«Роза» Исфахана
Шрифт:
— Понятно. — Собравшись с силами, Джин оторвалась от дверцы машины и с трудом поднялась на крыльцо. Оглянулась, распорядилась: — Бабак, как только машину разгрузите, сразу отправьте её на мойку.
— Ночью?! — удивился сержант.
— Да, ночью, — подтвердила она и, покачнувшись, ухватилась за ручку двери.
Медленно, превозмогая боль во всем теле и слабость в ногах, поднялась по лестнице, вошла в свой кабинет. Сдернув платок, сразу же направилась к компьютеру. Опустилась в кресло. Пораженная рука сильно опухла, и теперь все действия приходилось выполнять одной, более-менее здоровой рукой.
— Ханум, наконец-то вы вернулись! — радостно воскликнула заглянувшая в комнату
— Марьям, — попросила её Джин, не отворачиваясь от экрана, — распорядись, пожалуйста, чтобы аппаратуру, которую я привезла, обработали от радиации.
— От радиации? — переспросила Марьям испуганно.
— Да, — кивнула Джин. — И желательно как можно скорее.
— Хорошо, ханум, — упорхнула с озадаченным видом медсестра.
Заслышав её торопливо удалявшиеся по коридору шаги, Джин немедленно приступила к шифровке текста. В качестве информационного контейнера решила использовать собственную фотографию, где была снята на фоне главной исфаханской мечети: якобы захотелось показать своему родственнику и тайному любовнику Ахмету одну из достопримечательностей Ирана. Внутри снимка разместила предназначенный для Дэвида текст:
«Завтра посланец пересечет с „Розой Исфахана“ границу и окажется на территории Ирака. С паролем ознакомлен. В „Розе Исфахана“ содержится полоний-210, получаемый на интересующем вас объекте скорее всего путем облучения висмута. Источник поставки висмута пока неизвестен, но специалисты смогут вычислить его по результатам анализа. При землетрясении в лаборатории по производству полония произошел серьезный выброс вещества в атмосферу. Пострадали около сорока человек, почти у половины из них степень отравления не совместима с жизнью. Столь большое количество полония, вырабатываемого в лаборатории при заводе „Роза“, свидетельствует о возможном применении его в военных целях. Содержимое „Розы Исфахана“ изъято мною из палаты человека, занимавшегося облучением висмута непосредственно и потому пострадавшего больше всех. Сама „Роза Исфахана“ представляет собой покрытый голубой глазурью свинцовый шарик, внешне напоминающий бусину от четок. Шарик передан мною Мастеру, а он передаст его в Ирак через связного из законсервированной в Исфахане группы. Мастер просит передать его жене и дочери, что очень любит их и постоянно о них думает. Он жив, здоров и продолжает верой и правдой служить нашему общему делу. Моим родителям, всем родственникам и Майку передайте, что у меня всё в порядке и оснований для волнения у них нет…»
Из коридора снова донеслись шаги Марьям, на этот раз приближающиеся, и Джин незамедлительно нажала кнопку отправки сообщения, Оно исчезло с монитора аккурат в тот момент, когда медсестра открыла дверь. Теперь на лэптопе отражалась таблица расхода лекарственных средств в миссии за последнюю неделю.
— Марьям, аминогликозидов в инъекциях у нас больше не осталось? Только в таблетках? Надо срочно заказать неомицин…
Джин повернулась к помощнице, и вдруг та вместе с комнатой опрокинулась вверх ногами. В глазах потемнело, Джин почувствовала, что проваливается в черную бездну. Слух прорезал испуганный вопль Марьям: «Ханум, что с вами?!», но и он быстро стих…
Очнулась Джин в своей постели. Мысленно порадовалась, что не на больничной койке. За окном серело тусклое туманное утро. Болей не чувствовалось, но внутри ощущалась какая-то подозрительная легковесность, пустота. Словно всё, чем раньше был наполнен её организм, кто-то незаметно вынул, оставив ей только телесную оболочку. Джин попробовала поднять руку. Рука подчинилась. Кисть забинтована, но пальцы шевелятся. Это хорошо.
