Рождение патриарха
Шрифт:
— Удивлен?
Я обернулся. На столе, сдвинув клавиатуру, сидела девочка, судя по росту, лет тринадцати, может, четырнадцати. Ее белые или даже скорее серебряные волосы почти касались пола. Одета она была в черную кожаную куртку со стоячим воротником, черную с красными полосками юбку из плотной ткани и черные же туфли. При этом у нее было красивое взрослое лицо, слишком совершенное, чтобы принадлежать реальной женщине. Серые глаза смотрели на меня очень внимательно, однако никаких эмоций на лице девочки не отражалось.
— Немного. Не думал, что окажусь здесь в ближайшее время или что буду испытывать эмоции после ритуала.
— Во
— Значит, вторая часть меня сейчас тоже спит?
— Да, вам обоим нужно время для восстановления.
— Ясно.
— Дурак!
Я с удивлением посмотрел на свою собеседницу; кажется, я не давал повода… ну разве что мои эксперименты…
— Именно! Ты слишком спешишь! Это уже третий раз, когда ты необдуманно применяешь свою силу, и два раза мне пришлось тебя спасать! А в первый раз тебя прикрыла другая, старшая я!
Ее лицо до сих пор не выражало никаких эмоций, только в глубине глаз было злость и обида.
— Знаю. Прости. — Пауза. — Я боюсь потерять темп и упустить возможности. Рунгу осталось немного, для орка он и так уже слишком стар, а без него я не смогу осуществить и половины своих идей.
Тишина. Мы оба молчим, глядя друг другу в глаза, за окном разгорается закат, и комната постепенно наполняется оранжевым светом.
— Все, что тебе было нужно, это лишь немного подождать.
— Прости.
Она прикрыла глаза, и на ее лице появилась едва заметная улыбка.
— Это уже неважно, просто теперь тебе придется больше спать, особенно перед осуществлением очередных безумных идей. Своих тормозов у тебя нет.
— Мы можем разговаривать только здесь?
— Нет, но я не хочу общаться с тем бесчувственным болваном, которым ты будешь во время бодрствования.
Опять тишина. Солнце закатилось, и последние его лучи нехотя уходят за горизонт.
— Ты сможешь обучать меня?
— Ты все-таки это спросил. — Улыбка. — Да, смогу, но только здесь и не скоро. Сперва разберись с элементалем жизни.
— Постараюсь. Как долго я могу тут оставаться?
— Долго, но скоро ты перестанешь запоминать то, что здесь происходит, и, проснувшись, ничего не будешь помнить. Так что просыпайся, время тут и так течет медленнее, чем в материальном мире.
— Жаль. Тогда до встречи.
— Дурак. — Она отвернулась, прикрывая глаза. — Мы не расстаемся. — Еще одна улыбка.
Пространство подернулось рябью, я уже начал ощущать себя в двух мирах одновременно, наполовину бодрствуя, а наполовину еще находясь во сне.
— Последний вопрос: ты уже придумала себе имя? — Это меня действительно интересовало, не обращаться же к ней постоянно «Тьма»…
— Да, Юринэ.
Открыл глаза, вокруг ощущались стенки каменного саркофага. Прохладно и немного душно, несмотря на дыхательные отверстия.
Юринэ, значит. Если я не ошибаюсь, в японской мифологии это ёкай, обакэ или бакэмоно — душа и воля места, иногда города. Или даже скорее аякаси, наивысший класс ёкай, обладающих разумом. Одна из немногих положительных аякаси иногда описывается как правительница более мелких духов. В славянской мифологии Юринэ соответствует
Проснувшись окончательно и сдвинув крышку саркофага, я выбрался наружу. Стороживший дух при моем появлении метнулся куда-то сквозь стену, хотя ясно куда: докладывать полетел. Интересно, сколько я так проспал? Юринэ говорила, что время тут шло быстрее, а во сие прошло часов семь-восемь, если судить по солнцу. Хотя нет, неинтересно, то есть потребность в получении этой информации была, а вот самого интереса как чувства не было. Ну как я и ожидал, пустота в душе и ледяное спокойствие, не так все и плохо. По крайней мере, мысли все бросить и лежать, бесцельно глядя в потолок, не возникает.
Пока ждал появления Рунга, связался с моим элементалем-контрактником. Тот кусок энергооболочки, которым он со мной поделился, успешно прижился, и конфликтов между энергией жизни и энергией смерти в моем теле не возникало. Элементаль моему пробуждению был рад и заверил, что готов приступить к выполнению остальной части контракта в любое удобное для меня время. С момента нашего знакомства он солидно разъелся, моя темная энергия была, судя по всему, для него очень полезна, и даже потеря солидного куска ауры не оказала на него существенного негативного влияния.
Черный монолит, инкрустированный драгоценными камнями, по-прежнему стоял на своем постаменте в центре сложной пентаграммы. Вставленные в него самоцветы слегка светились. С помощью магического зрения было видно, как энергия, разлитая в окружающем пространстве, медленно втягивается внутрь, иногда закручиваясь спиралью. А приглядевшись, можно было увидеть, как от монолита, сперва вплетаясь в пентаграмму, а потом выходя за ее границы, тянется тонкая, едва заметная паутина собирающих энергию нитей. Эта паутина выходила за пределы пентаграммы примерно на полтора метра в плоскости и углублялась в толщу камня под самим постаментом на четыре, образуя своеобразную полусферу, вызывающую ассоциации с корневой системой. Аура же у этого металлического «камня» выглядела довольно странно, черные и серые цвета в ней перемежались всполохами багряного. При этом аура находилась в постоянном движении — неспешном, но от того не менее заметном. Похоже, что энергетическая оболочка находилась в процессе формирования. Тот объем энергии, что был предварительно залит в металлическую структуру, почти закончился, но система уже пришла в равновесие; энергия, которую улавливали паутина и пентаграмма, была уже примерно равна расходуемой на внутренние процессы. Однако разум в моем творении все еще спал.
Сам я тоже был не в лучшей физической форме. Жажда давала о себе знать, голова гудела, рот как будто был наполнен песком, а перед глазами начали плясать размытые красные пятна. Желания убить все живое не появилось, но только по причине того, что я сейчас вообще не мог испытывать эмоций.
Однако такое со мной впервые. С тех пор, как я стал вампиром, мне еще не доводилось так сильно расходовать магический запас, и столь сильных повреждений я тоже еще не получал. Питаться я тоже старался регулярно, так что, по сути, если подумать, то я вообще второй раз испытывал жажду.