Рождение античной философии и начало антропологической проблематики

Драч Геннадий Владимирович

6 AUK. Op. cit. S. 164.

141

Суммируя вышеизложенное, можно сделать вывод о том, что окружающий человека мир, природа предстают в натурфилософии милетской школы удивительно соразмерными, "домашними", соотнесенными с возможностями человеческого опыта. Мир в его космологическом описании остается доступным и привычным миром человеческой повседневности. Человек в этом мире не является чем-то уникальным, он - необходимая часть природы. Человек натурализируется: это вытекает также из космогонического описания мира, включающего антропогенез в космогенез, из гилозоистического рассмотрения первых субстанций. Естественно, что при этом не только человек натурализируется, но и мир биологизируется, он предстает живым и одушевленным. Наивный материализм и гилозоизм обосновывают натуралистическую антропологию в целом.

Однако

нельзя сказать, что милетские натурфилософы на этом остановились (это в особенности относится к их собственно философским идеям - учению о субстанции). Учение о душе, о соотношении божественного (вечного), бессмертного и человеческого вполне может рассматриваться как первая форма постановки антропологических проблем. Милетские философы не только ставят эти проблемы, но и решают их. Мироздание порождено из живого начала, и сам мировой строй вещей становится "живым" и "справедливым". Человек всем своим бытием, как существо разумное и общественное, принадлежит мирозданию. Натурализация человека этому не противоречит, поскольку мироздание подчинено нормам социального порядка. Модель мироздания милетских мыслителей свидетельствует о проведенной ими решительной мировоззренческой ломке: вместо соотнесения человека с божеством они соотносят его с божественной природой, а проблема hybris (отклонения от справедливости) человека перед богом заменяется проблемой dike и adikia как порядка и отклонений, характеризующих природу. Проводя такую мировоззренческую переориентацию, внося рассмотрение человека в космологические и космогонические описания и обосновывая свои взгляды учением о живой, подчиняющейся социальным нормативам субстанции, милетские мыслители видели перед собой человека как "существо полисное".

Глава 5

ФИЛОСОФИЯ И АНТРОПОЛОГИЯ КСЕНОФАНА КОЛОФОНСКОГО

Одна из наиболее спорных фигур в истории раннегреческой философии Ксенофан из Колофона. Интерес к нему был вызван тем обстоятельством, что Ксенофан в соответствии со свидетельствами Платона и Аристотеля традиционно считался основателем элейской философии. Э. Целлер писал о Ксенофане как об основателе элейской школы философии, "высказавшем ее всеобщий принцип первоначально в теологической форме" [1]. Однако уже П. Таннери и Дж. Бернет решительно порывают с этой традицией. Бернет обосновывает это тем, что помещение Ксенофана во главе элейской философии покоится на свидетельствах псевдоаристотельского трактата, доверять которым нет оснований [2]. Современные исследователи весьма осторожно относятся к вопросу о связях между Ксенофаном и Парменидом, предпочитая говорить о "чисто внешнем сходстве между неизменным божеством первого и неизменным бытием второго" [3]. Дело не только в том, что свидетельства псевдо-Аристотеля продолжают казаться сомнительными (по крайней мере, по этому вопросу). Сама традиция в трактовке раннегреческой философии, восходящая к Аристотелю, а через него к Платону, подвергается критике по самым различным поводам, поэтому вопрос о роли Ксенофана в основании элейской школы философии требует специального рассмотрения. Мы же хотели бы обсудить ситуацию, возникшую в результате отрицания этой роли.

1 Zeller E. Die Philosophie der Griechen in ihrer geschichtlichen Entwicklung. Leipzig, 1923. S. 639.

2 См.: BumetJ. Early Greek Philosophy. L, 1920. P. 1-12.

3 Kirk G.S. Heraclitus. The Cosmic Fragments. Cambridge, 1954. P. 165.

Проблема заключается в следующем: Ксенофан, если не рассматривать его в качестве основателя элейской философии, остается одинокой фигурой среди досократиков, естествоиспытателей и натурфилософов, каковыми являлись, например, милетские философы. Исследователей смущала с давних пор "физика" Ксенофана (его учение о природе), которая никак не поддавалась соотнесению и корреляции с "теологией" (учением о боге-шаре) и, кроме того, носила явно упрощенческий и даже иронический характер по сравнению с "физикой" милетцев.

