Роза песков
Шрифт:
Думать пока Наталья не могла от слова совсем потому, поддерживаемая крепкой рукой, послушно села, приняла пиалу и начала пить. Терпковатое питье оказалось не таким уж и противным, а главное -- смыло мерзкий привкус рвоты во рту. Дохлебав до конца, Наталья машинально произнесла на совершенно незнакомом ей языке классическую фразу попаданок всех времен и народов:
– - Я ничего не помню.
Женщина всплеснула руками, опять издав странное тоненькое звяканье, ойкнула и метнулась к выходу. Чувствуя слабость в теле Наталья все же предпочла сесть и осмотреться.
В круглом шатре находилось то самое, довольно большое ложе, на котором она сейчас сидела. Шкуры разных животных, подушки в количестве чуть ли не десятка штук, некоторые поблескивали люрексом, а некоторые, просто окрашенные в довольно безумные цвета, свалены кучей у войлочной стены.
Поперек этой кровати, там, где у нормальных людей лежат подушки, тянулся колбасой длинный валик, а с потолочной конструкции свешивались какие-то длинные тряпки. В данный момент собранные толстым витым шнуром, они были стянуты в пучок и крепились к стене, но если шнур развязать – получится что-то вроде полога.
По левой от нее стене, прямо на полу, затянутом чем-то вроде грубого килима, валялся бурый тюфяк – там спала, похоже, эта женщина. То, что впотьмах казалось треугольником, сейчас выглядело как выход из шатра с занавеской вместо нормальной двери. Края откинуты и крепятся внутри войлочного жилища.
Наталья не понимала, как обозвать это помещение, но почему-то в голове вертелось слово «юрта». Ни в каких юртах она отродясь не бывала, поэтому не представляла, правильно ли это.
Вдоль правой стены валялись прямоугольные плоские подушки, образуя что-то вроде полукруга. В центре этих подушек, едва приподнимаясь над полом, стоял совсем низкий столик. Ближе к распахнутому выходу, шеренгой – несколько сундуков и тюков.
Слабый свет давала укрепленная на центральном столбе тускло поблескивающая боком лампа Алладина. Вот точно такая, как нарисована в мультфильме – медная соусница с витой ручкой и удлиненным носиком. Это от нее шел сильный запах прогорклого жира.
Наталья прислушалась – в ночной тиши раздавался невнятный, все нарастающий шум, звон бубенчиков и чужие голоса.
Женщина вернулась не одна – с ней вошёл в юрту невысокий сухонький старичок с глазами-щелочками, жиденькой седой бородкой, тянущейся почти до пояса, и выбритой налысо головой.
Одет он был в дорогой тяжелый халат, расшитый по подолу и краям рукавов массивными золотыми загогулинами. Мягкая глянцевая ткань была столь пластична, что обтекала тощее тельце.
«Такой бы халат роскошно смотрелся на восточной красавице», -- подумала Наталья. Сопровождал старика выбритый налысо полноватый подросток в халате, совершенно однотонном и даже на вид более дешевом, нагруженный чем-то вроде плетеного короба. Короб он поставил на пол, и стало видно толстощекое смуглое лицо, круглое как блин и узкоглазое.
Наталья молча смотрела на людей, слабо понимая, кто есть кто. Старикашка сложил руки на поясе и слегка поклонился, подросток согнулся почти пополам.
– - Нариз-роха, – обратился
Наталья тупо молчала, опасаясь оторвать взгляд от собственных коленей. Низкое неудобное ложе, на котором она сидела, заставило ее согнуть ноги и полы халата, в который она была одета, как и все участники этой сцены абсурда, разошлись на тощих подростковых коленях. Подростком она была столько лет назад, что уже и не помнила, как выглядело ее тело.
– - Нариз, ты меня слышишь? – в голосе старичка появились легкие нотки тревоги.
Наталья подняла на него обезумевший взгляд, крепко зажмурилась и яростно потрясла головой. На какой-то миг ей показалось, что сейчас она откроет глаза и вместо этой пугающей галлюцинации увидит нормальные больничные стены.
К сожалению, этот прием не сработал, только еще больше встревожил старичка. Даже не поворачиваясь в сторону подростка, он что-то неразборчиво скомандовал, и мальчишка мгновенно развил бурную деятельность. Подтащил свой плетеный короб к низенькому столику, отвязал крышку и споро начал из него выставлять глиняные флаконы, непонятные маленькие коробочки и мешочки. Затем, по очередной команде старичка, выскочил из шатра.
Наталья тупо пялилась на окружение, не зная, что сказать и сделать. Женщина, стоящая сзади и с боку от козлобородого, совершенно бабьим жестом прикрывала рот рукой прямо поверх темной повязки и поставив густые брови домиком, жалостно качала головой.
– - Нариз, ты меня понимаешь? – старичок требовательно уставился Наталье в глаза.
– - Понимаю, -- ответила она и вяло повторила – я понимаю все слова, но я не знаю, кто вы.
На Наталью навалилась странная слабость, ей казалось, что мир слегка раздваивается и плывет у нее в глазах. Ситуация настолько выпадала за грань привычного, что она все еще не могла сказать себе достаточно четко: «Я - попаданка!».
Подросток вернулся скоро, показав старику какое-то небольшое растение, выдранное с корнем. Старик важно кивнул и, оторвав зеленую часть, мальчишка бросил, прямо с землей, немытый корень в вынутый из коробки стакан. Уселся по-турецки на одну из подушек, достал тяжелую деревянную толкушку и, яростно работая правой рукой, начал растирать содержимое ступки.
Даже до Натальи добрался мерзкий запах, напоминающий аммиачный, а женщина и вообще отошла поближе к выходу. Мальчишка с почтительным поклоном протянул старику ступку. Тот понюхал, важно, но одобрительно посмотрел на помощника и скомандовал:
– - Открой аршуш.
Покивав, мальчик распечатал один из флаконов, стоящих на столике, и подал старику. Дальнейшее произошло так быстро, что потом Наталья не смогла восстановить в памяти последовательность действий.
То ли старик вылил этот самый аршуш в ступку с размятым корнем, то ли сперва он подошел к ней, а только потом вылил… Результат же его действий был печален – чудовищная волна аммиачной вони с такой силой пахнула Наталье в лицо, что она снова потеряла сознание.
Новое пробуждение радости ей не добавило.