Рождение и гибель цивилизаций
Шрифт:
В главе «Круговорот стихий в народе» мы еще поговорим о превосходстве логиков над мистиками, а пока отметим, что именно логики-постановщики лучше других способны раскрыть замысел мистиков-драматургов. А теперь гимн, пропетый в честь Петуха, накануне страшного удара, которым грозит год Кота (1999-й).
Откройте любую энциклопедию, любой справочник из серии «Кто есть кто» и проведите элементарный количественный анализ 12 знаков. Лидером может оказаться кто угодно, но аутсайдер всегда будет один и тот же — Петух. Что это значит? Неужели Петух самый тупой, самый бесталанный, самый примитивный знак? Нет, это не так. Это до такой степени не так, что, но сути, наоборот. Именно Петух, безусловно, самый способный, можно даже сказать, гениальный знак. По сути дела, это знак безграничных возможностей. Петух мог бы не есть, не пить или, напротив, есть больше всех или пить больше всех. Короче говоря, Петух — чемпион возможностей. Но за это чемпионство приходится дорого платить, а именно, неспособностью либо нежеланием доводить дела до конца. Петуху гораздо важнее зафиксировать размер своего таланта, масштаб своих амбиций. Хороший Петух — или «председатель земного шара», или пророк новой эры, или в крайнем случае спаситель какой-нибудь нации, например, русской. Вот почему Петухи, обильно заполняя списки самых талантливых и подающих надежды, так редко попадают в энциклопедии, ориентированные на реальные достижения, а не на декларации и лозунги.
Теоретически все это очень просто объяснимо. Петух — единственный знак, сочетающий пионерство (Коза, Кабан) и источник идей (Бык, Змея). Таким образом, Петух — знак, не имеющий прошлого, вечный провозвестник будущего. Он тот, кто поет зарю, когда еще темно.
Не уверен, что доставлю радость сообщением, что сейчас в России как раз 12-летия Петуха (1989–2001). Действительно, кому охота жить в то время, когда все разбрасываются обещаниями, говорят много громких слов, но ничего не доводят до конца, ни за что не несут ответственности.
Каждый почитает себя великаном, каждый готов спасти Россию. Но мало кто скромно работает на своем месте, мало кто соразмеряет свои реальные возможности со своими амбициями.
Одним словом, страна напоминала огромный птичий базар, где кто-то разливался соловьем, но больше было каркающих ворон, регулярно пугавших пас то голодом, то гражданской войной, то развалом страны. И опять никакой ответственности: каркнул — и в кусты. Шум от трелей, посвиста, клекотания, карканья стоял невообразимый. Никто никого не слышал и не понимал. Иногда казалось, что пробил час абсолютной анархии. Однако при видимом хаосе и раздрае есть в птичьем базаре некий завораживающий порядок. Птицы — народ удивительно синхронный. То все сидят, то все летят, то все галдят, то все замолкают.
Так откуда же идет ощущение синхронности? Конечно же, от средств массовой информации. Никто ни с кем не созванивается, никто не командует, нет никакого реального контроля (как все было еще недавно). А между тем все газеты, все каналы телевидения всегда удивительно единодушны. Работает закон стаи, причем стаи, не имеющей даже вожака, просто стаи как синхронного механизма. Нечто похожее на синхронность деревенских
Лично меня как человека, не привыкшего ходить строем, вся эта птичья синхронная трескотня поначалу очень раздражала. Однако против времени не погуляешь. Коллективный разум наших СМИ — единственная реальная сила страны, и сила эта в ключевые моменты 12-летия ни разу не подвела. Так что прочь сомнения и терзания, тем более что 12-летие Петуха уже позади. В 1999-м (год Кота) наступил кризис всего петушиного, что есть на свете. От страшного кошачьего удара Петух не сразу очухался, а в 2001-м начало бычьего 12-летия, когда базар прекратится и все начнет стремительно упорядочиваться. Для граждан самым утешительным будет то, что Бык хоть и устремлен в будущее (как и Петух), но все же относится к тройке реализаторов, то бишь счастливчиков (Кот, Змея). А стало быть, начатое Петухами быстро обернется реальными результатами. Важно также, что Бык невероятно оптимистичен и в отличие от Петуха не чужд людских проблем.
