Рождественские истории Залесья. Вторая ночь от Рождества, или Забытое преданье
Шрифт:
Рассказ первый:
Испокон веков хранит славянский народ славные традиции своих предков. Никто, конечно, уже и не помнит, как они рождались, – уж очень глубоко уходят их корни в далекое прошлое русского народа. И отрадно сердцу русскому от того, что до сих пор нерушимой остается народная вера в то, что не на пустом месте и неспроста появлялись эти традиции,
Вот надо же сотвориться такому в Святые вечера?!..
Во вторую ночь Рождества разыгралась в Залесье сильнейшая метель. С нетерпением ожидая её окончания, сидел народ в праздном безделье по избам. Только лишь иногда совсем уж отчаянный гуляка решался выбраться в такое ненастье на двор, да и тот тут же возвращался восвояси, наказанный зимней стужей за свое безрассудство.
– Егорушка, сынок, вставай! Дрова в подтопке заканчиваются, изба настынет. Сходи к поленнице, принеси охапку. Вона как нынче зима лютует, не околеть бы.
– Зима на Святки лютует – примета хорошая. Знать, добрый урожай будет, матушка. А за дровами сейчас схожу, вот только рукавицы надену.
Не без труда преодолев сопротивление буйствующей метели, Егор отворил дверь и выскочил во двор.
«Ух, как глаза порошит, и темень такая, хоть глаз коли! А морозище! Брр! Вот уж где черти тешатся! – думал Егор, пробираясь по глубокому снегу к поленнице в сарае. – Возьму поленьев из средины побольше, всё посуше будут».
Набрал Егор поленьев полные руки до самого подбородка и уже в избу возвращаться собрался, как вдруг слышит за спиной человеческий голос.
– Помоги сынок!
«Чур, меня, чур! Почудилось или взаправду кто помощи просит?» – насторожился Егор.
– Не робей, обернись. Не обижу.
Егор растерянно обернулся на голос… Чуть левее от поленницы стоит старый-престарый пень-колода для колки дров. Рядом у стены топор приставлен, чуть дальше – «козел» для распилки бревен, и. больше ничего. Сараюшко-то небольшой совсем, отец покойный, царство небесное, в позапрошлом годе срубил на скорую руку для хозяйственного порядка. Только вот как-то пень-колода, Егору не совсем обычным показался –
– Кто здесь? – на всякий случай, для успокоения, спросил Егор.
– Я это, я. Правильно смотришь, Егорушка. Твой пень-колода, – ответил голос.
«Чудны дела твои, Господи! Пень говорящий!» – изумился про себя Егор, отбрасывая в сторону дрова.
– Что ж ты такое есть, гость непрошеный? И чего от меня надобно?
– Да ты шибко не дивись парень, – отвечает пень. – В рождественскую пору у нежити много обличий. Сами-то небось с матушкой плошку с молоком для домового за печкой держите. А?..
– Скажешь тоже, ведь то домовой – Хозяин! – многозначительно потряс Егор рукавицей у головы. – А вот ты?.. Дело совсем другое. Что за наказание Господне? Вместо колядок на двор всякая нежить является?
Пень-голова сконфуженно закашлялся.
– Господь тут ни при чём, сынок. Не поминай всуе. Это дела бесовские, вовсе не вам в наказание. Сил моих больше нет служить проклятому, а и поделать с этим ничего не могу. Связан я заклятием.
– Складно молвишь, – озадаченно почесал затылок Егор, – да вот верится с трудом. Кабы своими глазами не увидал, ни в жисть не поверил бы. Вот ведь незадача! В такой праздник великий нельзя отказать просящему, а чего тебе надобно – ума не приложу. Ну, – допытывался он у пня, – что делать с тобой прикажешь?! А?.. Да и зябко тут однако вот так распотякивать, поди, не Липень на дворе.
Пень-голова немного призадумался.
– А знаешь, что?.. Ты меня, как матушка ко сну отойдет, в дом снеси, поведаю всё как есть, – оживился пень. – Выслушаешь, а потом уже и решишь по душе, как со мной быть. Хочешь – смилостивишься, хочешь – в печи сожжешь.
– Величать-то тебя как? Что там у вас у вашего брата есть, имена аль клички какие? – подбирая с земли поленья, поинтересовался Егор.
– В мире мертвых нас Душами кличут, а при жизни Дубыней величали.
– Дубыня, говоришь? Хорошее имя. Что ж, Дубыня, давай на том и порешим. Дрова вот в избу снесу, погожу, пока матушка почивать ляжет, и тотчас за тобой вернусь. Посидим, покумекаем, авось на чем сладимся.
Конец ознакомительного фрагмента.