Рожденный Грешником
Шрифт:
– Мои друзья склоняются к грубой силе, - отвечает он, и смотрит на меня с другой стороны кровати.
– Я отдаю предпочтение интеллекту.
– А он?
– спрашиваю я, указывая подбородком на Джина. Он стоит, словно статуя и только его мрачные глаза двигаются под палантином, венчающим его голову. Я даже не уверена, что он дышит.
Прежде чем ответить, Феникс смотрит на своего друга.
– Джин руководствуется строгим кодексом этики, сильно отличающимся от всех наших. Уверяю, он не представляет
– Тем не менее, я здесь не по своей воле. Он соучастник моего похищения.
– Я смотрю на Джина обвиняющим взглядом, как раз вовремя, чтобы увидеть небольшое подергивание уголка его рта. Его руки сжаты в кулаки по бокам.
Я определенно дразню зверя, но это хорошо. Это маленькая реакция говорит о том, что мне нужно знать. Она дает мне надежду.
Раскаяние. Он чувствует угрызение совести за то, что сделал со мной. Может быть, он даже был против.
– Не все является тем, чем кажется, - отвечает Феникс, возвращая мое внимание к нему.
– Ты скоро увидишь это. Или возможно нет.
– Он берет блокнот и ручку на кровати, которые я не сразу заметила.
– Это приказ, так что начнем. Ли не захочет ждать слишком долго.
Ли. Снова это имя. Хранитель моей судьбы.
В качестве акта доброй воли, я поспешно подвигаюсь немного к середине кровати. Я не буду уламывать его пошлостью. Возможно, очарую для получения ответов.
– Кто такой Ли?
– спрашиваю я самым нежным и сладчайшим голосом.
Феникс улыбается, идеально изгибая полные губы и сверкая белыми зубами. Он красивый мужчина. Трудно не признать это. Но есть что-то такое в его красоте, что кажется ...просто нереальным.
Он преступник. Он не должен быть необыкновенно красивым. Я не должна замечать, как безупречно обрамлены темными ресницами его миндалевидные, глубоко посаженные глаза.
Я не должна задаваться вопросом, на его скулах кожа такая же гладкая, как мрамор. Это обман. Побочный эффект от наркотиков в моем организме.
Я делаю глубокий вдох и выталкиваю себя за пределы тела, словно протягиваю руку, пытаясь прикоснуться своим разумом к его. Я хочу доверять ему.
Я хочу верить, что меня привезли сюда не для того, чтобы казнить. Но я не могу больше доверять улыбчивому облику. Его слова ничего не стоят. Но душа никогда не врет.
Боль. Изнурительная боль прорезается сквозь кожу головы, вырываясь мучительным криком из моего охрипшего горла. Я сжимаю голову, умоляя сквозь рыдания прекратить это.
Я чувствую, как пульсирует мой мозг, как давит на стенки черепа. Я представляю, как он сочится из ушей, мягким месивом розовой плоти, превращающейся в кровавую жижу.
И потом все прекращается.
– На твоем месте, я бы не делал этого снова, - отмечает Феникс, окинув взглядом мое покрытое испариной лицо.
– Ты сделаешь себе больно.
– Да?
– я судорожно
Секунду назад, я могла поклясться, что мой мозг стерли в мелкий порошок, но сейчас... ничего.
– Ты пытаешься прочитать мою душу. Это не сработает. Так же как это не сработало с Лил.
– Что?..
– Как? Откуда он знает? Никто не знает обо мне. Никто с тех пор, как я совершила ошибку, рассказав матери о том, что могу делать. Она была уверена, что я одержима, и пыталась изгнать дьявола из меня. После этого, я никогда не говорила и слова об этом.
Феникс улыбается словно сожалея.
– Твои трюки не сработают со мной или с кем-нибудь еще здесь. Ты не сможешь согнуть нашу волю. Но можешь заработать аневризму, если один из нас решит впустить тебя.
– Но ... как?
– бормочу я, прижимая дрожащую руку к сухим, потрескавшимся губам.
– Откуда ты знаешь? Ты такой же, как я?
Он качает головой, прежде чем перевести свой взгляд на блокнот, в котором что-то записывает таким неразборчивым почерком, что я не могу прочесть.
– Не совсем.
– Тогда как ты узнал?
Черт, даже я не знаю, что я.
Медленная, хитрая улыбка растекается по его губам.
– Мы знаем все о тебе, Иден Фейт Харрис. Как я уже говорил ... мы искали тебя достаточно долго.
Сначала Феникс задает простые вопросы. Вес. Рост. Возраст.
Вещи, которые он уже знает. Он проверяет меня, пытаясь увидеть, лгу ли я, даже о чем-то несущественном. Затем он переходит к более трудному дерьму. Дерьму, которое я похоронила очень давно.
– Расскажи мне о своих родителях.
Я беззаботно пожимаю плечами.
– Отца у меня не было. Мать была сумасшедшая.
– Это всё?
– А что ещё рассказать?
Феникс откладывает блокнот и изучающе смотрит на меня янтарными глазами. В его глазах читается сочувствие.
– Кем был твой отец?
Я снова пожимаю плечами.
– Откуда я могу знать? Он ушел, когда я была еще ребенком. Моя мама сказала, что он был священником. Я полагаю, он чувствовал, что Бог нуждался в нем больше, чем его семья. Не то, чтобы я виню его в этом.
– А почему?
Я смотрю на свои плотно сжатые руки на коленях. Не хочу думать об этом, не говоря уже о том, чтобы говорить.
Я не говорила об этом дерьме годами, даже Марии, своей сводной сестре, которую я ласково звала сестренка с тех пор, как мы жили вместе. Я была просто сопливым ребенком, навсегда связанной с ней болью потери и одиночества.
– Моя мать была больна. Наркотики, алкоголь, знаешь ... она была наркоманкой. Но более того, она буквально выжила из гребаного ума.