Рожденные ползать
Шрифт:
Баба Шура всплеснула руками:
– Да куда ж ему идти, посмотри на него, бледный какой, ему лежать надо!
– Баб Шур, ну надо, значит, важное что-то, – сказал, протискиваясь между ней и стеной и морщась от боли в плече, Миша, – видать, что-то срочное.
В коридоре Колька осмотрел друга и присвистнул:
– Ну ты даешь, я вон по голове получил от бати из-за тебя, – Колька показал здоровую шишку, – а ты чуть не загнулся там, – он ткнул пальцем в потолок.
Однако Колька недолго изображал обиженного – взглянув на забинтованные бок и руку Миши,
– В следующий раз, если что, я с тобой пойду. Ну, рассказывай, давай, кто это тебя? Что с тобой случилось? С самого начала.
Миша махнул здоровой рукой:
– Да ничего особенного, не успел ничего толком понять, как уже здесь оказался.
Все-таки настойчивых расспросов он не выдержал и вкратце изложил всю историю.
– Ух, ты, – от восторга лицо Кольки сияло, – страшно было?
Миша кивнул:
– Врать не буду, страшно.
И добавил уже восхищенно:
– Но это небо… Оно стоило того, чтобы даже умереть.
В комнате коменданта горела масляная лампа. Помещение было скудно обставлено – стол, несколько стульев вокруг него, какой-то ветхий шкаф у стены, а в углу скамья, которая заменяла коменданту кровать. Кроме коменданта, в комнате были еще трое, Миша их сразу узнал – сталкеры, которые спасли его. На столе была разложена карта, похожая на ту, что он взял у Игоря Владимировича, но только больше. В неярком свете чернел Царицынский парк, цифрами были отмечены дома района, а улицы подписаны.
– Думаю, ты уже успел познакомиться, Миша, – комендант усмехнулся Ермолину, застывшему на пороге и не решающемуся пройти, – да ты давай, заходи, чего оробел? – Василий Петрович кивнул на свободный стул. – Присаживайся.
Сталкер, самый старший, протянул руку и представился коротко:
– Олег Немов.
Затем махнул на остальных:
– Это, – он указал пальцем на громилу, – Саша Томилин, или просто Том, а это, – его палец уперся во второго мужчину, – Иван Данилов, мы его Башкой кличем.
– Ермолин Михаил, – представился Миша. Он не увидел, как при упоминании этой фамилии внезапно побледнел Данилов и во все глаза уставился на парня. Впрочем, уже через пару мгновений сталкер вернул утраченную на время ухмылку обратно. Краткая метаморфоза осталась никем не замеченной.
– Ну как оно? – спросил Немов.
– В порядке, – как можно более небрежно ответил Ермолин. Мол, бывало и похуже.
Немов хмыкнул, но ничего не сказал. Зато Башка встрял:
– Ну да, в порядке, – блеснули ровные белые зубы, – от страху чуть в штаны не наложил наверху, еле успокоили.
– Будет тебе, Ваня, – успокоил своего бойца Немов, – ты вспомни свой первый выход на поверхность. На руках тащить обратно пришлось, ноги не шли.
– Ну ладно, – обращаясь уже к Василию Петровичу, сказал командир. – Вы тут со своим парнем разбирайтесь сами, а нам отдохнуть немного надо. И подумайте над моим предложением.
Немов кивнул своим бойцам, те встали и направились к выходу. Напоследок Том ткнул Мишу огромным кулачищем так, что плечо парня аж заныло, и подмигнул:
– А
И трое сталкеров покинули комендантскую.
Миша получил нагоняй по полной программе – и за самовольный выход на поверхность, и за испорченный когтями твари комбинезон химзащиты, и за то, что втянул Кольку, и за то, что сейчас ночь, а полстанции из-за него не спит. Но Василий Петрович остыл быстро – такой уж он был человек, не мог долго злиться. Уже по-отечески потрепав Мишу по плечу, комендант налил ему чаю, который заваривали на грибах, – конечно, не тот чай, что пили до Катаклизма и который знал Василий Петрович, но все лучше, чем ничего. От кружки валил пар и распространялся терпкий аромат; Миша любил этот чай, другого он просто не пробовал. Жмурясь и обжигаясь, он сделал большой глоток.
– Василий Петрович, а что за предложение они вам сделали?
Сталкерам выделили место для ночлега – склад, где хранились дрова, немного расчистили. Хотя Немов и говорил, что ничего не нужно, они могут переночевать и на платформе станции, комендант, чтобы оградить бойцов от любопытных глаз, а также от лишних расспросов, настоял на отдельном помещении, выдав сталкерам несколько одеял.
Рабочий день был в самом разгаре, но Мишу освободили на несколько дней от обязанностей на фермах. «Пусть плечо сначала заживет», – сказала баба Шура, выписывая ему грифельным карандашом на клочке бумаги справку об освобождении. Баба Шура не смогла до конца избавиться от этой привычки, полученной еще во время работы медсестрой в школе, и по-прежнему выдавала никому не нужные здесь освобождения и справки. Вот и Мише выписала, а потом аккуратно прикрепила скрепкой к стопке подобных бумажек.
Миша слонялся по станции и не находил себе места, пытаясь не отходить далеко от служебных помещений, где находились сталкеры, пока Василий Петрович не прогнал его со словами: «Если больной, то иди отлеживайся, поправляйся, а если чувствуешь себя нормально и просто так шатаешься без дела, то иди лучше работай». Миша и пошел на ферму. Но не работать, а потрепаться с Колькой.
На фермах, раскинутых в тупиках за станцией, было светло и тепло. У стены стоял стул, на который залез с ногами Миша, и, наблюдая, как Колька с Ниной Ивановной рыхлят землю на грядках, думал о своем. Миша любил это место, здесь было уютно.
Фермы обеспечивали Орехово тем минимумом, без которого существование не представлялось возможным. Масло для станционных факелов производили здесь же, из плодов конопли, которую выращивали на фермах, путем горячей выжимки. За любое употребление конопли не по назначению строго наказывали, впрочем, таких случаев было раз-два и обчелся. Спирт для горелок добывали так: раствор, полученный при переработке картофеля, подвергали очистке и концентрированию путем дистилляции и получали на выходе этанол, пусть и не совсем качественный. Помимо картофеля и грибов, было несколько грядок свеклы, моркови, лука и щавеля.