«Роза» Исфахана
Шрифт:
— Вам всё ясно, капитан Лахути? — повысил голос доктор Франсуа Маньер, взяв у Марьям шприц с лекарством. — Ступайте к своим коллегам и передайте им ответ мадам Байян. Когда мадам станет лучше, возможно, я разрешу вам навестить её.
— Желаю вам скорейшего выздоровления, госпожа, — чуть склонил голову Шахриар и, одернув мундир, стремительно покинул помещение.
— Мадам, вы столь легкомысленно относитесь к собственному здоровью и лечению, что так недалеко и до трагедии, — снова недовольно занудил Франсуа.
— Не ворчите, док, прошу вас, — Джин шутливо шлепнула его по плечу здоровой ладонью.
— Аматула, я ввожу вам лекарство, а вы хулиганите! — возмутился всегда серьезный Франсуа. — Не надо меня сердить.
— Хорошо, хорошо, больше не буду, — примирительно
— И еще я очень надеюсь, — обиженно продолжил доктор Маньер, — что вы наконец разглядите во мне человека, тоже способного совершать поступки и принимать решения. Пусть я всего лишь ваш подчиненный, но я тоже хорошо знаю, для чего здесь нахожусь, и вполне могу защитить наших иранских подопечных от происков местных властей.
— Я это учту, Франсуа, обязательно. Не обижайтесь, пожалуйста.
Сделав укол, заметно подобревший Франсуа помог Джин добраться до постели и с помощью Марьям начал делать ей перевязку. За окном было тихо.
— Марьям, посмотри, пожалуйста, машины уехали? — попросила Джин медсестру, когда с перевязкой было покончено.
Марьям приблизилась к окну, чуть приподняла жалюзи.
— Нет, ханум, всё еще стоят, — доложила негромко. — Хотя нет… Кажется, уже уезжают. Вот, первая машина сдвинулась с места, разворачивается…
— Капитан Лахути уехал?
— Нет, остался, — сообщила Марьям. — Как раз сейчас возвращается обратно в миссию…
— Франсуа, — обратилась Джин к доктору, собиравшему остатки перевязочного материала в белый саквояж с красным крестом, — благодарю вас за помощь и простите, что оторвала от больных. Возвращайтесь к ним. И заодно выясните, пожалуйста, как прошел сеанс гемодиализа у Агдаши.
— Я сделаю всё, о чем вы попросите, Аматула, — важно изрек доктор, поправив очки, — но все-таки позвольте мне еще раз напомнить вам о соблюдении постельного режима и регулярном приеме лекарств. У вас серьезное заболевание, Аматула, и если его не пресечь в самом начале, оно может перейти в хроническое, причем с непредвиденными и крайне плачевными последствиями…
— Вы правы, Франсуа, — послушно кивнула Джин, — я больше не буду с вами спорить. И постараюсь быть прилежной пациенткой…
— Аматула! Что случилось?! Вам стало плохо? — ворвался в комнату взволнованный доктор Нассири.
— Успокойтесь, Сухраб, мне уже лучше, — улыбнулась Джин. — Просто меня отвлек ваш соотечественник, капитан Лахути, и я не приняла вовремя лекарство. Как, кстати, прошла сегодняшняя процедура гемодиализа? Улучшения наблюдаются?
— Все показатели в норме, ханум, — просиял Нассири. — Последние данные наглядно свидетельствуют, что функция правой почки постепенно восстанавливается! Так что, я думаю, потребуется еще две-три процедуры, не более, и организм пациента сможет вернуться к нормальной жизнедеятельности.
— Отрадное известие, — удовлетворенно качнула головой Джин. — Мы не допустили уремии и своевременно избежали некроза. С одной почкой, если она восстановится полностью, организм вполне сможет функционировать как с двумя, вы правы. Даже если вторая не восстановится и её придется удалить, оставшаяся почка, как правило, всегда справляется с возросшим объемом работы. Но пока об этом говорить еще рано, надо попытаться сохранить и вторую почку. Поэтому проводимую терапию не только не прекращаем, но даже, напротив, усиливаем. Пока не наступили необратимые изменения, необходимо добиться восстановления проходимости лоханочно-мочеточникового соустья и полного объема кровотока. Франсуа, займитесь этим прямо сейчас, — попросила она французского коллегу, — посмотрите вместе с Сухрабом все последние анализы Али Агдаши и выработайте стратегию его лечения на ближайшие дни. А мне пока надо срочно связаться с Женевой. Марьям, подай мне телефон, пожалуйста.
