Рождение Британии
Шрифт:
Ненний сообщает нам то, что опускают другие, – имя британского воина, одержавшего победу в битве у горы Бадон, и этим переносит нас из тумана истории, смутно хранимой памятью, в светлый мир романтики. Неясная и смутная, но одновременно величественная и блистающая, нам открывается там легенда о короле Артуре и рыцарях Круглого Стола. Где-то на острове некий великий предводитель собрал силы римских британцев и сразился насмерть с вторгшимися варварами. С ним, с его именем и его деяниями связано все, на что только способны рыцарский роман и поэзия. Двенадцать битв, все произошедшие в неизвестных местах, с неведомыми врагами, о которых сообщается только то, что они были язычниками, подробно излагаются на латыни Неннием. Другие авторы говорят: «Нет никакого Артура, по крайней мере, нет никаких доказательств его существования». И только когда Гальфрид Монмутский через шесть столетий воспел доблести феодализма и военной аристократии, рыцарство, честь, христианская вера, воины в доспехах и очаровательные дамы были вознесены на победный пьедестал, освещенный славой. Позднее эту легенду перескажут и приукрасят Мэллори, Спенсер и
Миниатюра из средневековой рукописи, изображающая бой легендарного короля Артура и гиганта
Современные исследования признают существование Артура. Сначала робко, а затем решительно позднейшие и наиболее информированные авторы соглашаются с тем, что он реальная личность. Они не могут сказать, когда именно в тот темный период он жил, когда взял власть или когда вел свои битвы. Однако они готовы поверить, что этот великий воин все же жил, что он сохранил достижения цивилизации вопреки всем бурям и что его войско состояло из верных последователей, память о которых не умерла. Все четыре группы кельтских племен, обитавшие в холмистой Британии, с восторгом приняли легенду об Артуре, и каждая претендует на то, чтобы именно ее область считалась ареной его подвигов. Поиски королевства Артура идут от Корнуэлла до Камберленда.
Современные утверждения иногда доходят до крайностей, и опасения встретить возражения ведет некоторых авторов к тому, что они теряют почти весь свой разум. Ограничимся одним примером таких рассуждений.
«Можно с определенностью считать, что какой-то вождь по имени Артур все же существовал, вероятно в Южном Уэльсе. Возможно, что он стоял во главе объединенных кельтских войск или сил горной области и выступал против разбойников и завоевателей (не обязательно, что все они были тевтонами). Также возможно, что он участвовал во всех или некоторых из приписываемых ему сражений; с другой стороны, не исключено, что это участие приписали ему позднее».
Не так уж много после стольких трудов и исследований. Тем не менее к попыткам установить фактическую основу артуровских легенд нужно относиться с уважением. Здесь мы становимся на сторону тех, кто считает, что не все в истории Гальфрида Монмутского, восхитившей всю читающую Европу XII в., выдумка. Если мы сумеем точно понять, что случилось, то нашему взору откроются события, одновременно основанные на реальности и рожденные воображением. Они столь же неотделимы от наследия человечества, как «Одиссея» или Ветхий Завет. Все это правда или должно быть ею, а кроме того, нечто большее и лучшее. И когда бы люди ни выступали против варварства, тирании и массовых убийств в защиту свободы, чести и закона, пусть они помнят, что слава их дел, даже если сами они погибнут, будет жить до тех пор, пока земля будет вращаться. Так давайте же провозгласим, что король Артур и его благородные рыцари, охранявшие священный огонь христианства и мировой порядок, с помощью доблести, физической силы и добрых коней и доспехов уничтожили несметные полчища нечестивых варваров и на все времена оставили пример порядочным людям.
Источники сообщают нам, что он был Dux Bellorum [12] . Что может быть более естественным и необходимым, чем то, что главнокомандующий мог быть признан новым властителем Британии, так же, как за пятьдесят лет до этого бритты призвали Аэция? Стоит только признать, что Артур был командующим мобильной полевой армией, переходившей из одной части страны в другую и объединявшейся с местными силами, и споры насчет того, где происходили его битвы, решаются сами по себе. Кроме того, IV в. стал свидетелем превращения конницы в господствующую силу на поле боя. Пехота перестала играть главную роль, а легионы ушли с исторической сцены навсегда. Вторгшиеся саксы были пехотинцами, сражавшимися мечом и копьем и почти не имевшими доспехов. В бою с таким врагом даже небольшой отряд обычной римской конницы мог легко оказаться непобедимым. Если вождь, вроде Артура, собрал защищенную доспехами конницу, он мог свободно передвигаться по Британии, повсюду возглавляя местное сопротивление захватчикам и одерживая победы одну за другой. Память об Артуре несет в себе надежду на то, что когда-нибудь избавитель вернется. Постоянные невзгоды того трудного времени способствовали сохранению этой легенды. Артура описывали как последнего из римлян. Он понимал римские идеи и использовал их на благо народа Британии. «Наследие Рима, – говорит профессор Коллингвуд, – живет во многих формах, но из людей, создававших это наследие, Артур был последним, и история римской Британии заканчивается вместе с ним».
12
Dux Bellorum (лат.) – главнокомандующий. – Прим. ред.
