Розмысл царя Иоанна Грозного
Шрифт:
— Не потрапезуешь ли, государь?
Иоанн кивнул утвердительно.
Стольник отведал постных щей и варёную рыбу и передал их царю.
Доедая последний кусок, Грозный сбил пальцем крошки с клинышка бороды, ладонью размазал по губам клейкую ушицу и перекрестился.
— Измаялся яз нынче, — лениво протянул он. — Утресь додумаем думу.
Казначей робко напомнил:
— Аглицкие гости утресь белку будут глазеть. Царь оживился.
— Пучки-то прилажены ли?
— Чмутят басурмены те. Давеча толмача присылали: дескать, пожаловали бы белку им, како по
Ногтем мизинца Иоанн раздражённо ковырял застрявшую в зубах рыбью косточку и что-то соображал. Вдруг он сипло расхохотался.
— Показали бы басурмены милость да перебрали бы все три тьмы пучков! Поглазел бы яз!
И, подробно разъяснив, как подменить лучшие шкурки худшими, прибавил:
— А какие пучки без удуру Ивашка тебе, казначей, для показу подкинет. Слышишь, Иван?
— Слышу, преславной!
— А ещё, государь, воску у нас полежалого сила… — печально вздохнул Фуников.
Царь опустил руку на плечо Висковатого и внушительно заглянул в его глаза.
— На то и дьяки, чтоб извод был бумаге.
Дьяк торопливо взялся за перо.
…А ещё до соизволения государева ни единым людишкам, опричь двора, не вести торгу воском… А паче нарушено будет сие…
И, закончив, на коленях подал Грозному грамоту для подписания.
После ранней обедни Иоанн прошёл через внутренние покои на склады.
— Царь идёт! — громогласно объявил поджидавший жилец.
Работные, закрыв руками лица, попадали на пол.
Фуников стоял у огромной кипы пучков и ухмылялся. Уловив едва заметный знак, поданный царём, он ловко выхватил один из пучков. Грозный внимательно просмотрел и пересчитал шкурки по сортам.
Всё шло так, как было условлено накануне. Фуников ни разу не ошибся и по знаку подавал лучшие пучки, выхватывая их, почти не глядя, из общей кучи.
Деловито проверяя груду конского волоса, щетины, гусиного пуху и кож, царь давал подчинённым последние указания.
Измученными призраками сновали по складу работные. Их лица и полуголые тела были залеплены мёдом, пухом, волосом и щетиной. Согнувшись до земли, они перетаскивали с места на место тюки, укладывали их так, как требовал казначей. За всю долгую ночь никто из них ни разу не передохнул: бичи зорких спекулатарей были всегда наготове.
Иоанн укутался по уши в шубу и, зябко поёживаясь, ушёл в палаты.
В трапезной его поджидали думные бояре: Михаил Лыков, Колычев, Бутурлин [77] и Иван Воронцов [78] .
Ответив лёгким кивком на поклон, царь уселся за мраморный столик.
Думные не притронулись к кушаньям, расставленным на длинном столе, до тех пор, пока Грозный не передал Челяднину надкусанный ломоть хлеба.
— Воронцову! — бросил лениво царь и отломил ещё два куска. — Лыкову и Бутурлину!
Бояре трижды
77
Бутурлин — из рода Бутурлиных, князей и графов (предок — Радша, прибывший из Германии в Новгород в конце XII в.).
78
Воронцов Иван Михайлович — из дворянского рода, воевода и дипломат; участвовал во многих войнах времени Ивана IV и выполнял дипломатические поручения.
79
Подённая подача — надкусанный ломоть, знак царской милости.
Низко свесив голову, сидел Колычев, с мучительным волнением дожидаясь подачи. Бояре исподлобья поглядывали на него и уписывали кислые щи.
Царь облизал ложку и, слегка приподнявшись, перекрестился. Все вскочили за ним на молитву.
Прищуренный взгляд ястребиных глаз Иоанна впился в посеревшее лицо Колычева.
— Слыхивали мы, печалуешься ты, князь, на лихие дела?
И сквозь дробный смешок:
— Не любо, сказывают, тебе, что, почитай, выше земских сиживают николи и в думных списках не виданные Биркины да Боборыкины, да Загряжские с Наумовыми, да что ещё те Басмановы со Скуратовыми и Годуновым силу взяли великую?
Боярин, потупясь, молчал.
Лёгкая тень пробежала по лицу царя, погасила смеющиеся глаза и залегла глубокой бороздой на лбу.
В трапезную неожиданною оравою голосистых ребят ворвался шумный перезвон колоколов.
— Не иначе — Федька на звоннице тешится, — недовольно покачал головой Иоанн.
Пыхтя и отдуваясь, в дверь просунулся боярин Катырев.
— Сызнов царевич убег от меня, государь!
Набросив на плечи шубу, Грозный вышел на крыльцо и, приложив кулак к губам, строго окликнул сына.
Перезвон оборвался. Фёдор бочком сунулся к лесенке и исчез.
В трапезной молча стояли бояре.
Не обращая внимания на Колычева, Иоанн направился к креслу, стоявшему у окна, и придвинул ногами тигровую полость.
— Читай! — приказал он Висковатому, усаживаясь удобней.
Дьяк развернул цидулу и улыбчато шевельнул носом.
— От Михаилы Воротынского-князя.
Клинышек царёвой бороды оттопырился кверху, точно прислушиваясь к чему-то. Правая нога грузно нажала на голову тигра.
— Чем ему на новых хлебах не потрафили?
Висковатый, не торопясь, прочёл цидулу опального. На многие обиды жаловался Воротынский, требовал, чтобы украйные служилые оказывали ему почтение, достойное его отечества, и выражал своё удивление тому, что давно не получает царёва жалованья: вёдра романеи, вёдра бастру, десяти гривен перцу, гривенки шафрану и пуда воску.
С каждым словом к Иоанну возвращалось его игривое настроение. Приподняв посох, он слегка коснулся 'наконечником Колычева.