Рождение Темного 2
Шрифт:
Я внимательно посмотрел в глаза жреца, доверчивые как дворового пса, протянул вперед руку и требовательно произнес:
– Отдай его мне. Немедленно!
– Все, Ровен, хватит, а то оно скоро пойдет обратно, - Снурвальд решительно отодвинул от себя кружку с лекарством и схватил другую, наполненную чистой водой.
– Этот запах теперь будет преследовать меня всю жизнь.
Старик по-отечески улыбнулся, наблюдая, как с лица наемника постепенно исчезает болезненная бледность, и ответил:
– А больше и нет. Я использовал все запасы Толмена на тебя и Вадима. Оставил только один образец, хочется потом, как выберемся к людям, узнать название
От такого заявления лекаря-самоучки Снурвальд поперхнулся водой и зашелся в долгом кашле.
– Так ты не знаешь, чем нас потчевал?
– Ага, - согласился Ровен.
– А что тут такого?
– А вдруг это оказался бы яд?
– Нет, там было четко написано - "лучшее лекарство из всех мне известных".
– Кем написано?
– Снурвальд недоверчиво покосился на приятеля.
– Как кем?
– удивился непонятливости наемника Ровен.
– Конечно Толменом! Кто же еще будет подписывать его травки.
– Подожди, - медленно произнес северянин.
– Ты сделал лекарства из его трав? Человека, который мог нас отравить в любой момент и который скорее всего натравил на нас один из Диких отрядов?
– Ну да. Какой смысл Толмену врать самому себе?
От его слов Снурвальд громко рассмеялся и ударил от избытка чувств ладонью по столу. Ровен тоже улыбнулся, похоже, к его другу возвращалось не только здоровье, но и прежний характер. Именно таким привык его видеть пожилой купец - веселым, порой едким, но никогда не унывающим варваром.
От чистого смеха Снурри Ровену становилось легче. В памяти старика были еще свежи воспоминания, как он, с трудом сдерживая предательскую дрожь в руках, готовил целительное зелье. Маг тогда был совсем плох, а северянин настолько истощен, что ему нужен был как минимум десятидневный отдых. Ходоки из них были никакие, а воины еще хуже. И что оставалось делать бывшему купцу, поневоле овладевшему зачатками навыка травника? Только доверится дневнику смотрителя и своей интуиции. А первый глоток лекарства Ровен сделал сам, гному он потом сказал, что снял пробу. Добрый друг поверил отрядному лекарю, списав его крепко зажмуренные глаза на едкую вонь от свежесваренного зелья.
– Ты только никому об этом не говори, - отсмеявшись, предупредил Снурвальд и поинтересовался.
– Небось, вначале сам попробовал?
Ровен ничего не ответил, но Снурвальд все сам прекрасно понял. Северянин встал и низко поклонился:
– Спасибо тебе, друг.
Смущенный от такого проявления чувств наемника, Ровен протестующее замахал руками.
– Что ты, Снурвальд, о чем речь! Мы же одна команда.
– Но никто не заставлял тебя рисковать собой.
От последних слов северянина Ровен отмахнулся, хотя он действительно мог ошибиться. Старик решил никому не говорить, что на самом деле Толмен, как и любой хороший лекарь, не подписывал свои травы. Раньше Ровен полагал, что в подземельях сумел овладеть искусством травника на довольно хорошем уровне, однако попав сюда понял, что ему далеко до настоящего профессионала. Добрая половина растений, заготовленная Толменом, была Ровену неизвестна. И когда старик наткнулся в дневнике смотрителя на упоминания о чудо-зелье, он долго перебирал высушенные пучки лекарственных трав, пытаясь понять какое из них необходимо. Вариантов было много, и если бы Ровен не решился попробовать несколько сухих стебельков, которые Толмен положил отдельно в свой мешок, а не оставил висеть на стене, то Вадим и Снурри по-прежнему были бы не готовы продолжить путь.
– Мы все рисковали, живя под этой крышей. Ты понял за кого нас принял Толмен?