«Двенадцатая битва» Артура, – пишет Ненний, – была на горе Бадон, где в один день только от руки Артура пали 960 человек, и никто не положил их, кроме него одного. И во всех сражениях он оказывался победителем. Но саксы, когда были повержены во всех этих битвах, стали искать помощи в Германии, и число их возрастало беспрерывно».
Все попытки точно определить гору Бадон закончились неудачей. Сотни научных исследований не принесли никакого результата, но если, что представляется наиболее вероятным, она находилась на спорной земле, то больше всего
Живо обсуждается и еще один, более емкий вопрос. Истребили ли завоеватели коренное население или наложились на него и до некоторой степени смешались с ним? Здесь необходимо различать период жестоких набегов с целью грабежа и период устройства на новом месте. Гильдас говорит о первом, и описанные им сцены повторились во время нашествия данов тремя столетиями позже. Но для поселенца такие налеты бывали редкостью. Он занимался работой на земле, причем работа являлась не менее важной для него, чем сама земля. Названия мест свидетельствуют, что в Суссексе жители, как правило, уничтожались. Есть основания думать, что далее к западу значительное британское население все же сохранилось, а древнейший западно-саксонский кодекс от 694 г. предусматривает права «валлийцев» различных категорий – состоятельных землевладельцев и «королевских валлийцев, выполняющих его поручения», – посыльных из местных, хорошо знающих местные дороги. Даже там, где коренные жители не были сохранены в качестве работников в хозяйствах саксов, мы можем предполагать, что мольба девушки, жалость к убитой горем красавице, сексуальные потребности завоевателей создали все же какие-то узы между победителями и побежденными. Таким образом сохранялся народ, таким образом со временем смягчались тяжелые условия завоевания. Полное уничтожение целого народа на большой территории противно человеческому разуму. При отсутствии жалости были, по крайней мере, соображения практической выгоды или естественные соблазны плоти. Серьезные ученые склонны считать, что для основной массы бриттов англосаксонское завоевание стало главным образом сменой хозяев. Богатых перебили, а те, кто был отважен и горд, – а таких нашлось довольно много – отступили к западным горам. Другие крупные отряды поспешно перебрались в Бретань, откуда их отдаленным потомкам суждено было впоследствии вернуться.
Саксы селились прежде всего в долинах. Хозяйство в представлении сакса – это луг для сена возле реки, невысокие склоны для пашни и более высокие для выпаса скота. Но во многих местах должно было пройти немало времени, прежде чем низины были расчищены и осушены. Но пока эта работа шла, чем он мог кормиться, если не продукцией крестьян-бриттов? Более естественно предположить, что сакс держал местных жителей в качестве своих сервов, заставляя их работать на знакомой им земле, пока его долина не была подготовлена к пашне. Затем старые хозяйства оставлялись, а все население собиралось в деревне у реки. Но язык жителей долин, селившихся компактными группами, возобладал над языком тех, кто обрабатывал высокие участки и чьи хозяйства были изолированы друг от друга. Изучение современных английских географических названий показывает, что названия холмов, лесов и рек часто имеют кельтское происхождение, даже в тех районах, где названия деревень англосакские. Таким образом, даже не предполагая полного уничтожения, исчезновение английского языка можно объяснить даже в тех местах, где, как мы знаем, местное население должно было уцелеть. Ему пришлось выучить язык хозяев, так как последним было ни к чему изучать язык бриттов. Вот так латынь и британский полностью уступили место речи пришельцев, и даже небольшие их следы с трудом отыскиваются в наших самых ранних летописях.
Местные условия после завоевания были разнообразны. Есть достаточные основания считать, что в Кенте пришельцы селились рядом с прежними жителями, чье имя приняли. В Нортумбрии сильны следы кельтского права. В Хантсе и Уилтсе сохранился широкий пояс британских имен, дающий основание предположить, что коренное население продолжало обрабатывать свои поля на склонах, тогда как саксы расчищали долины. Какого-либо барьера между завоевателями и местными жителями из-за цвета кожи не существовало. Физический тип обоих народов примерно одинаков, и весьма вероятно, что во многих районах значительные британские элементы оказались включенными в сакское племя.
Не только бритты, но и сами пришельцы нуждались в безопасности и стабильности. Их суровые законы, к которым они привыкли, были результатом огромного давления алчных орд, катившихся на запад из Центральной Азии. Воины, возвращавшиеся после полугодового набега, были не прочь предаться безделью. Очевидно, они не оставались безразличными к новым веяниям, но где, спрашивали вожди и старейшины, можно отыскать надежное место? В V в., когда натиск с востока усилился, а возвращавшиеся из набегов на Британию привозили не только добычу, но и рассказы о богатствах, в умах правителей сложилось представление о трудностях достижения острова и, следовательно, о безопасности, которую обеспечит себе отважный и героический народ, сумевший оккупировать эту землю. Возможно там, на ласкаемом волнами острове, можно будет обосноваться и наслаждаться жизнью, не страшась угрозы покорения более сильной расой и обходясь без ежедневных жертвоприношений, неотделимых от воинской и племенной жизни на континенте. Этим диким воинам Британия представлялась убежищем. Оставляя отчаяние и устремляя взор к надежде, все новые и новые мигранты год за годом прибывали в Британию, и в результате их набегов там постепенно складывалась система саксонских поселений.