«Розы Исфахана, — подумала Джин с грустной иронией. — Одну из них, полониевую, я буду помнить всю жизнь. Только неизвестно пока, сколько мне её, этой жизни, осталось. Впрочем, совсем не обязательно, — начала она успокаивать себя, — что я получила серьезную дозу облучения: реакция организма на радиационный ожог всегда, как правило, острая. Столкновение иммунитета и радиации — это своего рода битва защитника и агрессора, сам по себе маленький ядерный взрыв. Кто её выиграет, покажет время. Хотелось бы надеяться, что защитник, ведь у него как-никак был в моем лице союзник: я же своевременно приняла ударную дозу антидота. А вот карциномы не хотелось бы. И хронических язв на руке — тоже, ведь руки — главное орудие труда хирурга. Но об этом надо было думать раньше. В палате Эбаде. Теперь поздно…»
Послышался звук открываемой двери, и Джин повернула голову в другую сторону.
— Ханум, вы нас так напугали! — К кровати Джин — в антирадиационном фартуке, с марлевой повязкой на лице и в пропитанных свинцовыми солями перчатках на руках — приблизилась Марьям. — Вы неожиданно упали, вас стал бить озноб, а потом вы и вовсе потеряли сознание! — взволновано проговорила она. — Я сразу позвонила доктору Нассири, и он тотчас приехал. Вот, видите, заставил меня нарядиться, как пугало, — девушка указала на маску и фартук. — Но сказал, что вы не опасны. Обработал вашу рану на руке, поставил капельницу и снова уехал. Должен с минуты на минуту вернуться, обещал. Ой, я так испугалась за вас, ханум! — приложила Марьям руки в свинцовых перчатках к груди. — Всю ночь не спала!
— Меня ввели в наркоз? — догадалась Джин.
— Да, — подтвердила Марьям. — Чтобы снизить воздействие шока, как сказал доктор Нассири.
— А кто принес розы? — покосилась Джин на подоконник.
— Он же. Доктор всю ночь ездил туда-сюда, и вот под утро привез этот букет, — сообщила Марьям. — Но от кого — не сказал. Краси-и-ивые, — протянула она и, судя по интонации, улыбнулась под маской. Подошла к окну, расправила в вазе розы. Неожиданно воскликнула: — Ой, а вот и доктор Нассири приехал! Он вам сейчас сам всё подробно расскажет.
— Кто взял на себя лечение пострадавших от землетрясения? — озабоченно осведомилась Джин.
— Доктор Франсуа, — ответила Марьям, повернувшись к ней. — Между прочим, хочет, чтобы я ему помогала. Но мне трудно, ханум, с ним работать, — призналась смущенно. — Ведь он же, в отличие от вас, ни одного слова из нашего языка не знает, только по-французски да по-английски изъясняется! А я, наоборот, эти языки не знаю. Только интуитивно догадываюсь, что ему нужно. Он даже переводчика для меня пригласил, но тот так скверно переводит, что я и половины его фраз не понимаю.
— Ничего, голубушка, потерпи, — успокоила Джин девушку. — Я скоро встану. Долго разлеживаться не собираюсь, не время сейчас…
— Что вы, ханум?! — в голосе Марьям снова прозвучали испуганные нотки. — Вам подниматься нельзя ни в коем случае! Вылечитесь сначала как следует! А за меня не переживайте — приспособлюсь как-нибудь к доктору Франсуа. Он терпеливый очень, даже не ругает меня, если я что-то не сразу понимаю…
— Да вы, Аматула, я смотрю, уже проснулись! — бодро воскликнул доктор Нассири, войдя в комнату тоже в защитном костюме и присев на стул у кровати Джин. — Ну и напугали вы нас всех, коллега!