Рожденная в Техасе
Шрифт:
— Несколько, — судорожно глотнул он воздух. Ее близость волновала его и одновременно вызывала какую-то неловкость.
— А они все студенты колледжа? — снова забросила удочку Фиби.
— Да.
«Значит, у него никого нет, — с удовлетворением подумала Фиби. — Тем лучше». Когда она вновь заговорила, голос ее звучал менее напряженно.
— Теперь ты вернулся, и мы сможем чаще видеться. Конечно, если я не буду мешать. Ну, ты понимаешь, занимать чужое место. — В темноте ее глаза блестели.
— Нет, нет, — сказал Зак решительно. — Ты хочешь меня
— Ну конечно! — Она улыбнулась, взяла его под руку и, понизив голос, продолжала: — А помнишь, когда ты работал во дворе или в саду, ты украдкой следил за мной. Я чувствовала твои взгляды, никогда этого не забуду. Ты, как тень, повсюду ходил за мной. Стоило мне повернуть за угол, а ты уже был там: стриг кусты или обрезал деревья. — Она звонко рассмеялась. — Мне кажется, ты повсюду поджидал меня.
— Извини, если это тебя раздражало.
— Гм, в любом случае со временем чувства меняются. — Она старалась придать своим словам как можно больше искренности. — Я поняла, что скучаю без тебя. И вот ты наконец вернулся! — Она освободила руку и, хлопнув в ладоши, приложила указательные пальцы к губам, как при молитве. — Ты привез мне подарок? — вдруг спросила Фиби.
— Подарок?
— Ну, знаешь… — она неопределенно взмахнула рукой, — что-нибудь из колледжа. Разве ты не знаешь, что молодые люди обычно привозят своим… своим знакомым девушкам маленькие подарки, сувениры.
— Ах, да, я… — смешался Заккес, чувствуя, что краснеет. — Да, я… я тебе кое-что привез, — наконец выдавил он.
— О-о! А что? — Она вся подалась в его сторону, в ее голосе слышалось нетерпение.
Он неохотно полез в карман и коснулся маленького бархатного футляра, такого гладкого и теплого. На секунду он крепко сжал коробочку, там был серебряный медальон с цепочкой. Он купил его матери, а не Фиби. «Какую глупость я сделал, — мысленно ругал себя Зак. — Нужно было что-нибудь купить и для Фиби. И почему я не додумался до этого?»
Но даже если бы ему и пришла в голову такая мысль, денег на два подарка не хватило. Заккес в смятении колебался. Он понимал, что для матери означает его подарок и как она его будет беречь. Наверное, ему нужно было сказать Фиби, что в спешке он его забыл или потерял. Но она так тепло его встретила и сказала, что ждала. Эта мысль, наполнив его сердце гордостью, польстила его мужскому самолюбию, еще больше укрепив чувство к Фиби. Он должен каким-то образом ответить на ее внимание. Зак медленно достал из кармана бархатный футляр.
— Вот, — протянул он коробочку Фиби.
— О-о-о! — Она радостно схватила футляр, торопливо подняла крышку и при лунном свете попыталась разглядеть, что там лежит.
— Ожерелье, — выдохнула она. — О, Заккес, зачем же такой дорогой подарок! Я хотела сказать, я так рада. Никто мне ничего подобного не дарил. — Она наклонилась и чмокнула его в щеку.
Заккес застенчиво улыбнулся и уставился в колени. Ему всегда нравилась Фиби, но он и думать не смел, что она испытывает к нему похожие
Спустя полчаса они добрались до фермы Хоувов. Маленькие окошки освещал тусклый свет керосиновой лампы. Зак соскочил на землю, снял чемодан, двумя руками пожал руку Фиби и махнул на прощание отцу Флэттсу. Вскоре их коляска скрылась в ночи.
Заккес огляделся. Ночной ветер был ласковый и влажный, именно таким он остался в его памяти. Громко стрекотали кузнечики, трещали цикады. В деревьях шумел ветер. Откуда-то издалека донесся собачий лай.
Неожиданно его охватили тревога и одиночество. Обычно редко кто заглядывал на ферму, и Зак хорошо помнил, как все торопились выйти навстречу нежданному гостю. Но никто не вышел его встретить.
Заккес медленно поднялся по шаткому крыльцу, поставил чемодан и уставился на побитую непогодой дверь. Постоял, затем толкнул дверь и вошел в дом, кишевший мухами. Они были повсюду.
Превратившаяся в лохмотья занавеска, разделявшая комнату, была отодвинута, и Заккес сразу увидел мать, лежавшую на кровати с закрытыми глазами. Дышала она тяжело, с хрипом. В такт ее дыханию раздавался храп Натаниэла. Сидя у постели больной, отец уснул, сложив на коленях руки и уронив голову на плечо. Заккес медленно подошел к постели и пристально посмотрел на мать, сердце его болезненно сжалось. Она страшно похудела. Мать всегда была худощавой, но жилистой и крепкой. Теперь кожа на лице стала почти прозрачной, рука, лежавшая поверх одеяла, была невероятно худа и бледна. Все ее изнуренное болезнью тело было покрыто потом. Даже одеяла промокли насквозь.
Мать, казалось, почувствовала его присутствие. Глаза ее раскрылись.
— Зак, — едва слышно прошептали ее губы, — мой сын. — Она медленно протянула к нему дрожащую руку.
— Мама! — Как будто сдавленные рыдания вырвались у Зака. Он встал на колени у кровати, крепко сжимая ее холодную, влажную руку, потом поднес ее к губам.
Она повернула голову на подушке, чтобы лучше видеть сына, запавшие ее глаза горели каким-то горячечным блеском.
— Дай же мне посмотреть на тебя. — Губы больной тронула слабая улыбка. — Ты вырос, сынок. Господи, а красивый какой стал. Видно, тебе живется там хорошо.
— Мама, я приехал сразу, как только узнал, что ты больна. — Он с удивлением заметил, что перешел на просторечие, на котором говорил в детстве. Как будто хотел убедить мать, что он не изменился, остался прежним ее сыном, что учеба не разделила их.
— Знаю, что ты спешил, сынок, — тяжело вздохнула мать и неожиданно села, зайдясь в кашле. Кашель был глухой, казалось, она никогда не перестанет кашлять. Она отвернулась, поискала тряпку и сплюнула. Затем снова откинулась на подушку и улыбнулась виновато. — Это все из-за болезни, — проговорила она слабым голосом.