Прощаясь с Петухами, не худо было бы вспомнить о некоторых из них. Ведь если и бывают у Петухов удачи, то только в их собственное время (либо в подготовке прихода этого времени). Обратимся к самому современному на сегодняшний день справочнику «Кто есть кто» в России» (1997), выделившему из всей массы россиян около 750 наиболее значительных.
(Примерно 62 человека на один знак.) Сразу отметим, что Петух не занял привычное для него последнее место, и это, безусловно, заслуга его времени. Однако и до количественного лидерства ему далеко: всего 58 человек — 11 женщин и 47 мужчин.
Привычно и ожидаемо наличие «петушиных» сладкопевцев (Юрий Антонов, Юрий Веденеев, Юрий Шевчук, а также Анжелика Варум и Бэла Руденко), нескольких спортивных гениев (хоккеисты Александр Могильный, Сергей Федоров и теннисистка Анна Курникова), а также артистов с хорошо поставленным чувством юмора (при отсутствии в справочнике Геннадия Хазанова, Евгения Петросяна и Михаила Евдокимова есть Екатерина Васильева, Станислав Любшин и Леонид Якубович).
Однако лидерство Петуха в современной жизни определяют не певцы, не спортсмены (предпочитающие жить в США) и даже не артисты. Лидерство Петуху обеспечивают режиссеры, немногие киношные, но в основном театральные. Киношные фамилии, конечно же, более известны: Вадим Абдрашитов, Александр Адабашьян, Элем Климов, Владимир Краснопольский и Валерий Усков, Никита Михалков, Александр Хван. Зато уж театральный список выглядит солиднее: Марк Захаров, Галина Волчек, Валентин Плучек (как говорится, без комментариев), Татьяна Доронина (взлетела как театральный лидер в новые времена), Александр Дзекун (Саратов, но уже не глушь и не деревня, а всероссийская известность), Сергей Женовач (главреж на Малой Бронной), Игорь Кваша («Современник»), Роман Козак (МХАТ), Николай Коляда (ставит свои же пьесы, Екатеринбург), Михаил Левитин (сам пишет, сам инсценирует, «Эрмитаж»), Владимир Мирзоев (надежда и опора Театра имени Станиславского), Владислав Пази (Открытый театр). Почти все эти режиссеры признаются справочником либо гениями, либо стремительно взлетающими к гениальности творцами. Становится ясно, что в нашем театральном 36-летии Петух нашел себя именно в театре.
В оставшейся половине персоналий более всего драматургов (4), поэтов (3), писателей (3), художников (3), балетмейстеров (2), медиков (2). Особенно стоит поговорить о Петухах-политиках. Время требует, чтобы процессы становления новой власти возглавляли и контролировали именно Петухи. Однако, мы знаем, что Петух политически бесперспективен (речь о мужчинах), поскольку не может делать длинные долгие дела, к которым относится политика. Дело Петуха — дать лозунг и либо погибнуть, либо улететь, либо зарыть голову в песок… И вот мы видим вместо Политбюро многих Петухов, некую цепочку, некую эстафету передачи лидерства между Петухами.
Начал эстафету академик Андрей Сахаров, давший в 1989 году направление нашей революции. Увы, академик к концу года умирает. Петушиную эстафету подхватывает Геннадий Бурбулис. Следующим, наверное, следует признать Владимира Шумейко, подававшего грандиозные надежды, увы, не реализованные. Справочник 1997 года предлагает нам двух действующих политиков: Андрея Кокошипа, Валентина Юмашева… И вновь взлет на самый верх, а дальше? Все то же самое… Где ты, где ты, Екатерина II?! При столь жутком политическом пролете Петуха история срочно ищет Петухам замену. Требованиям максимального сходства удовлетворяют два других пионерских и боевых знака — Коза и Кабан. Особенно удобна позиция для Козы. Отсюда и М. Горбачев, и Б. Ельцин, и А. Чубайс. Среди Кабанов относительно удачно «петушатся» Б. Немцов и Г. Селезнев. Однако только 12-летие Быка может дать сильного политического лидера. Бык же сможет призвать более солидных людей.
