Рожденная революцией
Шрифт:
– Керосин тащите, он в коридоре! Торопись, фраера…
Лысый и Скуластый послушно приволокли бидон с керосином. Лысый посмотрел на Серафима, потом ногой перевернул Коломийца:
– Знакомый… Да никак это… – он восторженно взглянул на Колю и взмахнул пухлыми ручками: – Это же сам… Коломиец! Ге-пе-ушник! Н-да, молодой человек… Далеко пойдете, это я, бывший жандарм, вам говорю. И бывший офицер контрразведки. Позвольте руку пожать…
– После! – уже спокойнее сказал Коля. – Чего ждете? Поливайте керосином и айда отседова!
Выплеснули керосин. Скуластый чиркнул
– Рвем когти! – крикнул Коля.
Побежали к лесу. Коля все время оглядывался и думал: «Только бы он выскочил… Только бы ничего с ним не случилось…» Опасения эти были далеко не напрасны. Сильный и ловкий Коломиец успел выпрыгнуть в окно в тот самый момент, когда Коля и бандиты покинули избу Серафима, и едва сумел погасить загоревшуюся одежду.
На опушке Коля оглянулся в последний раз. Дом священника скрыло яркое пламя с черной шапкой густого дыма, порыв ветра донес яростный звон колокола.
– Ну, все. – Скуластый отер пот со лба и устало опустился на траву.
– Позвольте еще раз, от всей души, – сказал Лысый и с чувством пожал Коле руку.
А Коля мысленно в это время был далеко. Казалось ему, что видит он сыплющие искрами бревна родного дома и жалкий, обгоревший комочек около собачьей будки – все, что осталось от верного пса, и белый-белый холст, которым было накрыто нечто очень страшное и непонятное. «Родители твои», – будто говорит ему кто-то в спину. «Нет, – про себя отвечает Коля. – Там, под этим холстом? Нет…»
Черная стена дыма встала над тем местом, где был поповский дом.
– Какой мерою меряете, такой и вам отмерено будет, – тихо сказал Коля. – Пошли.
В бандитском лагере Коля первым делом попросил собрать главарей банды, а когда все чинно расселись за дощатым столом в избушке лесника, высыпал на столешницу клад Серафима. Несколько камней и монет упали на земляной пол, и все, кроме Феденьки, бросились их поднимать. Феденька молча выслушал восторженно-красочный, с мелкими подробностями рассказ Лысого и долго молчал. Коля то и дело ловил на себе его цепкий, изучающий взгляд.
– Вели привести мою маруху, – Коля с усилием выговорил последнее слово.
Феденька кивнул, через минуту в дверь избушки вошла Маша. Коля испугался, что она не выдержит, бросится к нему и заплачет, но Маша остановилась на пороге и, глядя куда-то в сторону, спросила:
– Ну чего? Доказал портяночникам, почем что?
– Доказал, – кивнул Феденька. – Идите, милуйтесь… Заслужили. Два слова только. Выйди пока.
Маша вышла.
– Я понимаю, Коляча, какая глупость получается. Набей мне морду, я разрешаю. Но я кишками чувствую – есть во всем этом деле тухлятина. Прости, если не так сказал. Ты нынче – герой. Всех нас спас.
– Ты что же, – вдруг вступил в разговор Скуластый. – Сомневаешься? В ком! В ём? Гад ты ползучий. Не в ём! В нас, выходит дело… Слышь, Лысый… Скажи ему!
– В самом деле, – откликнулся Лысый. – Ты же не подозреваешь нас в сговоре с твоим приятелем? Все видели собственными глазами, слышали собственными ушами…
–
– Ладно, – кивнул Феденька. – Давайте только Никодима спросим, так, для политесу. Он как-никак член нашего штаба, неловко без него. Я послал за ним.
Сели за стол. Коля закрыл глаза и сделал вид, что задремал от усталости. «Никодим… – вспоминал он. – Тот, на мужика похожий, молчаливый. Помнится, он еще сомневался при первой встрече в избушке, стоит ли Коле платить золотом за помощь бандитам. А зачем Феденьке нужен его совет? Затевает что-то Феденька».
Влетела Маша, зло крикнула с порога:
– Ну, хватит лясы точить! Отдай мне моего мужика, и баста! – Она села на лавку у стены, всем своим видом давая понять, что больше не уйдет.
Вошел Никодим. Не здороваясь, уселся к столу, навалившись на него всем телом.
– Ты все знаешь, Никодимушка, – сладким голосом пропел Феденька. – Вот твоего совета просим – как быть?
Никодим тяжело посмотрел на Лысого:
– Вам, сударь, стыдно. Жандарм, контрразведчик, а глупый! Не почуяли во всей этой оказии руки ГПУ!
Коля вскочил, схватился за кольт.
– Не рыпайся, петушок, – тихо сказал Никодим. – За стеной мои люди. Сиди тихо. Я не утверждаю, что ты агент ГПУ. Я это пока предполагаю. То, что случилось со священником, – это вполне может быть комбинацией органов. Надо проверить. Решим так: тебя и твою бабу запрем, все расследуем, тогда и высветлится.
Коля переглянулся с Машей. Она ответила на его взгляд взглядом, полным ужаса и тоски. «У нее сейчас сдадут нервы, и тогда провал неминуем, – пронеслось в голове у Коли. – Надо что-то предпринять сию же секунду».
Он посмотрел на Лысого, потом на Скуластого. Лысый едва заметно пожал плечами, а Скуластый подмигнул, косясь на свою кобуру с наганом. И тогда Коля решился.
– Запирайте, – сказал он покорно. – Воля ваша, только обидно. – Коля продолжал сидеть. Фраза отвлекла внимание Никодима и Феденьки, и Коля успел выдернуть из-за ремня кольт. Он стрелял от бедра, сквозь доски стола. Пули шли снизу вверх, выбивая щепки из столешницы. Феденька даже не успел схватиться за свой маузер, а Никодим успел, но так и упал – с наганом в руке.
Ворвались люди Никодима.
– Тихо! – яростно крикнул Лысый. – Назад, паскуды! Вся головка нашего отряда продалась ГПУ! Час назад мы казнили попа, а сейчас – его сообщников! Если у вас мозги, а не каша, – не дурите!
Шли секунды, и было неясно, как поступят бандиты. Наконец, кто-то сказал:
– Начальство всегда продает – рано или поздно. Должность у них такая, братва… Я верю.
– Ладно, верим, – загалдели бандиты. – Решайте, чего делать будем.
– Молчать! – крикнул Коля. Инициатива бесповоротно перешла к нему. – Как я говорил? Собраться всем вместе и ударить! Посылайте делегатов к паханам! Времени нет! Если поп успел выдать – нам и так и так хана! Торопиться надо! Может, мы еще и погуляем напоследок.