Рождество в доме Мегрэ

Сименон Жорж

– Он жил в другом месте?

– Он жил с семьей на улице Мазарини. В половине десятого я забеспокоилась.

– Он умер?

– Нет. Я позвонила жене, но та сказала, что он ушел из дому, как обычно, в восемь утра.

– Откуда вы звонили?

– Из перчаточного магазина, рядом с нашим. Я прождала все утро. Его жена тоже приехала ко мне. Мы вместе пошли в полицию, где, между прочим, к этому отнеслись совершенно спокойно. Спросили у жены, здоровое ли у него сердце, нет ли любовницы и так далее, в том же духе. С тех пор он бесследно

исчез. Магазин откупили какие-то поляки, а мой муж настоял, чтобы я бросила работу.

– Сколько прошло тогда времени после вашего замужества?

– Четыре месяца.

– Ваш муж уже разъезжал по юго-западу?

– У него был тот же маршрут, что и сейчас.

– В то время, когда исчез ваш хозяин, месье Мартен находился в Париже?

– Нет. Думаю, что нет.

– Полиция осмотрела помещение?

– Все оказалось в порядке, точно так, как было накануне вечером. Ничего не пропало.

– Вам известна судьба мадам Лорийе?

– Какое-то время она жила на деньги, полученные от продажи магазина. Дети сейчас уже, должно быть, взрослые, семейные. А она теперь держит галантерейную лавочку, недалеко отсюда, на улице Па-де-ла-Мюль.

– Вы с ней поддерживаете отношения?

– Я иногда заходила в эту лавку. Там однажды мы случайно и встретились. Сначала я ее не узнала.

– Когда это было?

– Не помню, с полгода назад.

– Есть у нее телефон?

– Не знаю. А зачем это вам?

– Что за человек был месье Лорийе?

– Вы имеете в виду внешность?

– Да, первым делом опишите его.

– Высокий, выше вас и еще шире в плечах, толстяк, довольно рыхлый. Понимаете, что я хочу сказать? Он не слишком следил за собой.

– Возраст?

– Лет пятьдесят. Точно не знаю. У него были черные с проседью усики, а одежда всегда висела мешком.

– Вам известен его распорядок дня?

– Каждое утро он шел из дома в магазин пешком, приходил примерно за четверть часа до меня и сразу же просматривал почту. Говорил мало. И вообще, скорее был меланхоликом. Большую часть времени проводил у себя в кабинете, в глубине магазина.

– Были у него любовные связи?

– Не знаю.

– За вами он не ухаживал?

– Нет.

– Он вас очень ценил?

– Думаю, что я была ему хорошей помощницей.

– Ваш муж с ним встречался?

– Разговаривать им не приходилось. Иногда Жан встречал меня после работы, но всегда ждал на улице...

Это все, что вы хотите узнать?
– В голосе ее слышалось нетерпение, даже досада.

– Хочу вам напомнить, мадам Мартен, что это вы пришли ко мне.

– Лишь потому, что старая дура ухватилась за возможность увидеть вас вблизи и потащила меня чуть ли не силой.

– Вам не нравится мадемуазель Донкер?

– Не люблю людей, которые суют нос не в свои дела.

– А ей это свойственно?

– Мы взяли к себе ребенка моего деверя, вы это знаете. Хотите верьте, хотите - нет, но я отношусь к Колетте как к родной дочери.

Вероятно,

это было чисто интуитивное ощущение, неясное, почти неуловимое, но, сколько бы Мегрэ ни смотрел на женщину, сидевшую напротив него и курившую сигарету за сигаретой, он не мог представить ее в роли матери.

– И вот, якобы желая помочь мне, она без конца отирается здесь. Если мне на несколько минут нужно выйти, она уже стоит в коридоре и со слащавой улыбкой набивается: "Вы ведь не оставите Колетту одну, мадам Мартен? Позвольте мне посидеть с ней". А я про себя думаю, не развлекается ли она в мое отсутствие тем, что шарит у меня по ящикам.

– Однако же вы ее терпите.

– Приходится. Об этом настойчиво просит Колетта, особенно с тех пор, как слегла. Мой муж тоже ей симпатизирует. Когда-то, будучи еще холостяком, он болел воспалением легких, и она за ним ухаживала.

– Вы отнесли обратно в магазин куклу, которую купили в подарок Колетте на Рождество?

Она нахмурилась и посмотрела на смежную дверь:

– Я вижу, вы ее расспрашивали. Нет, я не отнесла куклу по той простой причине, что купила ее в универмаге, а они сегодня все закрыты. Вы хотите ее посмотреть?

Она сказала это с вызовом и, вопреки ожиданиям Мегрэ, принесла коробку, на которой сохранилась цена: кукла была дешевая.

– Могу я узнать, куда вы ходили сегодня утром?

– За покупками.

– На улицу Шмен-Вер или Амело?

– И на улицу Шмен-Вер и на улицу Амело.

– Простите за нескромность, что вы купили?

С разгневанным видом она бросилась на кухню, схватила сумку и почти что швырнула на стол:

– Смотрите сами!

В сумке лежали три банки сардин, ветчина, масло, картошка и пучок латука.

Она смотрела на комиссара пристально, сурово, не изменившись в лице и скорее злобно, чем со страхом.

– У вас есть еще ко мне вопросы?

– Я хотел бы знать фамилию вашего страхового агента.

Она явно поняла не сразу, потому что переспросила:

– Моего агента?

– Да, страхового агента. Того, что к вам приходил.

– Простите, совсем забыла. Это потому, что вы сказали мой агент, как будто у меня с ним дела... И это тоже Колетта вам выболтала? Действительно, два раза приходил какой-то человек, знаете, из тех, от кого трудно отделаться. Я сперва подумала, что это продавец пылесосов. Оказалось, он занимается страхованием жизни.

– И долго он пробыл у вас?

– Столько, сколько надо, чтобы выставить его из дома, втолковать, что у меня нет ни малейшего желания подписывать страховку на случай смерти моей или мужа.

– Какую компанию он представлял?

– Он мне сказал, но я забыла название. Там было слово "Взаимный...".

– Но он приходил еще раз?

– Совершенно верно.

– В котором часу Колетте полагается засыпать?

– Я гашу свет в половине восьмого, но случается, что она засыпает не сразу, а вполголоса рассказывает себе всякие истории.