Рози — моя родня
Шрифт:
— Интересно, он умеет распиливать женщин пополам? — задумчиво сказал Ларри. — Чтобы можно было заполучить половину, которая действует, но не разговаривает.
— Ларри, милый, — вмешалась мама, — прошу тебя, воздержись от таких замечаний при Джерри.
Наступил звездный час Мактэвиша. Первый ряд зрителей состоял всецело из седобородых старцев: мужчины помоложе стояли, наклонясь над ними, чтобы лучше видеть. Мактэвиш подошел к самому почтенному старцу, очевидно здешнему мэру, поскольку ему было предоставлено самое удобное место для
— А теперь я покажу вам еще один фокус.
Вслед за чем быстро опустил одну руку, извлек из бороды старца серебряную драхму и бросил монету на землю. Аудитория дружно ахнула. Снова подняв руки с растопыренными пальцами, он с другой стороны той же бороды извлек пятидрахмовую монету и тоже широким жестом метнул ее на землю.
— Итак, — продолжал Мактэвиш, стоя с поднятыми руками, — вы видели, как моя магия позволяет мне доставать деньги из бороды вашего мэра…
— Вы можете достать еще? — дрожащим голосом осведомился мэр.
— Да-да, — подхватили селяне, — можете еще?
— Я погляжу, на что способна моя магия, — ответил Мактэвиш, охваченный энтузиазмом.
Одну за другой он извлек из бороды мэра несколько десятидрахмовых монет и пополнил ими кучку денег на земле. В те времена Греция бедствовала настолько, что струившееся из бороды мэра серебро представляло собой целое состояние.
И вот тут Мактэвиш явно зарвался. Он достал из бороды пятидесятидрахмовую бумажку. Восхищенный возглас зрителей едва не оглушил нас. Ободренный этим, Мактэвиш извлек еще четыре таких бумажки. Мэр сидел точно зачарованный, время от времени шепотом произнося слова благодарности святому или святым, коих почитал ответственными за это чудо.
— Знаете что, — осторожно произнес Теодор, — мне кажется, не следует продолжать этот трюк.
Но Мактэвиш слишком разошелся, чтобы сознавать рискованность своих действий. Из бороды мэра была извлечена стодрахмовая бумажка, и последовал гром аплодисментов.
— А теперь, — объявил он, — мой заключительный фокус.
Снова поднял вверх руки, показывая, что в них ничего нет, затем наклонился и извлек из пышной седой бороды бумажку достоинством в пятьсот драхм.
Сумма денег, лежащих теперь у ног мэра, составляла в глазах любого греческого селянина немыслимое богатство; в переводе на английскую валюту там было около двадцати — тридцати фунтов стерлингов.
— Вот так, — повернулся к нам Мактэвиш с гордой улыбкой. — Безошибочное средство.
— Вы в самом деле привели их в отличное расположение духа, — сказала мама, забыв про все свои тревоги.
— Я ведь сказал вам, миссис Даррелл, чтобы вы не волновались, — ответил Мактэвиш.
Вслед за тем наш иллюзионист совершил фатальную ошибку. Он наклонился, собрал все деньги с земли и засунул себе в карман.
Что тут началось!
— Я… э… предчувствовал, что может этим кончиться, — заметил
Престарелый мэр поднялся, шатаясь, на ноги и поднес кулак к самому носу Мактэвиша. Со всех сторон неслись негодующие крики, как на потревоженном птичьем базаре.
— В чем дело? — вопросил Мактэвиш.
— Вы украли мои деньги, — заявил мэр.
— Знаешь, мама, — сказал Ларри, — по-моему, теперь самое время вам с Леонорой и Марго возвращаться на катер.
Три дамы живо встали из-за стола и удалились вниз по главной улице размеренной трусцой.
— Ваши деньги? — озабоченно обратился Мактэвиш к мэру. — Как вас понимать? Это были мои деньги.
— Какие же ваши, если вы нашли их в моей бороде? — спросил мэр.
Мактэвиш снова был сражен своеобразной логикой греков.
— Но как вы не понимаете, — произнес Мактэвиш с тоской в голосе, — это был всего-навсего фокус. Деньги в самом деле мои.
— Нет! — дружно воскликнули селяне. — Если вы нашли их в его бороде, значит, это его деньги.
— Неужели вам непонятно, — с отчаянием продолжал объяснять Мактэвиш, — что я делал фокусы? Это все были трюки.
— Ага, и весь трюк заключался в том, чтобы украсть мои деньги! — настаивал мэр.
— Вот именно! — рокотом поддержала его толпа.
— Знаешь, — уныло обратился Мактэвиш к Ларри, — по-моему, этот тип страдает старческим маразмом. Он не соображает, в чем дело.
— А ты, скажу тебе, полнейший идиот, — ответил Ларри. — Ясное дело, он уверен, что деньги его, раз ты извлек их из его бороды.
— Но ведь это не так, — настаивал Мактэвиш. — Деньги мои. Это был фокус.
— Мы-то знаем это, балда, да только они не знают.
Мы очутились в окружении буйной, негодующей толпы селян, решительно настроенных на то, чтобы отстоять права своего мэра.
— Верните ему его деньги, — кричали нам, — не то мы не выпустим ваш катер!
— Мы пошлем в Афины за полицией! — добавил кто-то.
Учитывая, что на связь с Афинами ушла бы не одна неделя и столько же пришлось бы ждать полицейского, которому будет поручено разобраться с этим делом, — если такового вообще посчитают нужным направить, — мы, несомненно, оказались в затруднительном положении.
— Мне кажется, э… — заметил Теодор, — что вам следует отдать ему эти деньги.
— Что я всегда говорю об иностранцах, — вступил Дональд, — несдержанные, к тому же еще и алчные. Взять хотя бы нашего Макса — только и знает, что занимать у меня деньги, и никогда их не возвращает.
— Не хватает еще и нам начать ссориться, — парировал Макс. — Мало вам того, что уже тут происходит.
— В самом деле, — сказал Ларри. — Теодор прав. Отдай ты ему эти деньги, Мактэвиш.
— Но это целых двадцать фунтов! — воскликнул Мактэвиш. — И ведь я только показывал фокус.