Рождение Зверя
Шрифт:
В том, что глава Серебряного Круга не шутил, Ральф не сомневался. Сам виноват: о фантастической вспыльчивости Карлоса в «Sunrise» ходили легенды, да еще добавилась привычка повелевать. К тому же Великий Магистр мало-помалу сходил с ума — если раньше это было только предположение, то, когда Ральф заглянул в его сознание, исчезли последние сомнения. В общем, лишь полный идиот стал бы грубить такому человеку. С другой стороны, С'каро не зря сказал, что Ральф — единственный, кто умеет им управлять: стоит произнести магическое «отец», и кинжал немедленно уберется. Однако не хотел Ральф этого делать — не хотел и все. Карлос действительно был его отцом и хороших двадцать
Карлос замер. Ни одной мысли, ни эмоции — трудно было даже понять, дышит ли он. Еще мгновение, и последует прыжок, но, как это всегда бывает в подобные моменты, время растянулось, превратившись в вечность. Внезапно голову разведчика точно сдавило огненным обручем. Боль была настолько сильной, что Ральф чуть не потерял сознание и лишь по инерции рванулся в сторону, уходя от удара, которого почему-то не последовало…
Кинжал, брошенный рукой противника, полетел не вперед, а назад, и боль вдруг утихла. За спиной С'каро начала медленно расползаться черная щель.
— Туда! Быстро!
Все еще не оправившийся от неожиданной ментальной атаки, Ральф послушно проскочил в наполовину открывшийся ход. Дверь сразу же заскользила назад — со стороны неосвещенного коридора сужавшаяся прямо на глазах щель казалась красновато-золотистой. Потом исчезла и она, оставив разведчика в полной темноте, но в это же время в его сознании что-то будто взорвалось, разлетевшись тысячью огней.
«Михаэль…»
Ральф схватился за голову. По мере того, как «огоньки», составлявшие его имя, медленно осыпались и гасли, постепенно проходила и жгучая, пронизывающая боль. Окажись сейчас кто-то рядом, он смог бы взять разведчика голыми руками. Промокнув выступившие слезы, Ральф осторожно открыл глаза. Способен ли он был видеть, сказать пока было трудно: факел остался в камере. Усевшись поудобнее, разведчик поднял ладонь и включил фонарик — тоненький лучик беспомощно заскользил по противоположной стене. В одном из выложивших ее камней блеснула золотистая прожилка, трещинки другого напоминали ветку дерева. От напряжения глаза снова наполнились слезами — Ральф опустил веки, выключил фонарик. Откинув голову, прижался к стене. Даже так, с закрытыми глазами, все вокруг будто ходило ходуном, и к горлу подкатывала тошнота. Поняв, что бороться с этим бесполезно, разведчик с трудом перевалился на четвереньки, и его вырвало.
Мутить как будто перестало, зато накатила такая слабость, что стоило немало труда отползти хотя бы на несколько ярдов.
Лабиринт. Ральф ведь находился в лабиринте, из которого требовалось искать выход — значит, особенно рассиживаться было некогда. Нащупав на поясе нужный кармашек, разведчик достал таблетку, сунул ее в рот, усилием воли сдержал новый позыв к рвоте. Главное — перетерпеть несколько минут…
Наконец-то. Теперь можно попробовать разобраться в том, что произошло. Итак, С'каро больше не было — тут не оставалось ни малейшего сомнения: это его сознание, не выдержав чудовищного напряжения, словно рассыпалось осколками последней родившейся в нем мысли. К чести Великого Магистра, и его последняя мысль, и последний поступок были направлены на спасение, а не на убийство человека. Пусть даже человек этот и являлся его родным сыном.
Ральф набрал побольше воздуха и, сосчитав до тринадцати, медленно выдохнул. Пожалуй, Карлос был прав: его сын унаследовал сентиментальность своей матери. Но что он мог с собой поделать!
Так или иначе, но система действовала на поражение. В одиночку Ральф не продержался бы и минуты, и если бы не Карлос, который заслонил его собой на то время, пока открывалась и закрывалась дверь, мозг разведчика просто бы сгорел… Но все-таки, кто и зачем включил механизм? В том, что ментальное поле, как и большинство приспособлений Темного Братства, нагнеталось машиной, Ральф не сомневался.
Сомневался он совсем в другом: сможет ли разобраться в этом чертовом лабиринте. С одной стороны, разведчик находился здесь в полной безопасности, но с другой — сам лабиринт мог уничтожить его не хуже, чем враги из плоти и крови.
«Этого отец… — Ральф улыбнулся: про себя он впервые назвал так Карлоса, — конечно же, не предусмотрел. Впрочем, разве у него был выбор…»
Поморщившись — пока он тут размышлял, ноги успели основательно затечь, — разведчик поднялся. Он помнил, что в последний раз они с отцом свернули направо, а камера располагалась по левой стороне. И сейчас Ральф прижимался спиной к этой самой левой стороне.
«Так. Значит, переходим коридор и аккуратно, по стеночке, двигаемся до ближайшего поворота налево…»
Вскоре стена, используемая разведчиком в качестве ориентира, действительно закончилась, и рука ощутила пустоту. Ральф включил фонарик: точно — впереди открылся следующий коридор, который через несколько ярдов веером расходился в разные стороны. Разведчик быстро дошел до этой развилки и остановился. Из пяти следовало выбрать только один. Два крайних правых и тот, что находился по центру, отпадали сразу: они резко уходили вправо; оставались еще два.
Насколько позволял свет крохотного фонарика, Ральф осмотрел оба хода — безрезультатно. Близнецы да и только.
Правда, там запросто могли находиться какие-то метки, однако при таком слабом освещении, да еще с первого раза найти их, а тем более в них разобраться, было невозможно.
Понадеявшись, как всегда, на удачу — вроде бы, она пока не совсем отвернулась от своего прежнего любимца, — разведчик медленно двинулся по тому из коридоров, который показался смутно знакомым. Почему, Ральф и сам не понимал, и только пройдя несколько шагов, понял, что не ошибся: из глубины донесся едва уловимый запах розового масла.
Разведчик пошел быстрее: от комнаты бывшего главы Серебряного Круга найти выход наружу не составит труда, однако Ральф уже знал, что спешит не за этим и что не уйдет отсюда, пока не узнает, кто убил отца.
Песок во мгновение ока набрался в сандалии — пришлось их снять и идти босиком по еще не успевшей разогреться земле. Зато теперь было даже приятно оттого, что ноги утопали в прохладном, слегка влажном песке.
Конечно, он тут же налип на ступни — пускай, Амалия займется этим потом, когда будет возвращаться, а сейчас она должна была увидеть море. Оно уже совсем близко — остался всего один, последний подъем…