Роза и лев

Стюарт Элизабет

Стефану Блуа исполнилось пятьдесят. И он, к сожалению, выглядел именно на эти годы. Кончина королевы подломила его, и слухи о том, как эта потеря отразилась на его здоровье, имели все основания. Когда-то этот мужчина был красив и деятелен, но семнадцать лет правления страной, ввергнутой в гражданскую войну, явно истощили всю энергию, дарованную ему Господом при рождении. Только глаза его по-прежнему оставались молодыми и вспыхивали при лицезрении женской красоты.

Аделиза пробудила в нем жизненные силы. Он сам пошел навстречу сестрам, улыбнулся и заключил в ладони крохотную

ручку Аделизы.

— О, мое дорогое дитя! Как я счастлив видеть вас! Отец отзывался о вас с гордостью, и теперь я понял, что он тысячекратно прав. Вы настоящее сокровище.

Аделиза в ответ пробормотала нечто непонятное, щечки ее окрасились румянцем, что сделало ее еще красивее. Ни одна роза, расцветшая в королевском саду весной, не могла сравниться с этим юным созданием. Так подумал стареющий, усталый от гражданских войн король Англии.

Будучи не в силах отвести взгляд от очаровательной девушки, Стефан небрежно бросил через плечо:

— Я понимаю тебя, Роберт де Ленгли. Искушение твое было велико. Как же хватило у тебя рыцарской чести устоять перед ним? По моему мнению, ты просто святой! А теперь прошу тебя, обними отца этих очаровательных девочек, чтобы заключить мир. Разве их будущая счастливая судьба не зависит от того, что мы простили друг другу все наши обиды.

Джоселин вдруг исполнилась презрением к человеку, который только недавно целовал ее. Какой же он рыцарь без страха и упрека? Он просто петух, попавший в курятник. Мужчина, вожделеющий женского тела.

Между тем Аделиза расцветала на глазах. Избавившись от заботы об Аделизе, Джоселин могла вздохнуть свободно, но присутствие в зале Роберта де Ленгли тревожило ее, несмотря на все данные ею себе самой обещания выбросить из головы всякие мысли об этом человеке.

Он сопровождал короля, но остановился поодаль. В каждом его жесте ощущалась ленивая грация хищника. Он почему-то показался ей выше ростом в этот вечер, выглядел более внушительно, а огненные глаза его и львиная грива еще более привлекательными.

Жилет из алого бархата плотно облегал его грудь. Одеяние было роскошным, но явно пришло в ветхость. Он не носил никаких драгоценностей, никаких золотых цепей, даже самого простенького кольца не было у него на пальцах. Джоселин вспомнила, что Генри Анжу носит на руке его фамильный перстень, и гнев обжег ее неизвестно по какой причине.

Роберт де Ленгли всю свою взрослую жизнь истратил на войну за интересы короля Стефана по ту сторону Пролива, а в результате сам потерял все, что имел — земли, богатство, семью, которую, очевидно, любил. Он вернулся в Англию, взял в свои руки то, что ему принадлежало по праву, пусть даже применив хитрость, но так поступали с ним и его враги. А теперь он должен забыть о душевных шрамах и радовать гостеприимством человека, который истребил его друзей и захватил его замки и поместья.

Ее кулачки инстинктивно сжались в приступе внезапно возникшей злобы. Вряд ли кто-то из присутствующих на этом пиршестве, тот, кто поедал мясо, заготовленное ею накануне, разделял ее чувства и горячо сопереживал нескончаемым утратам Роберта де Ленгли. Но почему он, одетый в пламенно-алый бархатный

жилет, напоминающий о мстительном пламени, сжигающем его душу, — почему он ведет себя так хладнокровно? Неужели король Стефан смог подавить его волю? И как ей сдержать здесь, сейчас свой острый откровенный язык?

А де Ленгли еще посмел произнести, унижая себя:

— Я полностью отдаю себя под власть короля Англии. В любое мгновение я готов оседлать коня и сразиться за него здесь или за морем.

Если в этом высказывании заключалась горькая ирония, то никто из присутствующих не воспринял ее или притворился, что не понял скрытый смысл речи де Ленгли. Король, более чем все его придворные, был защищен от горьких намеков непроницаемой броней своего обаяния. Он окинул взором свою свиту и заставил опустить глаза тех, кто позволил себе ехидную усмешку.

— Я знаю, что ты, Роберт, верен мне, и твоя верность становится дороже с каждым днем.

Они были рядом — рыцарь и король. Факелы пажей, неотступно следовавших за королем, высвечивали их. Стефан по-прежнему не отпускал нежную ручку Аделизы. Эта троица выглядела так красиво. Джоселин вновь вспомнила французские гобелены, которыми так дорожил ее отец. Ей никогда не вписаться в эту волшебную картину.

Стефан, поглаживая руку Аделизы, произнес торжественно, как и подобало королю:

— Мое дорогое дитя! Я знаю, что тебя содержат здесь в заключении против твоей воли. Мне сообщили также, что этот человек, — Стефан кивнул в сторону де Ленгли, — не поскупился на угрозы в присутствии твоего отца. Однако Роберт де Ленгли из Белавура мне хорошо известен, и клянусь моей честью, что нет на свете более благородного рыцаря. У него и в мыслях не было привести эти угрозы в исполнение. Роберт поклялся на святом распятии, что не имеет ни малейшего намерения причинить тебе и твоей сестре какой-либо вред. Он обещал также поддерживать мир с твоим отцом, а твой отец, в свою очередь, дал такую же клятву.

Стефан выдержал многозначительную паузу, окинув взглядом все собрание.

— Мы добились в этот знаменательный день больше чем военной победы. Мы покончили раз и навсегда с враждой между домами де Ленгли и Монтегью. Мы отвели угрозу миру на земле Англии, миру, за который так долго сражались. В данный момент составляются договоры. Завтра они будут подписаны, и наступит конец столь затянувшемуся спору.

По толпе гостей пробежал ропот. Все зашумели, заговорили разом. Король возвысил голос:

— У нас есть повод для праздника, господа! Будем же смотреть только в будущее и не станем оглядываться назад. Два могущественных, славных семейства сольются в согласии и обеспечат покой и безопасность на западе Англии.

Он вложил пальчики Аделизы в руку Роберта де Ленгли.

— Счастлив известить вас, что наш друг де Ленгли и леди Аделиза Монтегью в скором времени соединятся в брачном союзе. Да снизойдет милость Божья на английское королевство и на вас обоих, дорогие мои!

Джоселин ощутила, что пол уходит из-под ее ног. Аделиза же была ни жива ни мертва. Ее и без того бледные щеки лишились последней краски. Все в зале тоже замерли.