Розовая шубка
Шрифт:
— В отпуск рано.
— А июля мне не видать.
— С чего ты взял глупость такую?
— А! — Он снова махнул рукой. — Я пойду?
— Иди. Закури вот моих.
Лейтенант достал сигареты, угостил. Дима спокойно затянулся, отошел и вдруг со всей силы поддал ногой пустое ведро. Оно с грохотом влетело в открытую дверь казармы, очумело ударилось в стену и завертелось в углу. Все выскочили, как по тревоге.
— Соколов! — гаркнул лейтенант. — Наряд на кухню вне очереди. Ведро починить и выровнять.
— Ну, вообще…
— Отвечайте по уставу!
— Есть починить и выровнять.
На
«Какой он? Сейчас ему третий месяц. Поли, беленький. Интересно, у него есть родинка на одном местечке, как у всех мужчин Соколовых? Оля, Оля… «Ромашка». Три года глаз не сводила, а когда надо — молчит. И молится за него. Неспроста же его ни одна опасность не берет, как заговоренного. Значит, любит? Или уже нет?»
Это становилось невыносимым. Он чувствовал, что вот-вот отвяжется, сорвется, разнесет все в пух и прах, здоровенный, запутавшийся, никому не нужный, как картофельные очистки.
Все произошло неожиданно. В конце апреля, неизвестно по чьему недосмотру, на территории дизельной заправки в цистерну с горючим врезался на полном ходу БТР, оказавшийся без водителя. Сам по себе, словно от судьбы. Грохот получился знатный, железки летели во все стороны, но жертв не было. И Дима, хотя и находился в двух шагах, уцелел по обыкновению, зато крепко получил по ноге крышкой от цистерны, сорвавшейся при взрыве боевой машины. Полная горючего под завязку, она потому и не взорвалась, матушка-цистерна, а то некому и некуда было бы ставить злополучную крышку.
После этого кое в чем кумекавший лейтенант исхлопотал ему отпуск.
После обожания первых дней между Марианной и Сергеем началось «расхолождение». Бывало, они не разговаривали по два-три дня, занятые своими стремительными делами, и вдруг она спохватывалась: «Что такое?» — цветы от него приносили прямо в аудиторию! Бывало, его крутая разносная речь по мобильному телефону, с трехэтажной бранью, за которую он уже не извинялся перед ней, разбивала в сердце всю нежность к нему, но проходила минута, он смотрел в ее глаза, и она забывала обо всем на свете. Как это непохоже на темную гиблую пропасть, из которой она выбралась недавно! Она шла вместе с ним на равных, поддержанная его пониманием на каждом шагу. Ах, как непохоже! Колье с бриллиантами он застегнул на ее шейке в ложе Большого театра. Но после первого поцелуя в Лейпциге он словно забыл о том, что она красивая и привлекательная, и словно присматривался: «Невеста? Да? Нет?»
Однажды, в конце апреля, его не было целых четыре дня. Она ходила сама не своя. Стояли жаркие, почти летние дни, но Марианну знобило, как в лихорадке. Ревнивые мысли о секретарше, словно осы, кружились в голове.
— Марианна, — позвонил Сергей как ни в чем не бывало. — Извини, я был в Турции, не успел тебе сказать. Я сейчас подъеду.
«У него всегда отговорки, — рассердилась она с облегчением. — Попробуй-ка я такое сотворить!»
Марианна встретила его холодная как лед.
— Что,
— Я хочу познакомиться с твоей секретаршей, — твердо сказала она.
Как громом пораженный, он посмотрел ей в глаза.
— Ты с ума сошла, Маришка!
Она молчала. Растерянно пожав плечами, Сергей согласился.
— Хорошо, поехали. Ради Бога. Я и сам хотел пригласить тебя в офис.
Это был старинный двухэтажный особняк на Ордынке. Внизу сидела охрана, два молодца в камуфляжной форме.
— Невесту мою пропускать без звука, — представил ее Сергей.
Она чуть-чуть прикусила губу. Когда это он решил? Ребята поздравили их. По белой лестнице, мимо мраморных полуобнаженных нимф с ветвями-светильниками в прекрасных руках, они поднялись в светлые апартаменты второго этажа, прошли коридором сквозь самораздвигающиеся прозрачные двери. В приемной, украшенной картинами, цветами и широким ковром во всю ширь пола, за столом, уставленным телефонами и мониторами, сидела молодая женщина-секретарша.
— Привет, Сережа!
— Приветствую вас, Софья Ильинична! С моей невестой соединяйте в любое время без проволочек. Договорились?
— Конечно, Сергей Иванович. Извините, Сергей Иванович! Примите мои поздравления, Сергей Иванович! Добро пожаловать!..
— Марианна.
— Очень приятно, Марианна. Я запомню.
Она улыбалась, но в глазах ее блеснул холодок.
«Генеральный директор Плетнев Сергей Иванович» — было написано на медной табличке у двери.
— Входи. — Сергей пропустил ее.
В просторном кабинете в три уютных старинных окна всю середину занимал длинный дубовый стол человек на тридцать сразу; директорский стол располагался поперек дальнего торца.
Здесь Марианну ждал сюрприз. Небольшая картина в золоченой рамочке, с подставкой, как у зеркала, стояла слева от директорского места.
На ней масляными красками была изображена девушка в зеленом платье, со спины, с косами, уложенными над ушами, видна была нежная щека и завиток волос; девушка протягивала руку в окно, к цветущей ветке винограда. Цветы были мелкими, зелеными.
— Я никогда не видела цветущего винограда, — качнула головой Марианна. — А ты, оказывается, художник? Знавала я одного художника, — будто во сне проговорила Марианна. Тонкая боль отдаленно коснулась сердца.
— Я архитектор, Мариша, мы все немножко живописуем. Смотри, что нам предстоит выстроить на Новой Земле…
Но Марианна уже спохватилась и даже отпрянула от цветного эскиза с голубыми строениями.
— Как на Новой Земле?! Там опасно!
Он молча прошелся по кабинету. Открыл дверцу книжного шкафа и вдруг шагнул в него.
— Иди-ка сюда.
Это оказался вход в небольшой спортзал. Свисали с потолка гимнастические кольца и кожаная груша, лежали гантели, гири, боксерские перчатки, стояли два спортивных тренажера. В углу в пластиковой кабине был оборудован душ.
— Наломаешься по объектам, приедешь грязный, усталый, а примешь душ, покачаешься на железках и снова, как новенький. Здорово, правда?
Марианна с серьезностью посмотрела на него.
— Сережа… скажи, пожалуйста, ты всегда все решаешь сам?