Рожденная для славы
Шрифт:
Леттис явилась с двумя дорогими париками — черным и рыжим, в тон моих волос.
Сначала я примерила черный парик, а Леттис стояла у меня за спиной, готовая произнести соответствующие случаю комплименты.
— Мне рассказывали, что леди Шеффилд болеет, — сказала я. — Не знаете ли, в чем причина ее недуга?
— Нет, ваше величество. — Прекрасные глаза Леттис смотрели на меня с самым невинным выражением. — Врачи, несомненно, установят причину болезни.
— Весьма загадочные симптомы, — продолжила я задумчивым голосом. — Говорят, у нее выпадают волосы и крошатся
Леттис содрогнулась.
— Совершенно непонятно, что за недуг. К тому же все эти тягостные подозрения… Сами знаете, какие начинают ходить слухи, когда происходят такие непонятные вещи.
— Какие слухи, ваше величество?
— Поговаривают, что наша кроткая Дугласс кому-то сильно мешает.
— Насколько я помню, она всегда была милым, безобидным существом. Конечно, мы с ней почти не знакомы…
— Постойте-ка! Когда я гостила в Кенилворте, говорили, что у нашей леди Шеффилд роман с… каким-то придворным.
Я видела, как Леттис с трудом сохраняет спокойствие. Совесть у нее явно была не чиста.
— Очень надеюсь, что леди Шеффилд поправится, — вздохнула я. — У нее такой милый ребенок. Чем-то похожий на вашего Роберта. Кстати, его тоже зовут Роберт. До чего популярное имя, не правда ли? А как поживает ваш малыш? Он ведь теперь лорд Эссекс. Мне следовало бы называть его «графом».
— Он здоров, ваше величество. Его взял к себе лорд Берли.
— Ах да! Сесил говорил, что мальчик очень умен.
— Да, ваше величество, я горжусь им.
— Правильно делаете. Вы еще молоды, Леттис, хороши собой, не сомневаюсь, что ваш отец вскоре подыщет вам нового мужа.
Она молчала, потупив взгляд, но мне показалось, что ее лицо залилось краской.
— Что скажете о парике? — спросила я.
Я-то видела, что черный парик огрубляет мои черты и делает старше. Когда женщина стареет, ей нельзя носить волосы более темного цвета, чем в молодости. Леттис обладала превосходным вкусом, считалась одной из самых элегантных дам при моем дворе, не сомневаюсь, что она разбиралась в цвете волос не хуже, чем я. И следует отдать ей должное, она решительно забраковала черный парик, сказав, что для моей белой кожи он грубоват.
— Зато золотистый парик вам очень к лицу, — поспешно добавила она.
С этим нельзя было не согласиться. Я велела достать из шкатулки ожерелье Роберта и надеть его на меня.
— Смотрите, кузина, какая прелесть, — сказала я. — Подарок милорда Лестера. Он всегда выбирает для меня вещи с такой любовью.
Тут Леттис царапнула мне ожерельем шею, и я в отместку ущипнула ее за локоть. По-моему, она сделала мне больно нарочно.
Беседы с Леттис всегда бередили мне душу. Давно следовало бы отослать ее подальше, но мне нравилось изводить себя подозрениями и сомнениями по поводу Роберта.
Он же вел себя со мной по-прежнему — добросовестно играл роль несостоявшегося любовника, преданного, полного надежды, но уставшего от бесконечного ожидания. Разумеется, Роберт знал, что переговоры о французском браке продолжаются, поэтому несколько похотливых взглядов, брошенных в сторону Леттис, можно было ему и простить.
Иногда я склонялась
Я вспомнила о принцессе Цецилии, сестре одного из моих бывших женихов, Эрика Шведского. В свое время Роберту уже предлагали ее в жены, но лишь в том случае, если он сумеет убедить меня согласиться на брак с Эриком. Бедные шведы, очевидно, плохо знали моего Роберта. Вряд ли он мог согласиться на подобное предложение, променяв меня на какую-то принцессу. Ведь в те времена граф Лестер не сомневался, что рано или поздно станет королем Англии. Переговоры закончились неудачей, Эрик вернулся к себе в Швецию, где женился на продавщице орехов, а принцесса Цецилия стала женой маркграфа Баденского.
Впоследствии молодожены приехали с визитом в Англию, и Цецилия произвела на меня самое благоприятное впечатление. У нее были дивные золотистые волосы, в распущенном виде свисавшие чуть ли не до колен. Цецилия была беременна и родила ребенка в Лондоне. Естественно, крестной матерью младенца была я.
Она и ее муж, маркграф, показались мне людьми милыми и бесхитростными. Наверное, я слишком их баловала, во всяком случае, уезжать высокие гости явно не собирались. Кажется, они решили, что могут бесконечно долго жить в Англии за счет моей казны. Дело кончилось тем, что кредиторы засадили маркграфа в долговую тюрьму. Узнав об этом, я немедленно оплатила все его долги, после чего супругам пришлось покинуть Англию. Перед самым отъездом кредиторы наведались и к марграфине, забрав у нее все туалеты и драгоценности. Таким образом, Цецилия и ее муж покинули английские берега налегке. Вряд ли они вспоминали свое пребывание в моем королевстве с удовольствием.
Недавно Цецилия овдовела, и я решила вновь предложить ей в мужья графа Лестера. Почему бы, в конце концов, и нет? Ведь оба они свободные люди.
Я немедленно отправила гонца в Швецию, не преминув сообщить Роберту о своем решении.
Он был возмущен до глубины души.
— Так ты этого хочешь?! — злобно процедил он.
Я ответила, что люблю его всей душой, знаю о его честолюбивых помыслах, а потому и решила осчастливить его браком с особой из королевского дома.
Побелев от ярости, Роберт развернулся и выбежал вон, не потрудившись соблюсти правила этикета.
Я не отказала себе в удовольствии подразнить Леттис, ибо брак Роберта с иноземной принцессой положил бы конец всем ее видам на графа Лестера.
— К сожалению, скоро мы лишимся самой яркой звезды нашего двора, — печально сказала я своей кузине.
Она смутилась, а на лице у нее возникло какое-то странное, непонятное выражение.
— Я имею в виду графа Лестера, — пояснила я.
— Каким образом можем мы его потерять, ваше величество?
— Он должен отправиться в Швецию. Помните принцессу Цецилию? Сейчас ведутся переговоры об их свадьбе. Совсем как в прежние времена, когда ее предлагали графу Лестеру в обмен на мое замужество с принцем Эриком.