Марьям протянула трубку, Джин бодро приподнялась на локте.
— А что сказал Лахути? — тревожно осведомился Нассири.
Джин хорошо понимала его резонную тревогу за свое будущее, потому уходить от прямого ответа не стала.
— Он передал слова своих начальников: те протестуют против укрывательства граждан Ирана
— А вы, ханум? Что вы ему ответили, ханум? — голос Нассири предательски дрогнул.
— Пойду-ка я лучше к больному, — вздохнул доктор Франсуа, давая понять, что всё остальное он уже слышал. — Догоняйте, Сухраб.
— Всенепременно, доктор Маньер, — пообещал Нассири, не оборачиваясь. — Скоро подойду…
— Попросила Шахриара передать своим начальникам, — продолжила Джин, как только дверь за Франсуа закрылась, — что мы действуем в соответствии с Женевской конвенцией и правилами, установленными ООН, а также уставными положениями нашей организации. Объяснила, что на территории нашей миссии мы предоставили убежище не террористам или каким-то другим преступникам, а тяжело больному человеку вместе с его матерью и лечащим врачом. Подчеркнула, что мы ни в чем не превысили полномочий и действуем в рамках международного закона. Предупредила также, что все наши действия согласованы с Женевой, что подчиняемся мы только Женеве и что выполняем приказы, поступающие только из Женевы. Посему посоветовала им связаться напрямую с Женевой. Так что не переживайте, Сухраб, Женева нас в обиду не даст, — ободряюще улыбнулась доктору Нассири Джин. — К тому же не забывайте, что если даже иранские власти предоставят нашему руководству в Женеве гарантии вашей безопасности, вы, как люди, уже получившие убежище на территории миссии, вправе не возвращаться в Иран, а рассчитывать на статус политического беженца на Западе. Достаточно вашего желания и согласия — и мы поможем получить такой статус и вам со всей семьей, и Али с Самаз. Поэтому, Сухраб, — она сделала многозначительную паузу, — настоятельно рекомендую вам не доверять псевдо-обещаниям и лже-гарантиям правительства Ирана. Ведь в случае вашего возвращения в Иран мы уже не сможем проверить, выполнены эти гарантии или нет. Сами понимаете: Иран — страна закрытая. Сюда с трудом пробиваются даже инспекторы МАГАТЭ, а уж о западных правозащитниках и говорить нечего…
— А вы уверены, что Женева осмелится спорить с рахбаром и муллами? — спросил Нассири с опаской.
— Осмелится?! — рассмеялась Джин. — Вы меня удивляете, Сухраб! Во время Второй мировой войны сопредседатель Международного комитета Красного Креста леди Клементина Черчилль «осмеливалась» не только спорить, но и требовать от лидеров разных армий исполнения Женевской конвенции! В том числе от столь одиозных личностей, как Сталин и Гитлер. И всегда, заметьте, добивалась успеха. Впоследствии Красный Крест боролся против бесчеловечных преступлений Хо Ши Мина во Вьетнаме, потом — с проводимым красными кхмерами в Камбодже геноцидом против собственного народа. За многолетний вклад в дело отстаивания прав человека Красный Крест получил три нобелевские премии мира, множество других наград, и с успехом продолжает свою деятельность до сих пор. И в практике Красного Креста еще не было случая, чтобы главная штаб-квартира не поддержала действий своих миссий, где бы те ни находились — в Южной Америке, Африке или здесь, на Востоке. Я уверена, Сухраб, — заключила она, — что и мои нынешние действия встретят в Женеве понимание и поддержку. Я же сдержала свое обещание укрыть ваше семейство в посольстве Франции? — Нассири кивнул. — Правильно, сдержала. Так что поводов для беспокойства нет, Сухраб. Идите пока лучше к Франсуа, а я сейчас попробую дозвониться до Женевы.
— Спасибо вам, Аматула, — растроганно произнес Нассири. — Даже не знаю, как бы я жил дальше, если бы не встретил вас. Наверное, для меня действительно настал момент выбора, и вы помогли мне совершить поступок, которым я буду гордиться до конца жизни. И до конца дней своих буду благодарить Аллаха за то, что он подарил мне встречу с вами и дал сил и смелости увезти Али из госпиталя. Этим поступком я оправдал свою юношескую клятву спасать людей от смерти при любых обстоятельствах…
— Я понимаю ваши чувства, Сухраб, и очень рада за вас, — проникновенно сказала Джин и наградила доктора Нассири взглядом, преисполненным искреннего уважения.