Рожденный в сражениях

Каштанов Михаил

Это посещение "северной столицы" оказалось, как впрочем и всегда, богатым на события. И приятными и полезными. Из приятных был визит и личное знакомство с семьей Солдатовых. И особенно с её старейшиной Солдатовым - старшим. Яков Саввич оказался замечательным корабельным механиком, специалистом по турбинам. Произведенный "по механическому отделу в младшие инженеры - механики" 2.10.1877 года, он застал русско-японскую войну в должности трюмного механика, помощник старшего инженер-механика на легендарном "Варяге". И именно его подпись стояла первой, как младшего по чину, под документом, который засвидетельствовал для истории гибель геройского корабля:

"Акт

свидетельства командира и офицеров крейсера 1-го ранга "Варяг" 27 января 1904 года.

Мы, нижеподписавшиеся, сим свидетельствуем, что сего числа, вернувшись после часового боя с японской эскадрой, на рейд для исправления повреждений, чтобы иметь возможность возобновить бой, пришли к заключению, что крейсер не может быть исправлен судовыми средствами настолько, чтобы возобновить бой в тот же день, а потому решили уничтожить его, так как в противном случае им мог завладеть неприятель, угрожавший в четыре часа пополудни войти на рейд и овладеть крейсером - одержать легкую победу.

На основании сего общим собранием офицеров решили уничтожить крейсер. По свозу раненых и команды были открыты кингстоны, и крейсер в 6 часов 10 минут затонул".

За этот бой, в котором молодой морской инженер проявил доблесть и геройство, он был награжден Георгиевским крестом.

Представившись и передав подготовленные Ольгой подарки, Александр рассмеялся на "молодого человека из хорошей семьи", как его охарактеризовала пожилая няня солдатовских детей, живущая с Солдатовыми на правах члена семьи, и дал обещание "навестить старика на рюмку чая". Отказываться не хотелось, тем более, что вечер был свободным. Этот вечер оказался еще и полезным - отряд пополнился еще одним бойцом. И как часто и случалось - не без приключений. Потом, по дороге в расположение отряда, Антон Козинцев рассказал ему свою историю. Довольно типичную для того времени.

Как и многие его сверстники был Козинцев беспризорником. Сбежав из спецшколы, приткнулся к банде Бирюка. Бирюк был ничего себе главарь: о людях своих заботился, давал жить. Была даже какая-то дружба в банде. Беспризорнику Козинцеву она напоминала семью. В этот раз собрались они взять богатую хату на "гоп-стоп". Филин говорил, что в ней живет какой-то еще царский барыга. Подошли, приготовились. Откуда появился этот черт, никто не заметил. Маныч уже фомку достал и к двери подошел. Успел только засунуть ее под дверной косяк и улетел на нижний этаж. Медведеподобный Бирюк выхватил финку, развернулся и с разбитым горлом упал на лестничную площадку. Психованный Филин завизжал как припадочный, рванул рубаху и упал рядом. Успевший достать наган Гвоздь, которого боялись все фраера в округе, умер стоя, на успев ничего понять. Потому что неизвестный ударом ноги буквально вбил ему грудную клетку внутрь. Козинцев отступил к стене, выставил кулаки и приготовился умереть. А неизвестный (хотя какой он уже неизвестный, познакомились) подошел к нему и сказал.

– Помоги своим. А я пойду милицию вызову.

Почему он не сбежал, Козинцев сам себе объяснить не мог. Возможность была, но он остался и постарался, как умел, помочь своим еще живым подельникам. И именно это отметил вернувшийся Слащев.

– Молодец, остался человеком. Своих бросать нельзя, какими бы они не были.

Через день после бурного, на грани мордобоя, разговора с начальником Василеостровской милиции Слащев вывел Козинцева из камеры и сделал предложение, от которого мог отказаться только клинический идиот. А уж кем-кем, а идиотом Козинцев не был.

