Рожденная в Техасе
Шрифт:
Дженни пребывала в благодушном настроении: она получила желанный туалетный набор, тетя простила ее за украденный у Элизабет-Энн завтрак. Она даже заговорила с Элизабет-Энн, бросив через плечо:
— Уверена, там у тебя что-то интересное. — Однако ее не очень волновало, что было так тщательно упаковано в белую папиросную бумагу. Дженни не смотрела в сторону Элизабет-Энн, а продолжала заниматься своим вторым пакетом. Действительно, там оказалось белье. Дженни недовольно поморщилась и отодвинула пакет.
Элизабет-Энн осторожно развернула бумагу и восхищенно вздохнула. В коробке
Она бережно взяла куклу и вынула ее из коробки, глаза ее сияли. Матовое фарфоровое лицо было выполнено настолько искусно, что казалось живым. Широко раскрытые небесно-голубые глаза оттеняли длинные густые ресницы. Никогда в жизни Элизабет-Энн не видела ни такой чудесной куклы, ни такого роскошного платья, отделанного оборками и кружевами. Самый пышный цирковой костюм не шел ни в какое сравнение с этим изысканным нарядом.
Дженни обернулась, и из ее груди вырвался негодующий, полный зависти крик.
— Она моя! — завопила она, глаза ее горели злобой. — Я видела эту куклу в Браунсвилле!
Но Элизабет-Энн ее не слышала: она была целиком поглощена красавицей куклой. Девочка усадила ее к себе на колени и, замирая от восхищения, гладила мягкие светлые волосы. Элизабет-Энн слишком поздно заметила, как рванулась Дженни, как вырвала куклу у нее из рук. Напрасно Элизабет-Энн старалась ей помешать.
— Она моя, — шипела Дженни, стиснув зубы.
Элизабет-Энн отрицательно покачала головой и, спрыгнув с дивана, бросилась к Дженни, но та метнулась за стол.
Сдавленный крик вырвался из груди Элизабет-Энн, из глаз ее лились слезы, она умоляюще протянула руки к своей обидчице.
Дженни скорчила гримасу, отвернулась, прижимая куклу к груди.
— Ты моя, — шептала она кукле, — только моя. Тетя ошиблась. Ты кукла из Браунсвилля. — Тут она почувствовала, как Элизабет-Энн тащит ее за платье. Дженни рывком освободилась и бросила через плечо: — Ты никому здесь не нужна. Отстань от меня!
В отчаянии Элизабет-Энн снова попыталась схватить куклу, но Дженни высоко подняла ее и с мерзкой улыбкой спряталась за пианино. Она была совершенно уверена, что Элизабет-Энн не пойдет туда, ведь пианино скрывало камин, в котором, потрескивая, горел огонь. Элизабет-Энн никогда не подходила к огню.
Но Дженни недооценила упорство Элизабет-Энн, не учла, что она была вне себя от гнева, кроме того, Дженни не понимала, что значила кукла для Элизабет-Энн. Это была не просто игрушка, а подарок тети, любовь к которой становилась сильнее с каждым днем. Тетя подарила куклу ей, а не Дженни, которая отняла подарок, желая помучить ее.
Элизабет-Энн вдруг вспомнила все обиды, нанесенные ей Дженни. Чаша ее терпения переполнилась. Больше она не станет терпеть ее издевательств.
Не обращая внимания на языки пламени в камине, Элизабет-Энн бросилась за пианино, налетела на Дженни и ухватилась за куклу. Несколько мгновений они отчаянно боролись: каждая тянула куклу к себе; затем Элизабет-Энн почувствовала, что кукла выскальзывает из ее рук — перчатки мешали ей уцепиться покрепче.
Дженни откинулась назад, и Элизабет-Энн изо всех сил дернула куклу
То, что произошло в следующую минуту, повергло обеих в состояние шока. Кукла выскочила из их рук и полетела в камин, где жадные языки пламени тотчас охватили ее.
Для Элизабет-Энн мир перевернулся. Как только пламя коснулось куклы, она подняла руки и закрыла лицо. В отличие от Дженни она не видела, как горит кукла, — перед ее глазами в пламени были тела Забо и Марики, ее отца и матери.
В груди ее родился и сорвался с губ дикий, нечеловеческий вопль, от которого кровь стыла в жилах. Этот крик эхом прокатился по коридору, достиг столовой, сковав ужасом гостей. Он докатился до кухни, рухнул в подвал, затем полетел вверх по лестнице и сквозь закрытые окна несколько приглушенным вырвался во двор. Звук был настолько ужасен, что прыгавший по двору кролик замер на месте, прижав уши к спине. Словно в ответ на этот крик в кухне что-то грохнуло. Это Эленда, сбросив что-то на своем пути, рванулась в гостиную, за ней последовали Граббы. Она влетела в комнату и обвела ее безумными глазами. За пианино она увидела обеих девочек и взглянула в огонь. При виде ужасного зрелища сердце у нее замерло.
— О-о тетя, тетя! Они горят. Тетя, о тетя!
Как завороженная смотрела Эленда на пламя. Потом бросила взгляд на Дженни.
— О тетя, огонь… он жжет! Ужасно жжет!
У Дженни губы застыли от страха. Медленно Эленда повернулась к Элизабет-Энн. Девочка упала на колени, руки прижала к животу, тело ее раскачивалось из стороны в сторону, губы страдальчески двигались.
— О тетя, тетя! Помоги им, тетя!
Эленда опустилась на колени рядом с девочкой и крепко прижала ее к себе. «Она заговорила! Снова заговорила! Не важно, как, но к ней вернулась речь! Это настоящее чудо!!!»
Раскачиваясь вместе с девочкой, Эленда закричала от радости и заплакала.
С этой минуты Элизабет-Энн стала для нее родной, дороже собственного ребенка, дороже всех на всем свете.
II
1890
ЗАККЕС
Округ Дент, штат Миссури
1890 год в истории США отмечен тремя событиями: битвой Раненого Колена в Южной Дакоте, изданием книги Якоба Риса «Как живет другая половина» и первой казнью преступника на электрическом стуле. Рождение Заккеса Хоува прошло незамеченным. Это произошло на бедной ферме у селения Мадди-Лейк (Мутное Озеро), расположенного в девяноста милях к югу от Сент-Луиса в штате Миссури. Хозяевам фермы, семье Хоувов, приходилось вести жестокую борьбу за существование.
Было раннее сентябрьское утро. Сью Эллен Хоув оперлась о свою косу и бросила взгляд вдоль поля. Сью никогда не слышала ни о Якобе Рисе, ни о Раненом Колене, оставалась она в неведении и относительно электрического стула. Веял легкий ветерок, и посевы люцерны колыхались подобно океанским волнам. Вдали Сью увидела своего мужа Натаниэла и дочь Летицию. Оба дружно косили западное поле. Работали они умело, не делая лишних движений. Косы их сверкали на солнце серебром при каждом взмахе. В воздухе сильно пахло свежескошенной травой.