Рождение мечника

Кузнецов Павел Андреевич

Пришлось сломя голову бежать к блоку эвакуации по подсвеченной Системой дорожке. Странно, но блок отчего-то находился не в ангаре, а непонятно где. Пришлось пробежать через половину станции, обогнуть развороченные вражеским десантом переборки, и только тогда предо мной предстала конечная точка маршрута — жерло узкого лаза. По рекомендации системы я солдатиком нырнул в жёлоб. Несколько секунд скольжения, и меня выплёвывает… в открытый космос. Я задохнулся от резкого ощущения простора, ошалел от осознания, что открытый холодному взгляду безразличных звёзд, всё ещё жив.

Но нет, это был не космос. Исследование эвакуационного модуля

позволило нащупать его вполне материальные упругие стенки, обнаружить полное отсутствие гравитации и опытным путём установить, что всё внутреннее пространство прозрачной сферы залито какой-то гелевой субстанцией, которая полностью обволакивает тело, даже внутрь проникает. Именно посредством геля я сейчас дышал, хотя, собственно, дыханием это назвать было сложно. Вроде бы никакой особой тяжести в лёгких не было — ни внутри, ни снаружи, — но отчего-то казалось, что дыхание происходит вхолостую, не по настоящему, понарошку. Гель один раз проник в тело, заполнил все внутренние полости, возможно, даже куда-то ещё проник, и теперь он полностью заменил мне дыхательную и пищеварительную системы. Подозреваю, именно благодаря ему не было никакого дискомфорта от отсутствия привычной гравитации. А дальше мне стало не до праздных размышлений, потому что висящая надо мной станция вдруг полыхнула сверхновой, затмив на мгновение свет солнца, яркой вспышкой пробив даже гелевую защиту.

Когда я проморгался, первое, что сразу бросилось в глаза, был голубой шар Земли. Раньше он находился где-то сбоку, скрытый выступом станции, поэтому я не ощутил всю громаду родной планеты, теперь же она наплывала на меня всё сильней, и затмевала все прочие чудеса открытого космоса. Произошедшее со сферой оказалось более-менее понятным: взрыв станции придал ей импульс в сторону планеты, а, так как сопротивления в вакууме нет, шар двигался на сближение с поверхностью без каких-либо помех. Простая и удобная схема, даже двигатель при таком раскладе без надобности. Главное — изначально точный расчёт вектора движения, а то ведь можно и об атмосферу срикошетить… Тогда никакой гель не поможет.

Однако вскоре выяснилось, что проверять точность исходных расчётов мне не придётся. Прямо по курсу движения сферы из черноты космоса возник космический корабль неизвестной мне конструкции. Судя по обилию всевозможных башенок и выступов, корабль был боевым, но ни разу не республиканским — слишком велик был контраст. По сравнению с крейсером Республики, эта громадина создавала впечатление горбатого, иссечённого наплывами корявых надстроек, еле шевелящего хронически больными конечностями калеки. Ничего более жалкого и убогого я раньше не видел. Понятно, что в космосе не место зализанным силуэтам, ведь обтекать их тут нечему, но строить, настолько наплевав на внешний вид, принеся его в жертву функциональности… Убожество. Просто убожество.

В корабль чужаков моя сфера не врезалась, но и к Земле больше не спешила — её остановили каким-то энергетическим капканом. И вот, спустя неполные десять минут, я уже валяюсь на полу металлического ангара, исторгая из себя такой полезный и такой отвратительный гель. Надо мной стоят закованные в уже известную мне броню фигуры, чуть поодаль перемигивается аж три смертоносных диска, ставших причиной гибели пепельноволосой Ли. Ли… пришлось загнать мысли о женщине поглубже в сознание, чтобы не всплывала щемящая боль утраты.

Наконец, гель в организме закончился. Я поднялся с колен, поправил двуручник у себя

за спиной. Ещё в ангаре обнаружил особенность необычного костюма намертво приклеивать белый клинок к телу. Очень удобно. Не удивительно, что мечники республиканок щеголяют в таких одеждах. Моё движение не укрылось от десантников, потому что они тут же отшатнулись назад. Все сразу. Это выглядело комично, но понять ребят было можно — то, что делала с ними Ли, мог проделать и я, и вообще любой мечник. А ведь бойцам совсем не хотелось быть нашинкованными на много-много десантничков жуткими силовыми полями белых клинков.

Я примирительным жестом поднял руки с открытыми ладонями вверх. Интернациональный жест тут же разрядил повисшую в ангаре напряжённость, бойцы задвигались, жестами приглашая следовать за ними. Так, в сопровождении четвёрки десантников, я и шёл по гигантскому кораблю, оказавшемуся на деле ещё большим гробом, чем крейсер Республики. Царство осязаемого железа и бесцветных невидимых глазу энергий, он и внутри был начисто лишён человеческого уюта.

Наше путешествие сквозь череду нанизанных друг на друга скоростными лифтами палуб завершилось в небольшом, ярко освещённом помещении. Из мебели здесь присутствовали два стула и разделяющий их прямоугольник стола. И стулья, и стол были просто металлическими стульями и столом, без каких-либо изысков. Опять этот контраст: убожество внутреннего убранства внешников против изящной красоты дизайна Республики Ноч. Непривычный футуризм республиканского дизайна уже не казался мне таким уж неуместным. Или всё дело в назначении помещения? Это ведь допросная, а с каких пор такого рода помещения обставляются по последнему слову дизайнерской мысли? Мои соотечественники, да и их коллеги из других стран подобным никогда не страдали. Не страдают и внешники.

Десантники остались за дверью, я же не стал заморачиваться и присел на первый попавшийся стул. Долго ждать не пришлось, из стены напротив вышел мужчина. Первый встреченный мною гость со звёзд мужского пола был облачён в просторный комбинезон серо-стального цвета с обилием цветных нашивок на плечах и груди. В отличие от республиканок, их враги явно не спешили выставлять свои прелести на всеобщее обозрение, зато столь же чётко показывали статус ярлычками. Знать бы только, что это за нашивки.

Гость остановился за спинкой стула и принялся меня разглядывать. Я поднялся и коротко поклонился в знак приветствия, получил встречный поклон, несколько, правда, неуклюжий. Мужчина явно не привык к подобному приветствию.

— Извините, не предлагаю Вам стул: я сам здесь гость, — коротко произнёс на русском. Мужчина жестом выразил непонимание.

— На каком языке вы говорите? — поинтересовался он на одном из вбитых мне в подкорку языков. Это не был язык Республики, но я его отлично понял.

— На русском, — ответил я на его языке. — Так говорят у меня в стране, на планете, которая висит сейчас под нами.

— Только не пытайтесь изображать из себя варвара, — коротко обрубил собеседник.

Мы несколько минут помолчали. Я решил предоставить противнику инициативу разговора, сам же флегматично откинулся на неудобную железную спинку своего стула, даже глаза немного прикрыл. Уравновешенность была одним из слагаемых моей жизни, пока в ней не появились дочери Республики. Как всегда в кризисной ситуации психика обращалась к основам, к азам привычных поведенческих схем. Мужчина напротив, наконец, соизволил присесть в кресло.