143

Необычайна и основная форма сочинений Ксенофана - элегии и силлы (сатирические произведения, в которых он высмеивал современных ему философов и поэтов). Их содержание - проблемы религиозного характера. Вопрос о принадлежности Ксенофану специального произведения "О природе" остается до сих пор спорным. Не случайно Ксенофана характеризуют

и как "религиозного реформатора", и как "поэта и рапсода, который стал заметной фигурой в греческой философии по ошибке" [1]. В чем же состоит философское учение Ксенофана, если не соотносить его с идеями элейской школы, и в чем его значение как представителя раннегреческой философской мысли?

Проблема заключается не в том, чтобы "реабилитировать физику" Ксенофана. А.Н. Чанышев справедливо считает ее "остаточным явлением" в учении Ксенофана [2]. Более актуальным оказывается вопрос о репрезентативности учения Ксенофана для ранних натурфилософских этапов древнегреческой философии. Между тем этот вопрос не нашел еще в нашей литературе своей четкой постановки, а тем более разрешения.

1 Cherniss H.F. The characteristics and effects of Presocratic Philosophy // Studies in Presocratic Philosophy. Vol. 1. The Beginning of Philosophy. L., 1970. P. 17.

2 Чанышев А.Н. Италийская философия. М., 1975. С. 151.

ПУТЬ ДОБРОДЕТЕЛИ И ЛОГОСА: "ЭТИКА" И "ГНОСЕОЛОГИЯ"

Исходным пунктом в предпринимаемой реконструкции этического учения Ксенофана могут послужить его социальные и политические воззрения. Однако здесь тоже не все ясно. Даже на вопрос о причинах изгнания Ксенофана из родного города Колофона отсутствует однозначный ответ, а ведь последнее могло пролить свет на его общую мировоззренческую ориентацию и миропонимание. К сожалению, сохранившиеся свидетельства не дают нам прямого ответа на данный вопрос. Изгнание Ксенофана совпадает с "приходом Мидянина" (В22), т.е. с завоеванием Колофона персами. Однако в сохранившихся фрагментах речь идет и о времени, предшествующем персидскому завоеванию, и, что особенно важно, содержатся оценки Ксенофаном событий этого времени, в основном негативные. В частности, во фрагменте ВЗ говорится о колофонянах, "которые вначале вели суровый образ жизни, после того как заключили дружеский союз с лидянами, впали в роскошь...". Здесь же Ксенофан иронизирует над проявлениями этой роскоши - пурпурными плащами колофонян, кото

144

рые они любили демонстрировать на площади (до наступления тирании), и их длинными благовонными волосами. Сами колофоняне характеризуются при этом отрицательно - как надменные, высокомерные.

Как явствует из фрагмента В4, лидийцы были известны Ксенофану прежде всего как торговый народ: "...они первыми стали чеканить и употреблять золотую и серебряную монету". Явная антипатия Ксенофана к роскоши сограждан вполне может быть расценена как общее негативное отношение его к торгово-купеческим кругам своего города и к Лидии - воплощению духа наживы, роскоши и изнеженности, враждебных древним аристократическим идеалам. Лидия действительно вошла в историю как торгово-купеческое государство, чья дружба с другими государствами обычно вела к демократическим переворотам в них. Произошло ли нечто подобное и в Колофоне? Неясно. Но враждебное отношение Ксенофана к торговым кругам вполне очевидно.

Для выявления исходных социальных позиций Ксенофана многое дает фрагмент В1. Г. Керк и Дж. Рейвен полагают, что Ксенофан дает здесь описание пира, и на этом основании относят его к представителям аристократии [1]. Фрагмент В1 нуждается в более широком анализе, но мысль об аристократизме Ксенофана нам представляется верной. Дело не только в негативной оценке торговых слоев со стороны Ксенофана, но и в том, что позитивное обоснование аристократических arete, содержащееся в данном фрагменте, было характерно для периода социальных реформ VI в. до н.э. и борьбы демократии и аристократии, когда последняя обосновывала преимущества своей arete превосходством "природы" и рождения [2]. Впрочем, обратившись к проблеме arete у Ксенофана, мы переходим к непосредственному рассмотрению его этической концепции.

Упомянутый фрагмент В1 содержит нравственные наставления, с которыми Ксенофан обращается к благочестивым (благомыслящим) мужам [3]. Им прежде всего надлежит прославить бога "священными мифами и чистыми словами". Если у Гомера logoi не что иное, как лукавые словеса в противоположность mythoi, заслуживающим полного доверия, то у Ксенофана они теряют былую противопоставленность. Однако речь теперь идет не о мифах традиционной религии:

1 См.: KirkG.S., Raven J.E. The Presocratic Philosophers. Cambridge, 1971. P. 164.