Роза в уплату
Шрифт:
— В каком-то смысле так оно и есть, — сказал Кадфаэль. — Человек, ступив в топкое болото, делает первый шаг, но вернуться уже не может и с каждым следующим шагом погружается все глубже и глубже. От нападения на розовый куст до покушения на вашу жизнь — он шел туда, куда его влекло. Неудивительно, что место, куда он попал, было ему совершенно незнакомо, а лицо, которое бы он увидел, если бы посмотрел в зеркало, показалось бы ему совершенно чужим.
Все ушли. Хью Берингар отправился в замок допрашивать узника, пока у того не прошло потрясение после осознания того, что он убийца, и пока в нем не возобладал холодный эгоизм, который мог снова замкнуть его разум и совесть, приоткрывшиеся на короткое мгновение. Сестра Магдалина и брат Кадфаэль пошли в аббатство.
Джудит закрылась в своей комнате, чтобы в одиночестве попытаться собрать обломки крушения и поразмышлять. Однако то, что она видела своим мысленным взором, представлялось ей, скорее, пустыней, как бы нарочно очищенной для того, чтобы там появилось нечто новое. У Джудит не осталось человека, на которого она могла бы опереться, все суконное дело Вестье опять оказалось у нее в руках, и ей придется заняться им. Ей нужен другой старший ткач, которому она сможет доверять, и писарь — вести счета, который заменит Майлса. Джудит никогда не уклонялась от дел, но и не приносила себя им в жертву. Так она поступит и теперь. Она почти забыла, какой сегодня день. Розы в уплату ренты не будет и быть не может, это ясно. Куст сгорел дотла, никогда не расцветут на нем маленькие, дивно пахнущие розочки, вызывавшие воспоминания о годах ее замужества. Но сейчас это не имело значения. Она свободна, ей не грозит никакая опасность, она хозяйка того, что отдает, и того, что оставляет себе. Она может пойти к аббату Радульфусу и составить новый договор, подарить аббатству дом и землю без всяких условий. Корысть и расчетливость окружающих теперь, конечно, поутихнут, но она положит этому конец раз и навсегда. А после гибели розового куста останется лишь горько-сладкий привкус памяти о недолгих годах счастья. Одна роза в году была и напоминанием о них, и зароком не забывать их. Отныне роз не будет, никогда.
В середине дня Бранвен робко просунула голову в дверь и сказала, что в прихожей дожидается посетитель. Равнодушным голосом Джудит велела девушке привести его.
Найалл вошел нерешительно. В одной руке у него была роза, а в другой он держал за ручку маленькую девочку. Прежде чем вручить свое приношение, он на мгновение остановился на пороге комнаты, где до этого никогда не бывал. Широкая полоса солнечного света, лившаяся из открытого окна, лежала на полу поперек комнаты. По одну сторону этой полосы, в тени, сидела Джудит, по другую — стояли вошедшие. Удивленная приходом Найалла, Джудит поднялась и стояла, приоткрыв рот и широко распахнув глаза. У нее вдруг стало легко на сердце, словно в темную комнату проник свежий ветер из сада и принес с собой ощущение лета и чудесного праздника святой Уинифред.
Перед Джудит стоял человек, за которым не надо было посылать, который пришел сам, единственный человек из ее окружения, который никогда ничего не просил, не ждал, не требовал, не искал выгоды и был начисто лишен корысти или тщеславия, человек, которому она была обязана больше, чем просто жизнью. Он принес ей розу, последнюю розу со старого куста, и это было маленьким чудом.
— Найалл… — медленно, нерешительно выдохнула молодая женщина, впервые назвав его по имени.
— Я принес вам розу в уплату, — сказал мастер, сделав несколько шагов по направлению к Джудит, и
— А мне сказали, что ничего не осталось, — промолвила изумленная Джудит, — что все сгорело. Возможно ли это? — и в свою очередь пошла ему навстречу, осторожно, как будто опасаясь, что, если она прикоснется к розе, та рассыпется в прах.
