Роза Ветров
Шрифт:
– Сейчас и правда очень поздно. – Часы три раза отбили десять, и Гюльбекян театрально зевнул. – Я, пожалуй, пойду, Хорен Самвелович!..
– Ну, смотри, Вачаган Багратович, смотри! – всё веселился султанский ювелир, одной рукой поворачивая дочь к двери. – Что-то ты кашляешь сегодня много… Следи за своим здоровьем. Ты нам нужен живым!
Старик посмеялся в последний раз сам с себя и, ведя за руку перепуганную Манэ, вышел вместе с ней из спальни. Вачаган тотчас стёр с лица широченную улыбку и, собрав руки на
– Ты мой спаситель, филос! Сейчас бы бегал от собак…
– Да уж, – скептично причмокнул филос. – Стоило оно того, по-твоему?
– Стоило всей моей жизни! – горячо прошептал Гена и поднял взгляд на балкон, хранивший тепло и запах Манэ. – Ещё немного, и я бы её поцеловал!..
– Па!.. – громко фыркнул Вачаган и закатил глаза.
В ту ночь Манэ с трудом удалось уснуть. И не потому, что кофе, традиционно выпитое на ночь всем её семейством, слишком горячило кровь!.. Сегодня вечером в её сердце произошёл ощутимый раскол, а жизнь больше никогда не будет прежней. Белая перьевая подушка пропиталась слезами, так как осознание, что слишком сильно тяготило её сердце…
После того, как кириос Спанидас – этот обаятельный, очаровательный грек, зажигавший на её лице улыбку одним своим присутствием! – нарушил все запреты, чуть не перелез через балкон и признался ей в любви, она навсегда пропала. Она поняла, что отныне связана с ним особыми нитями, и эти связи никто не сможет разорвать… ни религии, ни деньги, ни их семьи!..
– Не знаю, что сегодня с печатью, но, куда ни глянь, одни кражи и убийства, – недовольно проворчал Хорен Самвелович, распивая утренний кофе и заедая его излюбленным рахат-лукумом.
Манэ вялым, неуверенным шагом вошла в гостиную, где её семья обычно обедала, и поразила родных мертвецкой бледностью лица да тёмными мешками под глазами. Мать и бабушка сразу же захлопотали вокруг неё, надеясь разузнать, что же так расстроило их «княжну». На вопросы «княжна» почти не отвечала. Завен – средний брат, который, в отличие от старшего, уже давно женившегося и проживавшего в Тифлисе, напротив, очень хорошо её понимал – не мучил сестру расспросами, а только смотрел так понимающе, что Манэ очень захотелось рассказать ему обо всём. Когда-нибудь он обязательно её поймёт… когда-нибудь!
– Если тебя обидел какой-то жених, ты только скажи, – обратился к Манэ шёпотом брат и подвинул к ней поближе кувшин с таном и тарелку с виноградом. – Я его с землёй сравняю.
Манэ любовно улыбнулась. Мать и бабушка застучали столовыми приборами о тарелки. Отец попросил горничную принести его курительную трубку, а слуги в отцовской конторе, наверняка, уже вовсю трудились на своих прялках, швейных машинках и станках. Недавно Нерсесяны получили внушительный заказ на обмундирование нового султанского полка, и работа не терпела отлагательств…
– Хайрик говорил, – продолжал Завен, намазывая масло на хлеб, – что вчера Вачаган Гюльбекян стоял под твоими окнами. Меня не было – я вернулся только под утро и…
– Под
– Мне не спалось. Но не уходи от ответа… Неужели Вачаган?..
– Нет-нет! – поспешила заверить Завена сестра и вновь залюбовалась им. Длинные ресницы, большие карие глаза, пухлые губы… Какой же брат у неё красавец!.. – Поверь мне, он просто самый лучший друг на свете.
Когда Манэ поняла, что заговорила, как Геннадиос, то краска снова залила её лицо. Завен больше ничего не спрашивал, только посмотрел очень уж пристально и положил сестре в тарелку побольше долмы. Откашлявшись, Хорен Самвелович снова подал голос:
– Ну вот только посмотрите! – проворчал он угрюмо, сдвинув брови. – Опять смерть…. Великий Иисус, я даже знаю этого человека…
Та статья гласила:
«Событие, всколыхнувшее жителей второго Рима, произошло глубокой ночью двенадцатого мая нынешнего года и не оставило после себя свидетелей. Утром тринадцатого числа близ Голубой мечети моряки нашли труп влиятельного государственного мужа Фазлы-Кенана-Паши, бывшего доверенным лицом падишаха и одним из его визирей. Лекари установили, что смерть наступила от удушья и многочисленных ножевых ранений около 10 часов вечера. Позднее убийцы обернули труп в саван и скинули его в воды Босфора. Султан передал это дело сераскеру, а великий визирь и субаши уже ведут расследование…»
Глава 3.
Ибрагим оказался тем самым гонцом, что принёс плохую весть родным. С первыми петухами он явился в отчий дом и прямо с порога ошарашил их следующими словами: «Дяди Фазлы-Кенана больше нет в живых. Он был убит сегодня ночью». Услышав эту новость из уст племянника, тётя Шебнем громко ахнула и, приложив ладонь ко рту, опустилась на диван без сил, а Амина лишилась чувств. Пока Мехмед и его жена хлопотали вокруг убитых горем супруги и дочери покойного, его средний брат собрал самых быстрых гонцов и отправил их в Кутахью и Эдирне за отцом и Нариманом. Ещё через несколько часов дом наполнили верующие, желавшие выразить свои соболезнования семье, а тело уже готовили к омовению. Впопыхах его хоронили в тот же день, дабы не нарушать традиций.
– В последнее время между нами случались разногласия, – тяжело вздохнул Мустафа-Паша, переворачивая труп на другой бок, пока гассал омывал голову и лицо усопшего, – но я и представить себе не мог, что с ним стрясётся такая беда.
Помимо брата в священном ритуале участвовало ещё четыре человека, а супруга подливала воды из кувшина. Расположенное на жёстком ложе, повёрнутое лицом в сторону Мекки, бездыханное тело – только нижнюю его часть, – прикрывала лёгкая белая ткань. Когда её мужа в очередной раз перевернули на правый бок, тётя Шебнем стёрла с щёк слезинку и скорбно прикрыла трупу глаза. Гассал зазывно прочитал намаз, и всё присутствовавшие ещё раз вознесли Аллаху молитву о прощении грехов покойного.
Мехмед стоял возле стены рядом со старшим братом, а запах кедрового порошка, добавленного в воду, которой омывали покойного, щекотал ему нос. В комнате было душно из-за жары и большого количества народу, из-за чего чёрный траурный кафтан с длинными рукавами пропитался потом. Из-за поста юноша ничего не ел с прошлого вечера, поэтому у него нестерпимо ныла голова. Мысли путались, и Мехмед несколько раз потёр виски. Должен ли он скорбеть сейчас о том, что потерял любимого дядю, или же бояться за то, как бы в убийстве не заподозрили лучшего друга?..