Рожденная революцией
Шрифт:
Витька снова бросился на Бородаева, но и на этот раз Бородаев увернулся.
– Вот что, парень, – сказал он хмуро. – Шутки в сторону, давай о деле…
– Давай, – машинально повторил Витька.
– Конечно, можно по-простому, по-деревенски. Скажем, он от нее сейчас выйдет, а мы его – раз! И под колеса! Ничего?
– Пусти за руль, – Витька закусил губу. – Я сам…
– Значит, можешь его убить? – с интересом спросил Бородаев.
– Да не лезь ты мне в нутро! – закричал Витька. – Можешь – не можешь. Не пойму я, что тебе-то надо? Темнишь, гад!
– Чего темнить? Помоги мне, а я помогу тебе, вот и вся темнота.
– Чем это ты мне поможешь? –
– Грязную работу за тебя сделаю. Кокну этого Эсадзе и весь сказ. Раз ты такой из себя Ромео – будет тебе Зинка. Куда ей деваться? А ты мне за это в одном деле поможешь. Ну, как?
Витька повернулся и молча пошел прочь. Бородаев посмотрел ему в спину и сплюнул:
– Кусок навоза ты, а не человек. Ну и пропадай, как падла. – Бородаев прыгнул на сиденье своего фургона, включил зажигание. Взревел мотор, автомобиль скрылся за поворотом улицы.
Витька долго стоял у подъезда Зины. Чего он ждал? На этот вопрос ответа не было. Просто стоял и ждал неизвестно чего. Стоял, потому что не было сил идти.
Из подъезда вышел Эсадзе, закурил. Огляделся, плотнее запахнул плащ и, насвистывая, зашагал по тротуару. Витька подумал мгновение и двинулся следом за ним. Приближалась полночь, фонари светили вполнакала, прохожих почти не было. Впереди, у столба, мелькнула ярко освещенная табличка стоянки такси и несколько зеленых огоньков. В ожидании пассажиров шоферы сгрудились у передней машины и коротали время в разговорах. До Витьки донеслись голоса, смех, Эсадзе ускорил шаг. Витька опустил руку в карман, нащупал рукоятку складного ножа. Это был подарок Зины, и Витька горько и обреченно подумал о том, что все складывается словно нарочно, по чьей-то злой воле. «Судьба у меня такая, вот что», – тихо сказал он и начал догонять Эсадзе. Тот шел, по-прежнему насвистывая, и ничего не слышал. На ходу раскрыв нож, Витька в несколько прыжков настиг соперника и ударил.
– А-а-а-а, – на одной нескончаемо высокой ноте закричал Эсадзе, и его крик эхом отлетел от черных домов и повторился где-то вдали, замирая…
Витька повернулся, побежал. Он слышал позади возбужденные голоса таксистов, трель свистка, вероятно, это звал на помощь милицию кто-то из них. Страх прибавил сил. Витька свернул в один переулок, потом во второй и остановился только тогда, когда увидел перед собой знакомый дом.
Он поднялся на третий этаж, позвонил. Дверь открылась. Бородаев, зевая, прикрыл ладонью рот:
– Поспать бы дал, милый. Что стряслось?
– Я… на все согласен, Борода. Убивать его… больше не надо. Я… сам… – Витька протянул Бородаеву нож. – Уже все.
Бородаев с интересом осмотрел лезвие и вернул нож Витьке.
– Ну сам, так сам… Входи.
Дело о нанесении Эльдару Эсадзе «менее тяжких» телесных повреждений не попало в МУР. Оно не попало туда потому, что Эсадзе, когда к нему в институт Склифасовского приехал дежурный следователь, показал, что на него напал неизвестный с целью ограбления и после удара ножом забрал из кармана 45 рублей. Следователь записал показания Эсадзе и весь материал направил в районное следственное управление, по месту совершения преступления.
Эсадзе совершил ошибку, граничащую с преступлением. Но, во-первых, он не видел того, кто ударил его ножом. Просто, очнувшись и узнав, что содержимое карманов цело, Эсадзе сопоставил некоторые факты последних дней и пришел к выводу, что ударил его не кто иной, как Витька Володин. И сделал это, конечно же, из-за Зины, из ревности. «Выследил нашу встречу, – соображал Эсадзе. – Дождался, пока
И оперативная группа Кондратьева осталась без сведений. Без тех сведений, которые разом могли все поставить на место. Правда, Смирнов доложил Николаю Федоровичу о ранении Эсадзе. Но проверка материала подтвердила: случайное ограбление.
Два дня спустя Бородаев сказал Витьке:
– Ну, счастлив твой бог, парень. Узнал тебя Эсадзе или не узнал, видно, решил молчать.
– Не видел он меня, – беспечно махнул рукой Витька. События того вечера отошли в прошлое и казались всего лишь неприятным сном.
Бородаев внимательно посмотрел, усмехнулся:
– Ему догадаться, что это ты, – раз плюнуть. Он из-за Зины молчит. Любит он ее, понял?
Витька нахмурился:
– Давай по делу. Борода. Об этом – все!
– Готовься, – снова усмехнулся Бородаев. – Скоро дам тебе сигнал.
Иванов вышел из кабинета, тщательно запер дверь. В руке он держал газетный сверток. По внутреннему коридору он перешел из административного корпуса в заводской и вышел точно к дверям специальной кладовой. Посмотрел на часы – было ровно два. И почти сразу же, буквально через несколько секунд, из-за поворота двое рабочих выкатили тележку, на которой стоял алюминиевый контейнер с готовой продукцией. Сквозь решетку Иванов увидел Зину. Она находилась около открытого сейфа и выдавала работнику 2-го цеха тоненькие пачки с золотой фольгой.
Иванов прошел по коридору и остановился на повороте. Здесь были двери, которые вели на одну из внутренних лестниц. Эта лестница соединяла несколько подсобных цехов, расположенных на разных этажах корпуса. Иванов вышел на площадку. В углу матово поблескивал ствол шахты мусоропровода – почти такого же, что и в обычных жилых домах, только пошире. Этот мусоропровод предназначался для эвакуации бумажных отбросов из картонажного цеха. Изредка девушки-работницы вывозили на площадку тележки с мусором и, натянув огромные брезентовые рукавицы, сбрасывали его в шахту. Некоторое время Иванов наблюдал за ними, потом подошел к мусоропроводу и швырнул в него свой пакет.
Вечером после работы Зина догнала Витьку неподалеку от проходной.
– Отойдем.
Они сели на скамейку в скверике перед станцией метро.
– Витя… Ты только не вздумай мне врать! Ты ударил Эльдара?
– Вот еще, – нервно хохотнул Витька. – Еще чего скажи.
– Где мой нож?
– Вот, – Витька полез в карман, достал нож. Зина раскрыла его и долго смотрела на матово поблескивающее лезвие.
– Значит, не ты?
– Заладила, – Витька вырвал у нее нож, сунул в карман. – Все?