Отсутствие Екатерины II в официальной политике не означает, что дамы петушиного рода не заняли лидирующих мест во власти истинной, власти вопрошающей, власти контролирующей. Нет никаких сомнений, что дамы, родившиеся в годы Петуха, на первых местах почти везде. Опираясь на означенный выше справочник, назовем лишь двух — Татьяну Миткову и Светлану Сорокину. Особенно же хороша вторая, ибо на ковер к себе может вызвать (как провинившегося школьника) любого политика в стране (разве что кроме не слишком здорового президента). При всей своей космической пустоте и космической же легковесности Петух — достаточно трагическая фигура. Его трагедия в его неспособности к настоящему полету (Петух — знак приземленный), в его разрыве между блеском идей и проектов и нищетой реализации. Печальный, пример — кумир молодежи Игорь Сорин («Иванушки Интернешнл»), добившийся высочайшего взлета и вдруг покинувший популярную группу. Потом самоубийство (прыжок с балкона шестого этажа) и предсмертная записка (?), призывавшая всех отправиться «в полет к звездам». Андрей Григорьев-Аноллонов (Рыжий): «Игорь с детства хотел всего сразу: быть чемпионом по борьбе, по плаванию, но прыжкам в длину. Он реально разрывался. Если бы Игорек хоть на чем-то одном остановился, все бы получилось. А он хотел своими маленькими руками обхватить весь мир. Надорвался…» Отец Игоря Владимир Семенович: «Все говорят, что он сделал много. Но мне кажется, судя по тому творческому потенциалу, который был заложен в нем, он не сделал ничего. Он просто показал свои разноплановые возможности».
Заканчивая тему четвертой имперской фазы, мы неизбежно выходим на тему идеологического чуда. Чудо — естественный продукт обратной логики. В прямой (природной) логике чудо не предусмотрено: все, что происходит в природе, обязательно имеет прецеденты. (Хотя мы и любим называть чудом яркую радугу или необычной формы облако, необыкновенный гриб или особенно крупную рыбу.) Совсем другое дело история человечества — здесь чудеса неизбежны, ибо чудесно все, что происходит впервые, вопреки знаменитым утверждениям Екклесиаста о хождении по кругу.
Первая статья, посвященная идеологическому чуду, была сдана в редакцию в феврале 1994 года. Однако замысел статьи созрел, безусловно, все в том же 1993 году, а корни его можно найти и в работах 1990 года в части прихода к власти технократии. И все же до 1993 года было лишь эмпирическое ощущение чудес истории. Только открытие обратной логики позволило понять механизм чуда. Сенсацией статья не стала, но для самого автора публикация этой работы была подобна взрыву бомбы. Я расставался с одной из самых своих жгучих тайн. И очень боялся обидеть гуманитариев…
Есть в структурном гороскопе такое ненаучное слово-чудо. Чудо происходит в четвертом 36-летии каждого 144-летия. Если государство идет путем Запада (главенство экономики), то в четвертой фазе его ждет политическое чудо. Таких чудес Запад знал немало. Разве не чудом было создание после Второй мировой войны единой Европы? Таким же чудом было единство США после Гражданской войны Севера и Юга. Легко понять, что последствия чуда длятся не больше 144 лет, а потому в США после кризиса 2005 года должно произойти новое политическое чудо. Не исключено, что этим чудом станет синхронизация всей Америки или хотя бы северной ее половины.
На Востоке, идущем идеологическим путем, в четвертых фазах происходят экономические чудеса В истории Руси такой период наступал трижды: при Всеволоде Большое Гнездо (1169–1205), Иване Калите (1313–1349) и первых Романовых (1613–1649). В последние годы мы были свидетелями экономического чуда в Японии, Корее, впереди экономическое чудо в Китае (2021–2057).
Легко догадаться, что при имперском развитии в четвертой фазе начинается идеологическое чудо. Зафиксировать идеологическое чудо сложнее, чем экономическое или политическое, поскольку его не выразить в цифрах экономического подъема, не обнаружить в географических атласах. Однако чудо остается чудом, оно должно быть ярким и неожиданным. Заметить его должны даже слепцы.
Четвертая фаза началась в России в 1989 году. В 1997 году с принятием идеологического решения чудеса должны пойти сплошной чередой. Основой всех чудес, а но сути, главным из них, будет появление и закрепление ярко выраженного двухклассового общества. Поскольку 144-летие в целом было посвящено абсолютной индустриализации России, то ведущим классом нашего общества станет класс освобожденной технократии. Свою теорию двухклассового общества Карл Маркс создавал в Лондоне, куда переехал в 1849 году (31 года от роду) и где умер в 1883 году (65 лет), во время наступления четвертой фазы имперского цикла Четвертой Англии (1859–1905), а стало быть, формирования двухклассового общества.
