Розовая пантера
Шрифт:
— Маш, это я.
— Извини, Глеб, мне сейчас некогда…
— Да ладно, я тебя не буду долго задерживать. Я просто хотел сказать тебе: можешь жать на свою «ядерную кнопку». Ни черта у меня не получилось, он даже слушать не стал… Глупая была затея.
— Я знаю, знаю. Я тебе потом позвоню. Обязательно позвоню,
— Маша?..
Гудки.
Она выскочила на улицу, справившись наконец с замком, который устал сопротивляться. Побежала наугад, пытаясь проникнуть взглядом за горизонт. Проникла. Увидела его. Далеко, за тысячи километров, которые нужно было перемахнуть одним прыжком, иначе она просто свалится в пропасть. Набрала воздуха в легкие поглубже — перемахнула. Одним прыжком, из прошлого — в будущее.
Он стоял возле ларька и пил минералку.
Это было немыслимо, невероятно. Стоял возле ларька и просто пил минералку. Как будто небо и не свалилось только что на землю, как будто сама она, земля, не разверзлась только что у них под ногами, как будто на самом деле, кроме них двоих, могла существовать себе на свете эта минералка. «Нарзан», — прочитала она. Выплеснула свою обиду:
— Стоишь и пьешь тут минералку.
Вытерла дурацкие слезы на глазах. Улыбнулась, как дура. Услышала:
— Бегаешь по улицам в тапочках и без верхней одежды. Так и воспаление легких недолго…
Ответила:
— Я люблю тебя. Любила все эти годы и до сих пор люблю…
Снова вытерла дурацкие слезы. Он посмотрел на нее, потом поднес к губам пластиковую бутылку и сделал еще глоток. «Нарзан», — снова прочитала она. Проводила глазами — до пластиковой урны, точно такой же, в которую бросала она недавно лотерейные билеты. И в этот момент
Потому что ей опять шестнадцать, и она снова стала собой, и кончилась наконец эта затянувшаяся болезнь — раздвоение личности, не смертельной вовсе она оказалась. Потому что ноги оторвались от земли — а она не упала, а небо вдруг стало зеленым, как его джемпер, в тонкую белую полоску, — небо рядом, она прикоснулась к нему руками, вдохнула его запах, уткнулась в него лицом, вытерла о него слезы, о небо — мягкое, вязаное небо, зеленое в белую тонкую полоску, вот оно, оказывается, какое…
— Я люблю тебя. Так люблю, — шептала она, окутавшись этим небом, сливаясь с ним и не прося от жизни больше ничего.
— Глупенькая, — услышала. — Ну почему же сразу…
Она подняла голову — ей так захотелось увидеть его глаза. Волосы мешали, как обычно, закрывая мир, делая его расплывчатым и полосатым. Она убрала челку с глаз привычным движением. Чтобы видеть его. Услышала:
— Машка, Машка… Челка твоя растрепанная, как интересно ты ее убираешь, как небрежно… Знаешь, я тебя когда увидел в первый раз, подумал, что ты похожа на Эммочку.
— На Эммочку? — переспросила она в губы, чувствуя, что совсем потеряла вес, что уже больше ничто не удерживает ее на земле, не понимая, о чем он.
— На Эммочку. А потом подумал: нет, скорее на Лолиту. Но ведь и на нее тоже не похожа. Кто же ты есть на самом деле, скажи?
Ей показался почему-то очень важным этот вопрос. Нужно было ответить что-то, хоть что-нибудь, она вспомнила наконец и спросила:
— Может быть, Машенька? Есть же и такой роман…
Он улыбнулся, покачал головой:
— Такую, как ты, просто еще не придумали.