– Да, за осквернителей гробниц, - ответил наемник и задумчиво начал стучать пальцами по деревянной столешнице.
– Не совсем понятно, почему он пришел к такому выводу. И что он вообще здесь делал. Не специально же ждал нас?
– Последнее как раз понятно. Жадный он был, пытался везде поспеть, - скривился Ровен и пояснил.
– Как я понял из его дневника, в эти места Толмен приходил осенью,
– Если Толмен действительно был таким охочим до золота, то так скорее всего и было, - согласился Снурвальд.
– В Дикие отряды идет самая шваль из наемников, отъявленные негодяи и мерзавцы, которым нет места в честных отрядах стального братства. У Диких нет никакого понятия о чести; кроме службы они не брезгуют промышлять откровенным разбоем. А уж нечистому на руку торговцу и лекарю среди мародеров - раздолье. Я как-то раз охотился за одной такой шайкой. Представляешь, днем они охраняли торговый тракт, а ночью там же грабили купцов!
– Доходили до меня подобные слухи, - согласно кивнул Ровен.
– Нам еще повезло, что Толмен ничего не успел сделать. Вот угостил бы он нас вином, с десятком капель настоя дурман-травы, и спокойно бы всех повязал.
– Это точно, - с напускной грустью сказал Снурри.
– Я и сейчас не отказался бы от стаканчика.
– Еще чего, тебе сейчас нельзя!
Северянин, не ожидавший другого ответа от приятеля, лег на спину, подложил под голову руки, и блаженно улыбнулся. Ему до сих пор казалось, что деревянная скамья, по сравнению с камнями, необычайно мягкая. Первые дни Снурвальд даже специально ощупывал ложе, чтобы убедится, что оно сделано из простого дерева.
Ровен, тем временем, разложил на столе найденные у Толмена карты и принялся их внимательно изучать.
– Может, ты все же извинишься перед Харденом?
– старик искоса посмотрел на наемника.
– Нет, не могу, - Снурвальд рывком поднялся и обернулся к Ровену.
– Я понимаю, что был не прав, но ему этого не скажу.
– Почему? Что-то личное?
– Нет, то есть, да. Понимаешь, дружище, я не уверен как меня встретят дома. Семнадцать лет назад меня изгнали из рода. Я пошел против воли старейшины, запретивших мне женится на Брунни. Тайком выкрал любимую, но далеко уйти не смог. Нас поймали, Брунни отдали обратно в семью, ну а мне запретили к ней приближаться. А когда я узнал, что ее отдают за внука старейшины, то в сердцах подпалил старику бороду. Потом меня понесло... я попытался мечом отбить невесту. Против меня выступил мой отец!
– Снурвальд поморщился от неприятных воспоминаний.
– Я много что тогда наговорил, ругал весь род, предков и наш обычай, когда невесту молодому парню выбирает старейшина, требовал поединка... Потом украл коня и уехал в баронства. Позже, уже в империи, случайно встретил земляка и узнал, что мне запрещено под страхом смерти появляться на наших землях в течение десяти лет. Пойми, когда я узнал, что Харден нарушил обычай, идущий корнями вглубь веков, во мне что-то перевернулось. Показалось, что он закроет мне дорогу домой. Такой ненависти я давно не испытывал. Если бы под рукой был меч, то зарубил бы его без лишних слов!
– Ты сам себя послушай, - спокойно заметил Ровен, в ответ на экспрессивную речь северянина.
– Ты его ударил из-за того, что он, как и ты, нарушил обычай. Но Харден сделал это ради нас всех.
– Ты опять прав, но все равно не могу, - согласился наемник и схватился за голову.
– Сложно все объяснить. Я как вижу Хардена, то меня словно бросает в кипящую воду, грудь прямо щиплет, - Снурри распахнул рубашку, явив взору приятеля магическую татуировку.
– Каждый его жест, каждое слово сразу начинает неимоверно раздражать и мне приходится себя сдерживать. Я и так стараюсь с ним не разговаривать, чтобы не сорваться. Теперь ты понимаешь?