Однако мы воспользуемся совсем другим примером. Во время четвертой фазы Третьей России (1761–1797) Петр III, а затем Екатерина II освобождают военный класс (дворянство) от государственной службы и закрепляют лидирующее положение этого класса в обществе. Почти не меняясь, этот уклад существовал до отмены крепостного права. Одной из ярчайших граней того идеологического чуда было создание уникальной дворянской светской культуры. До этого русская культура была почти целиком религиозной: в живописи — иконы, в архитектуре — храмы, в литературе — Жития. В XIX веке Россия неожиданно для всего мира становится лидером мирового литературного процесса. Русская литература конца XVIII и начала XIX века — целиком дворянская. Вспомним, что До начала идеологического чуда ведущими литераторами были крестьянский сын Михайло Ломоносов (1711–1765), родившийся в семье священника В. Тредиаковский (1703–1769), дворянин Александр Сумароков (1718–1877). Но с наступлением четвертой фазы литература становится дворянской. Денис Фонвизин (1744–1792) и Александр Радищев (1749–1802) родились в богатых дворянских семьях, Гаврила Державин (1743–1816) и Евгений Баратынский (1800–1844) — в небогатых дворянских семьях, Николай Карамзин (1766–1826) и Василий Жуковский (1783–1852) — сыновья помещиков и т. д. Исключений нет: Новиков, Грибоедов, Батюшков, Дельвиг, Языков, Пушкин — все представляли дворянство, военный класс, В дальнейшем ситуация не менялась: Полежаев, Лермонтов, Тютчев, Гоголь, Тургенев — дворянская порода не переводилась. Поначалу это литература военных людей, о военных людях. Постепенно действие переносится в помещичьи усадьбы, но классовость остается. Лишь по прошествии солидного времени появляются в русской литературе дети священников Николай Добролюбов (1836–1861) и Николай Чернышевский (1828–1889), сын чиновника Петр Ершов (1815–1869) и купеческий сын Иван Гончаров (1812–1891). Однако дворяне еще долго удерживали лидирующее положение в литературе и потеряли его лишь в 1917 году. Конечно, дворянство, будучи единым классом, не было однородно, разделяясь на много уровней. Так и теперь нарождающийся класс технократии не будет однороден. В первом круге этого класса — «чистые» технари, чуть дальше — естественники, еще дальше биологи, математики, медики, архитекторы. Вне класса останутся экономисты, юристы, философы. Точно так же в закрепощенном классе индустриального общества лидировать будут рабочие крупных заводов, далее пойдут горно-добытчики, водители, работники колхозов и совхозов. Вне класса останутся фермеры, торговцы, мелкие собственники.
Дружба (либо вражда) двух ведущих классов определит все важнейшие события нашего ближайшего будущего. Именно поэтому преждевременный контакт этих классов был крайне нежелателен, а потому 8 кризисных лет в политике в основном пребывали гуманитарии. Сначала юристы Лукьянов и Горбачев с историком Яковлевым, потом появились экономисты Гайдар и Хасбулатов, юристы Шахрай и Жириновский, журналисты Полторанин и Анпилов, режиссеры Губенко и Говорухин, юрист Собчак, экономист Попов, философ Бурбулис и т. д.
Однако восьмилетие нестабильности кончается, и гуманитарии поспешно покидают сферу власти, концентрируясь по различным политически беспомощным организациям. Ельцин (инженер-строитель), еще недавно полностью ориентированный на гуманитариев, постепенно восстанавливает в своем окружении права технократии: Владимир Шумейко и Юрий Яров — инженеры-конструкторы, Виктор Черномырдин — инженер-технолог, Олег Сосковец — инженер-металлург, Юрий Лужков — нефтехимик, Сергей Филатов — энергетик и т. д.
Другое ядро власти — московское правительство, имея блестящий гороскопический состав, не менее однородно по типу образования. Владимир Ресин — горный инженер, Владимир Систер — инженер-химик, Александр Брагинский — физик и даже член-корреспондент, Эрнест Бакиров — геолог и т. д.
Главным противоречием минувшего четырехлетия было несоответствие гуманитарного характера политико-информационной власти и нарождающейся классовой гегемонии технократов. Во второй (коммерческо-информационной) волне власти в банках и на биржах преимущество технократов уже решающее: Юрий Милюков (МТБ) — физик, Михаил Ходорковский («Менатеп») — химик-технолог, Валерий Неверов («Гермес») — физик, Константин Боровой (РТСБ) — математик и т. д.
