Рождество по-новорусски
Шрифт:
– Очень. А теперь о наболевшем – что вы полагаете делать дальше?
– Не знаю. Честно – не знаю. Не задумывался. Не до того было. При чем здесь моя дальнейшая судьба, если…
– Понимаю, – кивнул Владимир Родионыч. – Очень хорошо понимаю. И совет, надо отдать ему должное, тоже все понял.
Владимир Родионыч встал со стула и подошел к окну. Подышал на стекло. Медленно пальцем что-то начал на стекле чертить. Гринчук не понял, было ли это что-то осмысленное, или просто черточки и завитушки.
– Нам не нужен
Владимир Родионыч сделал паузу.
Гринчук стоял лицом к стене, заложив руки за спину. Словно арестованный.
– Однажды работники английской королевской библиотеки попросили, чтобы выделили деньги на содержание кота, который должен был ловить мышей. Им отказали, потому, что если кот мышей ловит – его не нужно кормить. А если он голодный, значит, мышей не ловит, – Владимир Родионыч посмотрел на Гринчука, но тот стоял неподвижно. И молча.
– Совет проголосовал единогласно, а это с ним не часто бывает. И если уж совсем честно, то я воспринял это решение даже с некоторым мстительным злорадством, дорогой Юрий Иванович.
– Спасибо за честность, – чуть хриплым голосом сказал Гринчук. – Большое спасибо.
– Пожалуйста. Хватит вам меня ставить в идиотские позы и заставлять принимать решение в ситуациях, которые вы срежиссировали. Надоело мне, знаете ли. Годы мои не те. И суставы уже гнутся плохо. Вы меня поймете, когда вспомните как плохо гнется ваша собственная спина.
– Я вас понимаю.
– А меня это не трахает! – заявил Владимир Родионыч, поднял с пола свой портфель и щелкнул замком, расстегивая. – Сами вот теперь с этим разбирайтесь!
Что-то высыпалось на кровать.
Гринчук оглянулся.
Пачки денег. Долларов. На глаз – миллиона четыре.
– Решили не жечь? – спросил Гринчук.
– Мы еще не настолько зажрались, чтобы жечь такие суммы.
Гринчук подошел к кровати, взял ближайшую пачку.
– Прикалываетесь? – спросил Гринчук. – что мне с ними делать?
– А это теперь ваши проблемы, – сказал Владимир Родионыч. – Ваши деньги и ваши проблемы.
Гринчук посмотрел в лицо Владимиру Родионычу, но усмешки не заметил. Лицо было серьезным, лишь с некоторым оттенком злорадства. И злорадство это потихоньку вытесняло все остальные эмоции с лица Владимиры Родионыча.
– Мне деньги Липского не нужны, – Гринчук отбросил пачку стодолларовок.
– Это не деньги Липского. Это совсем другие деньги. Это ваша премия за то, что вы спасли нас всех от Шмеля и Виктора Евгеньевича. За то, что спасли Милу Чайкину. За то, что научили уму разуму меня, старого хрена. И самое главное, за то, что освободили нас всех от необходимости принимать решение о судьбе Леонида Липского. Мы все решили, что это не так мало, как кажется.
– Вы просто взяли те самые деньги…
– Нет. Это совершенно
– Вы их поменяли.
– А это уже не важно, – довольным тоном произнес Владимир Родионыч.
Он заглянул в свой портфель, демонстративно вытряхнул оттуда еще одну пачку долларов и закрыл портфель на замок.
– Ну? – спросил после этого Владимир Родионыч.
– Заберите эти деньги, – неуверенно попросил Гринчук.
– И не подумаю. Вы еще начните мне их назад совать, в карманы, там, за пазуху…
– Что я сними должен делать? – растерянно спросил Гринчук.
Владимир Родионыч засмеялся. Счастливо засмеялся, потому что вид растерянного и захваченного врасплох Гринчука доставлял ему несказанное удовольствие.
– Можете выбросить, можете сжечь. Можете даже попытаться мне их подбросить или переслать по почте – это не поможет. Я их вам все равно верну. Меня в этом доме, кстати, покормят обещанной яичницей?
– На кухне…
– Отлично. А мне будет очень интересно, как вы будете выкручиваться. У новых русских и мент должен быть миллионером.
– Вы же меня выперли.
– Оглохли, батенька, – засмеялся Владимир Родионыч. – Я сказал, что нам не нужен наемный работник. В той же самой Англии на пост начальника разведки брали человека по двум признакам – богатый, чтобы его не могли подкупить, и из старинного дворянского рода, чтобы понимал, что такое честь. В вашем случае не хватало только богатства.
Гринчук растерянно почесал в затылке.
Владимир Родионыч поманил Гринчука пальцем и прошептал ему на ухо:
– Мне надоело подозревать вас в том, что вы хотите заработать денег. Достали вы меня.
Гринчук что-то прошептал. Почти бесшумно. Но Владимир Родионыч услышал.
Он вдруг сделал стремительное движение рукой, схватил Гринчука за ухо и сильно крутанул.
– Я на тридцать лет тебя старше, гражданин мент, и если ты еще раз попытаешься меня назвать старым хреном, я тебе оба уха на хрен оторву.
Владимир Родионыч ослабил хватку пальцев. Гринчук с шипением принялся растирать ухо.
– И где там Полковник с коньяком? – осведомился Владимир Родионыч.
А Полковник сидел на табурете в баре и медленно-медленно смаковал коньяк из широкого стакана.
– Знаете, Никита, – сказал Полковник, – а коньяк действительно хороший. И кстати, вы Никита или Саша? Я слышал два варианта.
– Саша – это имя. А поскольку фамилия у меня Никитин, то и кликуха – Никита, – ответил бармен.
– Понятно, – кивнул Полковник. – Так на бутылочку я располагаю?
– Для друзей Юрия Ивановича, – бармен сделал широкий жест, из которого могло следовать, что он готов весь бар отдать друзьям Гринчука.
– Вы мне когда-то сказали, что таких как Юрий Иванович уже не делают… Он что, сделал для вас что-то очень хорошее? И вы ему платите добром за добро?