вернулся на место.
— Фрида Волошина, вы обвиняетесь в предумышленных убийствах пяти человек, а также в покушении на убийство Мирослава Погодина. Улики, подтверждающие вашу виновность, являются неопровержимыми. Вы, конечно, можете продолжать изображать из себя идиотку, но имейте в виду, что сотрудничество со следствием может смягчить вашу участь.
— Вы бредите!
— На картинах, которые вы рисовали, обнаружена кровь ваших жертв! На картине с Иерофантом — кровь Заславского, на Справедливости — Милены Соболь, на Дьяволе — Владилена Сидорова, на верховной Жрице — ваша собственная кровь.
Фрида потерла забинтованное запястье.
— Я передавала свои работы Давиду, он и пачкал их кровью. Я ничего не знала ни о каких убийствах. Эту рану, — Фрида показала майору руку, — мне нанес Давид и, видимо, после испачкал кровью холст…
— Да нет никакого Давида! Нет и не было! Все это, — майор хлопнул ладонью по фотографиям на столе, лежащим прямо перед Фридой, — дело ваших рук, и отпираться бессмысленно! Вы не смогли смириться с тем, что муж бросил вас и ушел к другой женщине, носившей
Майор почувствовал, как на лбу его пульсирует вена. Он склонился над столом, упершись в него руками, и таращился на Фриду, которая сидела, обхватив руками голову, прикрыв веки и тихонько покачиваясь из стороны в сторону. Замятин выдохнул, сел на свой стул, нервно поигрывая желваками, и стал ждать реакции собеседницы. Через некоторое время Фрида посмотрела на него и устало произнесла:
— Мне необходимо связаться с адвокатом и с моим мужем.
— Фрида Игоревна, ваш муж мертв! — уже не слишком рассчитывая на понимание, снова стал разжевывать Замятин. — Вот фотография его тела в вашем загородном доме на Ленинградке. Обратите внимание на детали, обстановку дома, его часы, ботинки, в конце концов. Вы убили его! Убили собственной рукой! Убили своего мужа и его беременную сожительницу! Связаться с ним вы уже не сможете никаким способом. А на адвоката вы, безусловно, имеете право, — спокойно закончил майор.
Тут только он заметил, как она бледна. Фрида не мигая смотрела на Замятина, а может, сквозь него. Вдруг будто каменная маска сошла с ее лица, мышцы на нем дрогнули, в глазах мелькнули искры понимания и ужас. Она едва заметно качнула головой, зажмурилась, сжала руки, впившись ногтями в ладони, запрокинула голову и закричала.
«АААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААА…» — разнеслось по кабинету, этажам, вылетело на улицу через открытое окно, закружилось в воздухе, подхваченное внезапным порывом ветра, уносимое воздушными потоками ввысь, к небу.
Этот крик пробрал майора до костей, заполнив необъяснимым, иррациональным ужасом все его существо. Внутри него этот пронзительный звук, словно в пещере, отлетал от каждой стенки, достигал каждой ниши и впадины.
***
— Вынужден констатировать, что случай крайне тяжелый, — развел руками специально приглашенный психиатр-криминалист высочайшей квалификации. — Признаюсь, в своей практике судебно-психиатрической экспертизы я с таким не сталкивался.
Пожилой сухощавый профессор с вытянутым лицом, тонкими губами и обильной сединой в пепельных волосах сидел напротив Замятина и сквозь очки поглядывал на собственные записи, сделанные во время беседы с Волошиной. Судя по всему, окончательно определиться с диагнозом он пока не мог.