Нет никаких сомнений в том, что третья волна информационной власти (идеологическая) и четвертая (политическая) также будут глубоко технократизированы. Разумеется, речь идет об освобожденных технократах, оставивших физику и химию, но сохранивших специфический образ мысли. В этом и будет состоять чудо: политические, экономические и идеологические проблемы будут призваны решать те, кто но образованию готовился совсем к другим задачам. Cмогут ли? Не подкачают? Как всегда, необходимо обратиться к прецедентам. По крайней мере три отца современной русской культуры имели физико-математический склад ума: отец Павел Флоренский, Александр Солженицын, Андрей Сахаров. Большой вклад в формирование современного российского мировосприятия внесли естественники Вернадский и Циолковский. Примеры можно продолжить, и станет ясно, что мы уже давно переориентированы на технократическое мышление. Можно вспомнить таких прекрасных писателей, как Марк Алданов и Василий Гроссман, оба но образованию инженеры-химики. Живой классик детской литературы Эдуард Успенский закончил МАИ. Целые пласты в нашей современной культуре, такие, как научная фантастика, бардовская песня, КВН, почти полностью связаны с технократией и стали полигоном для тренировки гуманитарных способностей технарей.
Многих смущает подобная перспектива. Не лучше ли оставить банки финансистам, политику юристам, экономику экономистам? Однако многолетнее раздувание класса технократии привело к значительному количественному и качественному перевесу
Пройдя все четыре фазы развития, технократия сформировалась как класс, обрела классовое сознание, классовую дисциплину. Каждая революция, будь то 1917, 1953 или 1989 годы, буквально выбивает у гуманитариев почву из-под ног, все перемешивая в их сознании. Писатели, историки, экономисты, философы то впадают в крайний патриотизм, то в крайнее низкопоклонство перед Западом, регулярно меняют свои «научные» воззрения. Технократии намного легче: законы физики и химии не меняются в угоду властям.
В результате даже между собой гуманитарии не в состоянии договориться. Финансист Федоров сражается с финансистом Геращенко, экономист Хасбулатов сражается с экономистом Гайдаром, Губенко с Любимовым, Жириновский с Козыревым и Шохиным. Подобный экстремизм гуманитариев позволяет технократам малыми силами забирать ключевые посты управления почти без боя.
Гуманитарии настолько неважно чувствуют себя на высоких постах, что впадают в полуистерическое состояние. Хасбулатов называет людей червями, философ Карякин уличает в дурости русский народ и т. д. Такое бывает с людьми, когда они не в своей тарелке, не на своем месте, не в своей стране.
Ну а технократы, несмотря на спад производства и прекращение финансирования науки, чувствуют себя достаточно спокойно, не впадая в истерику самоуничижения или излишнюю патетику. Может быть, они не так красиво говорят и не так импозантно выглядят, но с ними как-то спокойнее. Они уже в третьей фазе тренировались властвовать: металлург Брежнев, текстильщик Косыгин, авиационщики Кириленко, Добрынин, Воротников, Лигачев, химики Щербицкий, Демичев, Фурцева. Серые люди серого времени, однако с историческими задачами третьей фазы справились отлично. Так что нам не привыкать.
Собственно о самом идеологическом чуде в статье ничего нет, одни намеки. Дворяне Третьей России создали для своей Родины великую светскую культуру, за сотню лет догнав ушедшую на пять веков вперед Европу. Что подарят своей Родине, да и всему миру технари Четвертой России? Об этом в статье почти ничего нет. Для разъяснения в следующем номере «Зазеркалья» выходит статья «Портрет грядущей эпохи». Статья вся целиком пребывает в русле «Возрастов человечества» и к обратной логике истории отношения почти не имеет. Тем не менее в ней упоминается о том, что после окончания в России имперского цикла начнется самое интересное, а именно — идеологическое чудо. В России, так же, как на заре нашей эры в Палестине, начнут появляться все более сильные пророки, будут создаваться все более глобальные учения. Дальше — больше. Сказано, что в России XXI века произойдет последняя вспышка человеческого гения перед наступлением эры покоя, независимости и одиночества. Человечество, благодаря России, обретет новую веру, не языческую и не единобожескую, но такую, с которой смело просуществует по крайней мере еще 16 веков.
