Розанна
Шрифт:
— Черт возьми, — сказал он. — Из-за этого субъекта я потерял нить игры. Какое у тебя уже преимущество?
— Четыре очка, — ответил Ольберг с важным видом. — Двенадцать с половиной на восемь с половиной.
Колльберг встал и принялся кружить по комнате.
— Вызовем его снова, сделаем тщательный обыск в квартире и как следует припрем к стенке, — сказал он.
Никто ему не ответил.
— Нужно снова начать следить за ним и привлечь для этого свежие силы.
— Нет, — сказал Ольберг.
Мартин Бек сидел, не говоря ни слова, и грыз сустав указательного
— Девушка начинает бояться?
— Я бы не сказал, — ответил Ольберг. — Ее нелегко так вот сразу вывести из равновесия.
Розанну Макгроу тоже нелегко было вывести из равновесия, подумал Мартин Бек.
Больше они об этом не разговаривали, но все уже пришли в себя, когда по усиливающемуся шуму транспорта на Регерингсгатан поняли, что рабочий день у них закончился — а у других он только начинался.
Следующие двадцать четыре часа прошли точно так же, как и предыдущие. Ольберг увеличил счет еще на одно очко. Но это было все.
На следующий день была пятница. Только три дня оставалось до конца первого месяца года, было тепло, серо и влажно. А вечером опустился туман.
В десять минут десятого тишину взорвал телефонный звонок. Мартин Бек взял трубку.
— Он уже здесь. На автобусной остановке.
На этот раз они приехали на пятнадцать секунд раньше, потому что Колльберг припарковался на Биргер-Ярлсгатан. Прошло еще полминуты, и Ольберг подал сигнал, что он уже на месте.
Дальше все повторилось. Мужчина по имени Фольке Бенгтссон продержался на Эриксбергсплан четыре часа. Четыре или пять раз он в нерешительности останавливался у телефонной кабины, съел одну сосиску. Потом уехал домой. Вслед за ним отправился Колльберг.
Мартин Бек ужасно замерз. Он быстро шел по Регерингсгатан, держа руки в карманах и глядя в землю.
Колльберг вернулся через полчаса.
— На Рёрстрандгатан все спокойно.
— Он тебя видел?
— Он шел, как лунатик. Думаю, он не заметил бы и бегемота в двух метрах перед собой.
Мартин Бек набрал номер служащей уголовной полиции Сони Хансон. У него было такое ощущение, что он вряд ли выдержал бы все это, если бы не думал о ней как о коллеге.
— Завтра суббота, вернее, уже сегодня. Он работает до двенадцати. Когда он будет уходить с работы, ты должна проходить мимо. Пробеги мимо него, словно куда-то спешишь, тронь его за рукав и скажи: «Добрый день, а я думала, что вы ко мне зайдете. Почему вы мне не звоните?» В общем, что-нибудь в таком духе. Больше ничего. И сразу исчезни. И постарайся не очень много на себя надевать. — Он помолчал. — Эта встреча должна быть решающей.
Он закончил разговор. Коллеги уставились на него.
— Кто у нас лучший специалист по слежке? — рассеянно спросил он.
— Стенстрём.
— Хорошо, с той минуты, когда он утром откроет дверь, будем за ним следить. Пусть Стенстрём этим займется. Будет докладывать о каждом его движении. По другой линии: у телефона будем находиться постоянно вдвоем, из комнаты может выйти только один.
Ольберг и Колльберг продолжали на него смотреть, но он этого не замечал.
В семь
Без пяти двенадцать на углу Норландсгатан появилась Соня Хансон.
Она была в тонком синем твидовом жакете с большим вырезом в виде буквы «V» и с поясом, который как следует затянула на талии. Под жакетом был надет черный тонкий свитер; она была с непокрытой головой, в перчатках, но без сумочки. Колготки и черные туфельки для этого времени года выглядели чересчур субтильно.
Она перешла на другую сторону улицы и исчезла из поля зрения Стенстрёма.
Сотрудники транспортной фирмы уже начали появляться в подъезде, последним, как всегда, вышел мужчина по фамилии Бенгтссон и запер дверь в контору. Он пересек тротуар и уже был в метре от проезжей части, когда мимо него пробежала Соня Хансон. Она остановилась, взяла его за рукав и что-то сказала ему, глядя прямо в лицо. Тут же его отпустила, продолжая что-то говорить, отошла на пару шагов, повернулась и побежала дальше.
Стенстрём видел ее лицо, в нем были радость, страсть и призыв. Он мысленно аплодировал тому, как она играла свою роль.
Мужчина стоял и смотрел ей вслед. Он сделал неуверенное движение, словно хотел броситься за ней, но передумал, засунул руки в карманы и пошел дальше, наклонив голову.
Стенстрём надел шляпу, расплатился у стойки и осторожно высунул голову за дверь. Когда Бенгтссон исчез за углом, он закрыл за собой дверь и направился за ним.
Мартин Бек сидел в полицейском участке округа Клара и мрачно смотрел на телефон. Ольберг и Колльберг уже прекратили играть в шахматы и молча прятались за газетами. Колльберг сражался с кроссвордом и в азарте грыз карандаш.
Когда телефон наконец зазвонил, Колльберг так укусил карандаш, что сломал его.
Мартин Бек схватил трубку еще до того, как закончился первый звонок.
— Привет, это Соня. По-моему, все получилось хорошо. Я сделала так, как ты сказал.
— Хорошо. Стенстрёма ты видела?
— Нет, но он наверняка был где-то поблизости. Я боялась обернуться и бежала до угла, до универмага.
— Ты волнуешься?
— Нет. Вовсе нет.
Было уже четверть второго, когда телефон зазвонил вторично.
— Я возле табачной лавки на Йернторгет, — сообщил Стенстрём. — Соня просто чудо. Ты бы только видел, как она вскружила ему голову. Мы погуляли по Кунгсгатан, перешли через мост и теперь бродим по Старому Городу.
— Ты только не спугни его.
— Можешь не опасаться. Он ходит, как лунатик, не видит и не слышит ничего, что происходит вокруг. Ну, я побегу, а то еще потеряю его.
Ольберг ходил по комнате.
— Для нее это занятие приятным не назовешь, — наконец сказал он.
— Она справится с ним одной левой, — заверил его Колльберг, — запросто. Все будет в полном порядке, лишь бы Стенстрём не напортил. — Он подумал и добавил: — Нет, Стенстрём в таких делах гений.