Рожденный жить
Шрифт:
– Я просто хочу быть уверенной…
Их молчание было столь же громко, как и речи. Оно переполняло каждого бурей эмоций, и каждому было необходимо время, чтобы побороть ветер и вновь погрузиться в спокойное русло.
– Ты просил меня рассказать… Прости, я не могу вспоминать это иным путём…
– А я, значит, могу? Меня вообще чуть не убили!
Она покачала головой и махнула рукой, а после рывком облокотилась к его руке и обхватила за плечи, - Прости, говорю же. Но Лай и не думал проявлять какие-то чувства. Недавний разговор с Аленом сбил его с толку,
– С тобой точно что-то случилось! – помнится, сказала она ещё в тот день, а он без конца убегал и сидел в пустых коридорах, один. Тяжело дыша и наслаждаясь блаженным одиночеством, Лай понимал, что видимо это – его судьба, и люди не смогут помочь.
– Это было давно, но я помню всё, как сегодня… Запах того дня, и какие цветы стояли у отца на столе. С тех пор, как умерла мать, а это случилось ещё во время рождения, он очень изменился, стал резким и всегда хотел всем помочь, но всем не поможешь, увы! До фанатизма лечил людей, не раз нанося их организму ещё больший вред и увечья, чем те, что были нанесены болезнью.
Я боялась его и этой участи. Больных, в глазах которых уже отражалась смертельная коса, чей шепот был хрупким и жалким, а кожа покрыта пузырями или рытвинами. Ещё бы, такие люди выглядели пострашнее тех монстров, какими бабушка рисовала вампиров, а уж она была большая мастерица на выдумки! Чего только не видела на каждом шагу – всё могла облечь в сказку. Например, у вас она находила огромные саблезубые клыки, кожаные, покрытые бородавками, крылья…
Лай вздрогнул.
– За что такая ненависть?
– Её родных убили вампиры. Это было ещё в те времена, когда митисийцы только начинали верить подобным вещам. Говорят, была какая-то семья голубоглазых…
– Знаю я эту историю!
– Они обратили её старшего брата, а тот укусил мать…
– Так значит смерть за смерть? Ох, боюсь представить, что сделала бы она тебе, узнай про меня!
– Уже ничего… - тихо прошептала Илзе, и нотки безнадёжной тоски навек зазвучали в её голосе, - Так как она умерла.
– Прости…
– Она посчитала, что раз в городе снова стали пропадать люди, это вернулись из праха те самые монстры, они пришли за ней, и она была просто одержима этим! И в итоге убила себя, подсыпав в кашу ядовитые травы… До чего только не доходят люди, боясь за свою жизнь!
– Ужасно… Но ты, кажется, начала говорить про отца, - напомнил он, осознавая, что девушка точно специально решила ускользнуть от заданной темы.
– Начинала, - бойко отозвалась она, - отвлеклась, - вновь стала говорить тише и быстро перебирать руками росшие у самых ног цветы, - Раньше я была другой. Пугливой, вредной, отец говорил, что «меня мало назвать такой, надо увидеть», а после изменилась…
– Что послужило тому?
– Сестра… Моя бедная ненаглядная Эйрин! Как же давно мы с тобой не виделись! – по лицу пробежала первая холодная слеза. Белые пальцы тотчас смахнули её, а волосы упали на лицо, скрыв остальные детали.
– Она умерла?
Илзе молча кивнула и вновь прижалась к нему
– Так вот оно что…
– Нет, ты не понял. Я хотела рассказать то, как это произошло – ведь в этом кроется суть.
Он согласился и снова принялся слушать. Рассказ обещал быть длинным.
– …К отцу часто приходили бродяги, они почти все умирали, но некоторых всё же удавалось спасти. А потом, не знаю, как это произошло! Моя маленькая сестрёнка, она, наверное, играла с какими-то цветами, что оставил на столе отец. Те травы или цветы, не могу знать точно, лежали на столе специально – вытягивали на себя недуги умирающих. А она коснулась, и тотчас стала заражена… Я не углядела её! Не спасла!
– Но ведь это – просто случайность!
– Нет, - Илзе вновь помотала головой из стороны в сторону, - нам было строго велено не заходить за ширму. А однажды интерес взял верх…
– Вы не виноваты, вы ведь не знали этого! Того, что там так опасно.
– Не знали, ты прав… - голос на мгновение изменился, - Но что уже с того?.. Её не вернуть… Раньше я боялась больных, отказывалась помогать отцу, даже когда он просил, даже просто принести бидончик или плошку и того я боялась. И не напрасно! А с тех пор, как заболела сестра, днями проводила возле её постели. Хотела помочь, говорила с ней, предлагала немыслимые идеи отцу…
– Не пойму только, как оставался здоровым он? Ведь если болезнь так сильна, что хватило понюхать цветы…
– Возможно, я не знаю всех деталей!
С того времени я перестала бояться бродяг. Помогала им, а некоторые, которые уже видели озорную и пугливую малышку, удивлялись тому, отчего я стала такой. Считали это странным и смеялись за моей спиной. Ах, если бы они только знали, что сами послужили виной! – она снова зарыдала, а он, не в силах смотреть на такое, не знал, как успокоить и остановить девушку:
– В конце концов, они не хотели заразить её! Если бы заболел отец – неужели бы и в этом были виновны они?
– Конечно! Кто же ещё?..
– Это просто болезнь. Просто судьба, и, поверь, нет у неё виноватых! Винить в ней кого-то нет проку.
– Однажды сестра скончалась… Это окончательно изменило моё отношение к людям… С тех пор я стала такой. Прошло много лет… Эх, Эйрин! – глотая жгучие слёзы, шептала она, почти не разжимая губ. Сопела ещё долго, после молчала, дулась чего-то и далеко не сразу согласилась идти «домой», вдыхая холодный ветер и точно растворяясь в его снежных порывах.
Этот день выдался особенно снежным. Огромные белые хлопья валили с неба, едва ли отставляя видимым горизонт. Снег не хотел таять из-за воздействия низких температур и хрустел, и ломал небольшие веточки деревьев. Он кружился, как бешеный, в ожесточенном танце, и оседал на большие, расположенные невдалеке камни.
– Вот так погода! Сто лет как не видала такой! – всплеснув руками, прошептала Илзе.
– И не говори… Жутко. Не знаю, как быть, если опустится ещё больше… Спорю, мы с тобой станем большими живыми сосульками!