В указанной статье все смешалось в кучу: учение о вечном народе, идеологическом чуде, большом откровении, возрастах человечества. Поэтому лучше отложим подробное описание грядущих российских чудес и тщательнее разберемся с современной русской технократией. Для этого есть наделавшая в свое время много шума статья в «Коммерсант-власть». Некоторые неизбежные повторы, которые встретит читатель книги, думается не повредят: слишком уж много оказалось принципов истории. Время от времени нужно их встряхивать и расставлять в определенном порядке. Итак, декабрь 1997 года, «Технократия на грани фантастики».
Поскольку учесть все многообразие факторов при составлении астрологического прогноза невозможно, логично ограничиться одним-единственным. По этот фактор должен по своему значению превосходить все остальные, вместе взятые. Для нашей страны, да и для мира в целом, таким фактором сейчас является массовый прорыв в российскую власть представителей технической интеллигенции.
На первый взгляд к астрологии это имеет очень отдаленное отношение. Поэтому, прежде чем приступить к сути дела, необходим ряд предварительных замечаний. Дело в том, что мы живем не в обычном государстве, что, кстати, многие чувствуют, а в государстве экспериментальном: все, что в нем происходит, происходит впервые в мировой истории (поэтому так смешны разговоры о необходимости копировать польскую, венгерскую или китайскую модель развития). Эксперимент длится не все время, а периодами по 144 года. Сейчас мы пребываем на финишном участке четвертого российского имперского (экспериментального) цикла, начавшегося в 1881 году.
Всего в истории человечества имперских 144-летий было двадцать. Такое малое количество циклов доказывает их уникальность и энергоемкость, однако не дает возможности предсказать заранее, что нового принесет каждый и;> них. Задача исследователя состоит в том, чтобы найти цикл (революции в нем всегда приходятся на годы Змеи), выделить в нем первую фазу (36 лет накопления энергии), вторую (36 лет террора и разрушения старых порядков), третью (36 лет бюрократизации и укрепления новых порядков) и, наконец, четвертую (36 лет освобождения нового лидирующего класса).
Предпоследний имперский цикл имел место в Англии в 1761–1905 годах. После него весь мир зажил но английской модели бытия. В двух словах, это правление гуманитариев (юристы, экономисты, журналисты, филологи и т. д.) в технократическом мире (паровозы, самолеты, телефоны, компьютеры и т. д.).
Новый русский цикл (1881–2025) начался но английским правилам. По ним прошла его первая фаза. Однако уже со второй фазы Россия показала строптивый нрав, отгородившись от всего мира «железным занавесом», чтобы никто не подглядывал, что же там вырастила наша Четвертая Империя. В 1989 году Россия вступила в четвертую фазу: занавес открывается, и мы видим совершенно новую систему комплектования властной элиты, причем настолько жесткую, что ей не в состоянии противостоять ни звезды, ни планеты, ни ангелы, ни черти. Система эта проста как дважды два: у власти могут быть только технические специалисты-металлурги, авиационщики, химики, физики и т. д. Когда в 1917 году большевики брали власть, ни о какой технократии и речи быть не могло. Ленин, будучи связующим звеном между первой и второй фазами, имел диплом о высшем юридическом образовании. А все его сподвижники являлись классическими героями вторых имперских фаз, то есть самоучками или недоучками. Была группа семинаристов (Сталин, Микоян), группа отчисленных из институтов студентов (Фрунзе, Молотов, Куйбышев, Каменев, Бухарин). Такой суперинтеллектуал, как Свердлов, окончил пять классов гимназии, Троцкий — среднюю школу, Калинин — сельскую школу, Каганович — самоучка. Если и попадались люди с высшим образованием, то где-нибудь па второстепенных должностях. В ходе второй фазы бывшие недоучки-самоучки обзавелись маршальскими званиями, позаканчивали академии, поднаторели в красивом обхождении, но так и остались, по сути, токарями, пекарями, сапожниками и семинаристами.
Совсем иначе повернулось дело в 1953 году, когда токарей-пекарей отстранила от власти новая элита — дети властителей второй фазы. Из отцов остался только Хрущев — связующее звено между второй и третьей фазами. Дети были людьми образованными. Но какое образование дали им их недоучки-родители? Разумеется, техническое: ведь страна занималась индустриализацией, а не каким-нибудь там построением правового государства.