Лето подходило к концу, а вместе с ним и очередной этап отрядной боевой подготовки. На этот раз парашютной. Дни стояли солнечные и тёплые, изредка прерываемые короткими, но сильными дождями. "Грибными",

как считал Слащев. Грибов на самом деле было много, даже на летном поле по утрам можно было найти стайки молодых молочных груздей. Отрядный повар был этому только рад, "изобретая" новые блюда, чтобы разнообразить меню. Как шутил Блюхер - "Скоро бойцы морду не от пшенки воротить начнут, а от грибочков". Вообще говоря, грибы никак не могли входить в пищевой рацион бойцов, не имели права, так сказать, "во избежание отравления". Но Слащев, вывернув на изнанку повара и попросив помощи у местных деревенских жителей, разрешил. И, как и положено хорошему командиру, пробу с каждого блюда снимал лично. Во избежание этого самого "избежания".

Парашютная подготовка дело не простое. Тут тренируйся - не тренируйся, но когда отрабатывается высадка в сложных условиях, например на лес, травмы и ранения неизбежны. Навестив в госпитале пострадавших бойцов, Слащев возвращался на аэродром, где под руководством Блюхера бойцы изучали укладку парашютов. Когда миновал проходную, увидел на летном поле странную картину - в самом центре поля расположились по линейке весьма странные летательные аппараты. Не то чтобы их вид был особенно непривычен, но после штатных ТБ-3 и легких Р-5 он никак не ожидал увидеть в расположении боевой части такое разнообразие.

– Это что тут за цирк такой?
– спросил Слащев у дежурного по аэродрому, с которым они вместе вышли из КПП.

– Ты что, не слышал? Агитационная эскадрилья прилетела. Три дня назад сообщали - "Комсомолец на самолет".

– Ничего себе! И что, теперь полетов не будет? Я же только начал на лес высаживаться. С "Батей" Вашим чуть голос не потерял, пока лимит на прыжки выбил. А теперь что?

– Слышали, слышали. У "Бати" глотка луженная, мотор перекричит, но и у тебя голосина ничего так. Слышная. Почему не будет? Нам подготовку никто не отменял. Переходим на вторую полосу, дальнюю. Так что можешь орлов своих дальше дрючить. Кстати, посмотреть на аппараты не интересуешься? Там очень любопытные экземпляры есть.

– Сейчас гляну как там, у зама дела и обязательно посмотрю. Чья эскадрилья, кстати, не в курсе?

– Сборная. Тут и наши лётные конструкторы есть и изобретатели-самоучки.

Через час Слащев неторопливо прохаживался вдоль стоящих в линию экспериментальных летательных аппаратов. Внимательно и с любопытством рассматривал машины, многие из которых он видел только на рисунках. И удивлялся прихотливости, и изобретательности человеческой мысли. Возле одного аппарата он задержался надолго. Аппарат представлял собой длинную и узкую решетчатую конструкцию, в центре которой были видны кресло пилота и установленный за ним двигатель. Над конструкцией располагались длинные и широкие лопасти винта, и по паре маленьких винтов, на носу и корме. Два легких колеса на тележке в центре и еще одно, маленькое в хвостовой части. На табличке, укрепленной на носу аппарата, было написано: "Экспериментальный геликоптер ЦАГИ-1ЭА".

– Чем Вас так заинтересовала эта машина, товарищ капитан?

Слащев обернулся. Перед ним стоял среднего роста широкоплечий человек средних лет в расстегнутой кожаной летной куртке. На кожаной фуражке с красной звездой выделялись круглые очки-консервы.

– А Вы, собственно...

– А я, собственно, конструктор этой машины. Позвольте рекомендоваться: Черёмухин Алексей Михайлович. С кем имею?

– Капитан Слащев. Яков Александрович.

– Так чем, Яков Александрович, Вас так заинтересовала эта машина? Я немного наблюдал за Вами - возле остальных экземпляров Вы минут по десять задерживались, а у моей машины уже более получаса находитесь. Согласитесь, законное с моей стороны любопытство.