Рожденная революцией
Шрифт:
– А что такое дактилоскопия, вы знаете? – в свою очередь спросил Сергеев.
– Нет, – растерялся Бушмакин.
– Я тоже узнал это после первого ареста. А что касается всей жизни… Революция, Бушмакин. И наша жизнь нам больше не принадлежит.
Коля восхищенно смотрел на Сергеева.
– Я тоже хочу, – сказал он. – Только я в Питер приехал, сразу схлестнулся с этими гадами. И пошло и пошло. Я так понимаю: судьба у меня такая – им салазки загибать.
– Ну, насчет судьбы – это немарксистская точка зрения, – улыбнулся
– И я не отстану! – решительно заявила Маруська. – Куда вы, – туда и я!
– Не женское это дело, – сказал Бушмакин.
Она нахально посмотрела на него:
– Вы же не захотели заниматься со мной женским делом?
– Тьфу! – в сердцах плюнул Бушмакин. – Ты ей слово, она тебе – десять!
– А что, – задумался Сергеев. – Может быть, Маруся не так уж неправа. Кем была женщина при царизме? Забавой? Рабой? А при Советской власти женщина во всем будет равна мужчине, это факт!
– Не равна, а гораздо выше! – уточнила Маруська.
– Согласен, – рассмеялся Сергеев. – Первая в мировой истории женщина-сыщик! Это же прекрасно, товарищи!
Заводской двор заполнили рабочие. Бушмакин взобрался на стол, и гул разом стих. После событий на Ватном острове Бушмакин пользовался непререкаемым авторитетом.
– Товарищи, – негромко начал Бушмакин. – В городе грабят и убивают. Уголовники распоясались. Даже у детей отбирают хлеб.
– Это мы знаем! – донеслось из толпы. – Ты говори, чего делать?
Толпа взорвалась криком, заголосила какая-то женщина:
– Нюра, Ню-юрочка, доченька!.. Убийцы проклятые…
– Бандиты зверствуют, – продолжал Бушмакин. – И мы будем беспощадны!
– Смерть уркам! – выкрикнул Вася. – Я предлагаю ловить их и организованно топить в Неве!
Бушмакин взмахнул рукой:
– Тихо! Мы не преступники. Мы не станем действовать против преступников ихними методами!
– А что же с ними делать? – не унимался Вася. – В зад их целовать, что ли?
Все захохотали.
– Нашему заводу, товарищи, доверили организовать уголовный розыск, – сказал Бушмакин. – А это значит, что прямо сейчас мы решим, кому поручим эту работу! Условия такие: честный, непьющий, в драках и скандалах не замечен, на платформе Советской власти стоит, как Александрийский столп!
– А столп этот – признак царизма! – крикнул Вася. – Я несогласный!
На стол поднялся Никита, сорвал с головы студенческую фуражку, прижал ее к груди.
– Товарищи! Василий мне хотя и друг, но говорит ерунду! Александрийский столп, товарищ Вася, воздвигнут в честь русских людей, которые одержали победу над Наполеоном, и весит этот столп ни много ни мало – тридцать тысяч пудов. Так что если кто с такой силой стоит на платформе Советской власти, – такому человеку можно верить!
Вася выслушал тираду друга с открытым ртом, а когда Никита под хохот, свист и аплодисменты слез со стола,
– Вроде голова у тебя моего размера, а помещается в ней в три раза больше. Это как же?
Вася вспрыгнул на стол и встал рядом с Бушмакиным.
– Есть предложение! – крикнул он. – Раз товарищ Бушмакин этому делу заводила, – ему первому и идти! Предлагаю голосовать мое предложение целиком, поскольку оно очень продуманное мною и совершенно безошибочное.
Все засмеялись, а Вася, нисколько не смущаясь, продолжал:
– Второй человек – это, конечно, я сам. Прошу не хихикать, это неприлично! Объяснять свои достоинства, я считаю, с моей стороны будет нескромно. Третий – мой корешок Никита. Свой ум он вам доказал, так что перехожу к четвертому… – Вася нашел глазами Колю, встретил его умоляющий взгляд: – Четвертый будет Коля! Известное дело, мой второй корешок Коля Кондратьев. Почему? А потому, что сила солому ломит, и вы все его видели в деле на Ватном острове. Я все сказал!
– Еще не все! – Маруська протиснулась к столу. – Пятый человек – это я! Можете хохотать, а вот вчера товарищ Сергеев так сказал: женщина-сыщик, говорит, – первая в мировой истории, – это, говорит, главное завоевание Октябрьской революции.
От хохота задрожали стекла. Впрочем, проголосовали все единодушно.
Вечером в комиссариате у Сергеева бушмакинцы получили удостоверения-мандаты и оружие. Всем достались тяжелые, несамовзводные солдатские наганы, а Васе, словно назло, – трехлинейка. Вася пощелкал затвором и лихим движением забросил винтовку за плечо.
– Ничего, – утешил Сергеев. – Начнете работать – таким оружием разживетесь, что я первый позавидую.
– А что у вас? – не выдержал Вася. – Покажите!
Сергеев гордо улыбнулся и вытащил из бокового кармана вороненый кольт 14-го калибра.
– Ф-у-у, – Маруська искривила губы. – Подумаешь, такой же наган.
Сергеев протянул ей кольт, она взяла его и удивленно воскликнула:
– Наполовину легче!
– Это не главное, – сказал Сергеев. – Чтобы перезарядить наган, нужно в каждую патронную камору ткнуть шомполом. Я уж не говорю о том, что нужно сдвинуть патронный стопор. А здесь…
Он взял у Маруськи кольт, щелкнул задвижкой, и барабан послушно откинулся влево. Нажал головку экстрактора, и все патроны высыпались в подставленную ладонь.
– Ли-ихо, – протянул Коля. – Мне бы такой.
– Все будет, – Сергеев спрятал револьвер в боковой карман. – Требую от вас, товарищи, самой жесткой революционной дисциплины. Вы должны быть готовы к любым неожиданностям. К чему я об этом говорю? Вот получили мы сегодня сообщение – чиновники сыскного обещают устроить новой власти «кузькину мать».
– Очень интересно, – сказал Никита. – Вроде бы культурные люди, интеллигентные.
– Другое интересно, – заметил Бушмакин. – В какой, так сказать, форме они намерены это сделать?