Найалл очень мягко вытащил свою руку из цепкой ручки ребенка, девочка застенчиво старалась спрятаться за его спину.
— Я срезал ее вчера для себя, когда мы пришли домой.
Две руки протянулись навстречу друг другу и встретились над яркой полосой солнечного света, а раскрывшиеся лепестки цветка заиграли, поблескивая розоватым перламутром. Пальцы соприкоснулись, охватив стебель. Он оказался гладким, все шипы были срезаны.
— Вы не пострадали? — спросила Джудит. — Ваша рана заживает?
— Это просто царапина, — успокоил ее Найалл. — Боюсь, вы попали в худшую беду.
— Сейчас все уже позади. Я успокоилась.
Однако Джудит понимала, что выглядит ужасно одинокой и заброшенной. Они смотрели в глаза друг другу с напряжением, которое трудно было выдержать и еще труднее нарушить. Девочка осторожно сделала шажок вперед, боясь подойти ближе.
— Ваша дочка? — спросила Джудит.
— Да. — Найалл повернулся и протянул малышке руку. — Мне не с кем было ее оставить.
— Я очень рада. Зачем же оставлять ее, если вы шли ко мне? Никто никогда не будет для меня более желанным гостем.
Девочка, увидев, что эта чужая женщина с мягким голосом улыбается ей, почувствовала к ней доверие и подошла ближе. Ей было пять лет, и она была высокой для своего возраста. На ее серьезном личике и молочно-белой коже играли солнечные блики, словно огоньки зажженных свечек. Волосы ребенка, собранные в пучки на висках и свисавшие на плечи, были темно-золотого цвета, а длинные золотистые ресницы прикрывали темно-голубые глаза. Малышка согнула коленки и присела, как будто в глубоком реверансе, не отрывая от лица Джудит блестящих глаз, в которых так и сверкало любопытство. Вдруг она решилась и потянулась к молодой женщине, подставив ей личико для поцелуя — как всегда делают дети со взрослыми, которых они признают своими.
Малышка словно вложила свою крошечную ручку в грудь Джудит и сжала ее сердце, столько лет тосковавшее без ребенка. Джудит, глаза которой наполнились слезами, наклонилась, и они поцеловались. Губки девочки были мягкими, прохладными, душистыми. Пока они шли через город, розу несла она, и аромат цветка все еще витал над ребенком. Малышка молчала, она с интересом разглядывала обстановку и незнакомую женщину. Болтать она станет позже, когда они познакомятся поближе.
— Имя ей дал отец Адам, — сказал Найалл, глядя на дочку с грустной улыбкой. — Имя необычное — ее зовут Розальба. 1
1
Rosalba — белая роза, alba — белый (лат. )
— Завидую вам! — повторила Джудит однажды уже сказанные ею слова.
Снова ими овладела странная скованность, слова не шли с языка. Найалл взял дочку за руку и отвел к двери, за полосу света. Джудит осталась стоять на месте, прижимая к груди сверкавшую на солнце розу. Вторая маленькая Белая Роза подпрыгнула разок, потом обернулась и через плечо улыбнулась, как бы на прощание.
— Ладно, цыпленок, пошли домой. Наше поручение мы выполнили.
Сейчас они уйдут, оба, и не будет больше роз на старом кусте, и не надо будет приносить плату за ренту в день перенесения мощей святой Уинифред. Если они сейчас уйдут, наверное, уже больше никогда не повторится эта минута, никогда они не окажутся втроем в одной комнате. Мастер уже дошел до двери, как вдруг услышал:
— Найалл…
Его бросило в жар, он обернулся и увидел освещенную солнцем Джудит, лицо которой стало белым и раскрывшимся, как цветок розы, который она держала в руках.
— Найалл, не уходите! — Джудит нашла наконец слова, нужные слова, и вовремя произнесла их. Она повторила то, что сказала ему глухой ночью подле ворот обители у Брода Годрика: — Не оставляйте меня!