Список анкетных записей в графе «образование» должен был бы поразить любого независимого эксперта, если бы он, конечно, обладал еще и независимым умом. Увы, эксперты видят только то, что хотят видеть, а именно: что новая элита оставалась коммунистической. Но ведь она была еще И технократической! Леонид Брежнев закончил металлургический институт, Андрей Кириленко — авиационный, Алексей Косыгин — текстильный, Николай Подгорный — институт пищевой промышленности. Был, правда, среди технарей вынускиик плехановского — Михаил Суслов, но не ему отводились первые роли. Был экономист Андрей Громыко. Как и Суслов, он пыдвинулся еще при Сталине. Еще два гуманитария с характерной судьбой: юрист Дмитрий Шипилов, который не к тем примкнул, и историк — философ Александр Шелепин, который примкнул правильно, но при дворе не удержался.
Постепенно внутренняя солидарность нового правящего класса крен-нет, элита кристаллизуется: Владимир Щербицкий (химико-технологический институт), Петр Шелест (металлургический), Дмитрий Устинов (военно-механический), Николай Тихонов (металлургический), Михаил Соломенцев (политехнический), Григорий Романов (кораблестроительный), Динмухамед Кунаев (институт цветных металлов и золота), Василий Кузнецов (политехнический институт), Константин Катушев (снова политехнический), Владимир Долгих (горно-металлургический). И такого засилья технарей на должностях, которые в других странах всегда занимали юристы, артисты и журналисты, никто почему-то не заметил? Забавляло всех лишь появление на должности министра культуры очередных химиков — Фурцевой, Демичева. В оправдание всем тем, кто проспал фактор номер один, можно вспомнить только, что техническое образование этих людей не бросалось в глаза, так как было замаскировано длительной партноменклатурной карьерой.
Когда третья фаза приближалась к концу, казалось, что новый порядок набора властителей незыблем. Но история, как всегда, приготовила неожиданность: переход в новую фазу, а стало быть, и в новое качество, стал происходить через кризис. Большинство властителей, доведших до него страну, были все теми же технократами: Виталий Воротников (авиационный институт), Егор Лигачев (тоже авиационный), Николай Рыжков (политехнический), Виктор Чебриков (металлургический).
Однако в курятник уже пробрался лис — юрист Михаил Горбачев. Он, естественно, привел за собой подкрепление, братьев-гуманитариев: юриста Анатолия Лукьянова, экономиста Вадима Медведева, историка Александра Яковлева. Страну залихорадило. Запад возликовал. Но не потому, что у нас поднялась температура, а просто там неосознанно почувствовали, что к власти в России пришли такие же люди, как они — родные, гуманитарные, понятные (не то что эти буки — технари).
Пик кризиса пришелся на 1989 год — год прихода в политику академика Сахарова (физик) и победы на выборах от Москвы нынешнего президента Ельцина (инженер-строитель). Однако кризис не ограничивался годом ника: он прихватывает четыре года до пего и четыре после. Вот почему Ельцин продолжает дело Горбачева и усердно окружает себя все новыми и новыми гуманитариями. Кого мы тут только не видим: экономист Хасбулатов, историк Афанасьев, опять экономист Гайдар, юрист Шахрай, снова историк Станкевич, философ Бурбулис, опять экономист Гавриил Попов, журналист Полторанин. В этот букет вплетаются военные и физкультурники. Казалось бы, преемственность технократической власти необратимо нарушена.
Однако уже к 1993 году картина очень быстро восстанавливается. Простыл след Афанасьева и Бурбулиса, горят Полторанин, Станкевич и Собчак, задвигаются на вторые и третьи роли всевластные Гайдар и Шахрай, а в окружении властелина вновь появляются знакомые лица технарей.
Грандиозную карьеру делает нефтехимик Юрий Лужков: в его уникальном правительстве не просто химики и физики, там есть и маститые ученые, кандидаты и доктора — это вам уже не технари-партаппаратчики. Премьер-министром становится технолог Виктор Черномырдин, предпочитающий в своем правительстве не «мальчишей-кибальчишей», а солидных, технически подкованных дядечек, таких, как инженеры-строители Ясип и Шойгу, физик Немцов и т. д. Технарей становится все больше — Шумейко, Филатов, Батурин. А гуманитарии дружно отступили и попрятались в Государственной думе: здесь и экономист Явлинский, и юрист Жириновский, и философ Зюганов, и журналист Селезнев, и экономист Шохин. Они нашли свое дело: говорить, говорить, говорить… А технари, наоборот, бегут из парламента: им что-нибудь делать хочется. После 1993 года технари стали побеждать не только в госаппарате, но и в сфере бизнеса. Борис Березовский — математик, Михаил Ходорковский — химик, Сергей Лисовский — радиофизик, Владимир Виноградов — инженер по космической энергетике, Виталий Малкин — физик, Владимир Гусинский — нефтехимик (первое образование), Александр Смоленский — геолог. Если перечислять директоров заводов, нефтяных и газовых королей, то здесь, разумеется, технократическое присутствие будет подавляющим. Причем нужно учитывать, что все перечисленные представители новой элиты коренным образом отличаются от технократов предыдущей, третьей фазы. Свое образование они получили сразу после средней школы, в том возрасте, когда формируется тип мышления. Это технари суперкласса, с максимально мощным интеллектом.
