Розовая симфония

AlshBetta

Однако даже в бочке самого сладкого и терпкого, самого вкусного и дорогого меда имеется ложка дегтя. Причем она, как правило, полностью перекрывает собой весь вкус, принося лишь горечь, разочарование и сомнения, затаившиеся в гречишном вкраплении в сладкий нектар.

Сначала не продалась лучшая, по мнению Каллена-младшего, его картина. Она так и осталась стоять на своем постаменте после окончания выставки.

Потом пришло смс-сообщение от Алены с признанием, что она беременна (которое, впрочем, оказалось

ложным, но наделало немало бед и едва не сломало все планы).

И в апогей ситуации внезапный звонок разбудил Эдварда в половине третьего ночи.

Он нехотя повернулся на другой бок, скинул одеяло и, не заботясь ни о звучании голоса, ни о том, как удобнее сесть для разговора, пробубнил в трубку:

– Я слушаю.

В комнате было темно, светлые простыни немного отсвечивали от лунного света, а подушка манила к себе со страшной силой. Эдвард проработал по внеурочному новому заказу, подорвавшему его свободу, почти двадцать часов, силясь выдавить из себя хоть каплю чего-то стоящего, хоть пару нот, и был жутко измотан.

Если бы на том конце оказался Карлайл, его бывшая жена Карина, директор Рубенс или даже приятель детства Курт, он бы послал их к черту и вернулся в постель. Не в том настроении, виде и состоянии был, чтобы вести разговоры.

Однако в трубке послышался совсем другой, слишком знакомый голос. Плачущий.

– Мистер Каллен…

Изабелла?

Изабелла в отчаянье.

С дрожащим тембром, с путающимися во всхлипах словами и каким-то шумом на заднем плане. Она. Нет сомнений.

– Белла?
– он проснулся быстрее, чем ожидал. Сел в постели и не обратил внимание даже на головокружение от такого резкого подъема. Внутри все болезненно сжалось от одной лишь мысли, что это эфемерное создание в розовом (а это, как выяснилось, ее любимый цвет) может так горько плакать. И явно не без причины. Ночью.

– Мистер Каллен… мне сейчас… я хотела бы… вы не приедете? Пожалуйста!
– два последних слога ее просьбы исказились подобием вскрика, когда громкий удар по чему-то деревянному пронзил слух. Дыхание девушки совсем сбилось, а страх вцепился в нее своими крючковатыми длинными пальцами - это прекрасно ощущалось даже через телефонную трубку.

– Приехать к вам, Изза?
– поспешно уточнил Эдвард, поймав себя на том, что уже одевается, - на квартиру? Или в какой-то клуб?

– Квартира, - прохныкала она, - простите… простите меня…

– Что случилось?
– его голос тоже исказился, и Белла замолчала. В какой-то момент ему показалось, что сейчас она бросит трубку.

А потом в трубке снова послышался звук сильного удара. И она, наверняка подскочив на месте, срывающимся шепотом забормотала:

– Помогите, пожалуйста! Помогите мне!..

Стоит ли говорить, с какой быстротой Эдвард оказался внутри своего автомобиля? Стоит ли уточнять, с какой скоростью выезжал из собственного двора и следовал к квартире сына, находящейся, благо, всего в паре кварталов? Его подгоняло сковавшее душу беспокойство, липкий пот и ледяной страх. В голове сновали тысячи вариантов случившегося, один страшнее другого. Явственно ощущая, что изведет себя прежде, чем сможет помочь, Эдвард с трудом контролировал дыхание и старался не отвлекаться от дороги. Он едва не проехал на красный, когда подумал, что, возможно, в квартире какие-то головорезы или прочие «приятные» люди. Но затормозив, взяв себя в руки, прогнал все предположения. Сосредоточился. Увеличил скорость.

Лифта в доме детей композитор ждать не стал. За мгновение взлетев по лестнице на седьмой этаж, в полуистеричном состоянии впился пальцами в дверной звонок.

…Открыл Джаспер. Заспанный, с красным лицом, с пульсирующими венками на шее и лбу, с дико горящими глазами и крепко зажатой в пальцах бутылкой водки. Не поверил своему взгляду, заморгал. Рот искривился, губы поджались.

– Какого ты здесь?
– «дружелюбно» поприветствовал он отца, собираясь захлопнуть дверь обратно.

– Что происходит?
– без труда определив количество алкоголя в крови сына - как минимум две трети бутылки горячительного напитка - Эдвард мрачно окинул его испепеляющим взглядом. Разве появление Беллы не положило этому конец? Он держался два месяца!

– Празднуем то, что Аленка отстала, - пожал плечами молодой Каллен, - тебе-то что?

Его грубость сегодня не задевала, только злила. Композитор с опасливостью встречал то, как вибрировало что-то в голове и наливалось тяжестью сердце. Будь это не Джаспер, удар по лицу уже бы последовал.

– Где Изабелла?
– вместо всего запланированного, вспомнив о главном, спросил он.

– Спит где-то… Отец, иди по своим делам. Тут бордельчик вперед по улице… возле секс-шопа.

Сглотнув негодование, затаившееся в голосе, Эдвард без дозволения хозяина вошел внутрь. Молча.

Его же, ошарашенного, просто отодвинул назад, а стойкий запах спиртного проигнорировал.

– Ты в конец оборзел?
– неотступно следовал сзади все еще изумленный сын.

И именно эта фраза, все вложенное в нее, все услышанное в ней, привели к известному результату. Эхом отдались у Каллена-старшего в голове и пронзили стрелой сознание.

– Я спрашиваю, где Белла?
– проревел он, с неожиданной силой впечатав сына в стену, - говори немедленно, что с ней: она плакала?

Едва не выронивший бутылку, растерявший свою бравость и непокорность, Джаспер широко распахнул глаза.

– В ванной…