В ближайшие несколько лет процесс обновления власти будет активно продолжаться. К 2001 году армии освобожденных (от работы по основной специальности) технарей окончательно выбьют из нее журналистов, историков и музыкантов. Первые роли окончательно отойдут спокойным, уверенным в себе энергетикам, строителям, химикам, физикам. Особенно заметно это станет, когда посыплются и забуксуют блестящие, но слишком прозападные, слишком безыдейные корифеи сегодняшнего пустозвонного телеэфира.
На смену английскому миру с его чисто гуманитарным преклонением перед игрушками технического прогресса идет мир русский, в котором технократическая власть повернется лицом к человеку, начнет строить гуманитарный мир. Парадокс только видимый, кажущийся, ибо технократ не способен обожествлять автомобиль, компьютер, телевизор — для него все это только инструменты. Химики с большим недоверием относятся к химизации, механики — к механизации и т. д. Зато к кино, театру, живописи, поэзии технари всегда относились с благоговением.
Статья была замечательно оформлена, в частности, на каждой странице помещался лозунг, передающий главное идейное содержание. Особенно мне понравился лозунг «Революцию 1917 года задумали гуманитарии, сделали недоучки, а плодами ее воспользовались технократы». Кроме лозунгов, были еще и фотографии, на одной из них был старенький Брежнев, а внизу подпись: «Согласно учению Г. Кваши Генеральный секретарь ЦК КПСС, Председатель Президиума Верховного Совета СССР тов. Л. И. Брежнев был не старым маразматиком, а технократом. Леонид Ильич и сам бы удивился, услышав про себя такое». Что ж, смешная подпись, я и сам сочинил бы такую, если бы делал студенческую стенгазету. Однако факт остается фактом: ни старость, ни маразм генсека не мешали стране проводить удивительно сильную политику и элементарно разделываться с многократно более богатым западным миром. Была у нас сила, была стабильность, была предсказуемость, а главное — была широчайшая дорога для всех технических и естественно-научных дисциплин и полнейший тупик для всего гуманитарного. Если Брежнев и не был технократом в полном смысле, то уж покровителем технократизма он был безусловным.
Легко заметить, что в данной работе нет почти ничего нового по сравнению с «Идеологическим чудом», всего-навсего идеи обросли подробностями и более стройно расположились во времени и пространстве. Разве что последний абзац, где упоминается уходящий английский мир, в котором гуманитарии правят технократическим миром, и грядущий русский мир, в котором технократы будут управлять гуманитарным миром (миром, обращенным к человеку, изучающим человека, романтизирующим человека).
Тут мы вновь забегаем вперед, ибо необходимо объяснить, что право на создание мира имеют те государства, те народы, что прошли четыре имперских цикла. Таковых всего три — еврейский, английский и русский народы. Еврейский мир — это вся наша эра, английский мир — весь XX век, русский же мир — это XXI век и далее. Подробнее обо всем этом поговорим в разделе «Поиски империи». Пока же надо сосредоточиться па том перевертыше, который объясняет смысл прихода к власти именно технократов.
Быть может, понять смысл перевертыша помогла мне личная жизнь. Моя жена по образованию фармацевт, что не мешает ей с большим недоверием, страхом и презрением относиться к таблеткам и микстурам. Я но образованию химик, что не мешает мне пренебрегать химическими средствами в быту, сельхозработах, борьбе с насекомыми и т. д. Стоит ли удивляться, что борьбу с радиоактивным загрязнением ведут радиохимики, борьбу с вредными излучениями — физики и т. д. Кому, как не им, знать реальные последствия чрезмерно мощного технического прогресса!